Московский миф - Дмитрий Михайлович Володихин

неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (Фес. 2: 1–12).

О том, что представляет собой Катехон, написано очень много. Смысл понятия «Удерживающий» толковали на разные лады в эпоху Средневековья, обращались к нему и позднее. Сообщество современных интеллектуалов России постоянно творит тексты, так или иначе апеллирующие к этому понятию, хотя к единому толкованию до сих пор православные публицисты не пришли.

Вот наиболее «классическое», наиболее традиционное понимание проблемы: «Удерживающим, или по-гречески Катехоном, в понимании православной традиции является власть Римской империи, наследницей которой явилась империя Византийская, а за ней – Российская. Катехон будет стоять до последних времен и всегда ограждать не только Церковь, но и нормальное существование человечества, его законное, правовое существование в противовес аномии – беззаконию, демоническому хаосу, несущему смерть не только физическую, но и духовную» (прот. Андрей Новиков).

Большую популярность получила идейная платформа, в соответствии с которой надо ставить знак равенства между российским самодержавием и Катехоном, – во всяком случае, для эпохи новой и новейшей истории. Это значит: в ближайшее время самодержавие следует восстановить. А пока реставрации не произошло, сама Царица Небесная занимает монаршее место в России. Когда же чаемое восстановление произойдет, ничего иного ждать не следует – вплоть до Страшного суда.

Егор Холмогоров предлагает более широкое определение: «Идея “удерживающего” многообразна и многозначна, не сводясь только к определенной системе власти и к лицу монарха. В некотором смысле “удерживающим” может считаться всё то, что проникнуто Божиим благословением и что препятствует развитию “мистерии аномии” и пришествию вслед за ней антихристова порядка. На одном уровне это может быть геополитический субъект, на другом – государственное установление, на третьем – добрый благочестивый обычай. Однако общий знаменатель всех форм и видов “удерживающего” один. “Сдерживание” антихриста не есть самоцель. Это средство для осуществления другой, стократ важнейшей миссии – спасения человеческих душ. Там, где царит истинный, затронутый благодатью порядок, где не разрушена, по выражению архимандрита Константина (Зайцева), “аппаратура спасения”, там большее число людей имеет шанс уберечь свою душу, спасти ее от растления антихристом… Там, где существует защищенный от аномии социум, в котором люди поддерживают посредством социальных связей благочестие друг в друге, там путь человека к Богу надежно огражден от насильственного прерывания».

«Самодержавная» точка зрения слишком тесно связывает апостольские слова с определенной формой организации политической власти. Да, скорее всего, святой Павел говорил о сильной власти, исходящей из центра Империи и поддерживающей должный порядок. Сильная власть, дающая обществу порядок, предохраняющая культуру и быт от деструкции, преданная идеалам христианства, может принимать разные формы. Центр этой власти, столица Империи, способна транслировать «царственность», т. е. в данном случае священную способность Катехона к этой работе и право его заниматься ею, в другой город. Так «царственность» перешла от Рима к Константинополю, а из Константинополя в Москву – ради того, чтобы катехоническая власть могла заниматься своим делом.

Но, во-первых, власть первых преемников Октавиана Августа, – так называемый «принципат», – весьма близка к республиканской и соединена тысячами неформальных нитей с политическим устройством Рима, каким оно было до Цезаря. Какое уж тут самодержавие! Что же касается власти византийских василевсов, то она прошла через несколько стадий развития и нередко бывала весьма далека от идеалов самодержавного правления. Неужто те два образца катехонической власти были неистинными? Да и наше, русское самодержавие установилось довольно поздно – не ранее третьей четверти XVI столетия, то и дело претерпевало ограничения, а то и вовсе перерывы в функционировании – как, например, в годы Смуты или же после 1917-го. Что ж, и оно, выходит, какое-то ложное, ибо не соответствует градусу «чистоты», заданному чисто теоретически?

Во-вторых, вот уже несколько поколений русских православных интеллектуалов заворожены пророчеством инока Филофея из псковского Елеазарова монастыря, по которому выходит, что Москва – Третий Рим, а четвертому «не быти». Значит, Москва – последняя в цепи. Филофей – многомудрый церковный публицист первой половины XVI века. Но он не удостоился канонизации, не является пророком и, подавно, не может рассматриваться как автор нового отрезка Священного Писания. Относиться к его словам надо соответственно. Иными словами, их следует воспринимать как красивый образ, фигуру речи, но не более того. Отчего христианскому миру обязательно надобно ждать Страшного суда после того, как Москва в роли очередного носителя катехонической власти до конца исчерпает себя? Бог наш всемогущ, будущее непроницаемо для простых смертных, а пути Господни неисповедимы. Может, будет четвертый, пятый, десятый носитель катехонической власти, может, она вернется в Москву в виде самодержавия, может, в другом виде, а может, никогда больше здесь не появится. Концепция Филофея – всего лишь теологумен. А ее воплощение в реальность зависит от милости Господней к нашему народу, а также от того, насколько сам народ способен прикладывать усилия к имперскому христианскому строительству. Ничего заранее и твердо установленного, особенно для нашего времени или ближайшего будущего, у Филофея искать не стоит. Призыв инока Филофея – созидательный, мощный, поднимающий на большую работу. Именно призыв, но никак не пророчество.

Определение Егора Холмогорова хорошо тем, что оно демонстрирует простую истину: там, где Катехон выполняет свою функцию, спасение душ возможно; следовательно, территории, подконтрольные Удерживающему, это земли спасительные. За пределами оных земель возможна лишь погибель, мученическое исповедничество или бегство под сень Катехона. Но взгляд на Катехон как на набор сущностей, а не один какой-то феномен (или, может быть, личность), содержит в себе определенный риск. Возникает соблазн всюду видеть маленькие катехончики. На одном уровне катехночик, на другом, на третьем, на пятом и на десятом по штучке… А в Священном Писании речь определенно идет об одном-единственном Удерживающем.

Итак, если Катехон – сильная власть, предохраняющая общество от анархии, атомизации, нравственного разложения и обеспечивающая «территорию спасения» для христиан, то он не должен ассоциироваться исключительно с осажденной крепостью. Парадоксальным образом Катехон – это еще и армия, осаждающая неприятельскую крепость, ведущая наступление.

Рим Первый, Рим Второй и Рим Третий в цветущем своем состоянии не только позволяли христианству «удерживать стены». Нет! Они давали ему возможность невероятно расширить пределы «территории спасения».

В Древнем Риме происходило первичное освоение Христовой верой Средиземноморья. Рим Второй позволил расширить миссионерскую деятельность далеко за пределы Империи. Рим Третий, помимо собственно-русской, коренной территории, проповедовал слово Христово на колоссальном пространстве от Кольского полуострова до приамурских земель, от Печенги до Анадыря. Речь шла не только и даже не столько о