Седьмой - Вячеслав Грацкий

Он продирался сквозь вражеские ряды, продавливал их, будто шел через трясину. Он давно уже потерял шлем и наплечники, кольчуга превратилась в лохмотья, но он все еще двигался и все еще улыбался.

На пороге он застрял, перебираясь через вал тел, споткнулся, и на него тотчас же обрушилась орава визжащих врагов. Горяй отчаянно завертелся, закрутился, но удары сыпались с такой плотностью, что отразить все оказалось не под силу и ему.

Кровь брызнула во все стороны, степняки радостно взвыли и набросились с удвоенной силой.

— Горяй!

Ирица невольно подалась вперед, но в нее вцепились одновременно Дежень и Воисвет.

— Ему нужна помощь! — закричала она.

— Остынь! — Дежень сжал ее плечи с такой силой что девушка едва не застонала от боли.

Впрочем, куда большую боль причинял ей вид шатающегося и окровавленного сотника. Каким-то чудом ему удалось вывернуться из толпы ошалевших от радости врагов и пробраться к дверям.

Он шел прямо по мертвецам, шел, спотыкаясь и падая, но его меч все еще разил без промаха и пощады. Но и вражеские удары все чаще и чаще достигали цели.

Светлые волосы Горяя слиплись от крови и торчали в разные стороны ужасными космами. По телу сотника струились настоящие ручьи крови, и своей, и вражьей, но он все еще был жив и упорно продвигался к выходу.

Едва он переступил порог, как двери дернулись, словно его поджидали, и стали неторопливо закрываться.

Степняки поначалу не обратили на это внимания. И только когда тяжелые створки принялись выталкивать их наружу вместе с грудой мертвецов, они наконец опомнились, и на выходе возникла давка. Десятка два степняков, оказавшихся в зале, ринулись наружу сломя голову и буквально выдавили Горяя из зала.

Прежде чем он скрылся в дыму, прежде чем створки захлопнулись, Ирица успела перехватить взгляд сотника. Его глаза заливала кровь, и вряд ли он что-либо видел, но по-прежнему улыбался.

А затем двери громыхнули, и в зале воцарилась тишина.

— Горяй, — прошептала Ирица, — как же это…

— Это был лучший воин из всех, кого я видел, — сказал Дежень, блаженно растягиваясь на полу во весь рост. Камень приятно холодил спину.

Воисвет молча уселся, скрестив ноги, и одним глотком осушил баклажку с водой. До последнего момента он не верил, что Горяй сумеет это сделать. И дело было вовсе не в его мастерстве. Князь не верил, что сотник станет жертвовать собой ради спасения товарищей.

Когда же это случилось, Воисвет ощутил легкие угрызения совести. Легкие, потому что он давно уже привык к тому, что воины жертвуют ради него жизнью. Привык настолько, что Горяй вылетел из его памяти ровно через минуту.

— Берсень, — улыбнулся Воисвет. — А ты все-таки настоящий маг.

Ирица, висевшая на шее юноши, окинула князя тяжелым взглядом.

— В твоих устах, князь, похвала звучит как приговор. Но если ты думаешь, что в следующий раз пожертвуешь его жизнью, так же как пожертвовал Горяем…

— Горяй был воин, и умер как воин, — холодно ответил князь.

— И это все, что ты можешь сказать? О человеке, отдавшем за тебя жизнь! — Ирица стиснула кулаки.

— А также за тебя, и за всех нас. И хватит об этом! — Он повысил голос. — У нас есть сейчас заботы поважнее.

— Поважнее? — вскинулась Ирица.

— Да, поважнее. Подумай лучше о том, что нам давно уже нечего есть. А сейчас мы допиваем последнюю воду. Но это еще не все. От наших доспехов, — князь отодрал с себя кусок болтавшейся стальной пластины, — остались жалкие клочки, и у нас нет с собой кузнеца, чтобы это починить. Так что подумай, Ирица, сколько мы проживем при таком раскладе? И надолго ли переживем Горяя?

Глаза Ирицы сверкнули, но она ничего не сказала.

— Вот и хорошо, — пробормотал князь. — Если мы в ближайшее время не найдем здесь еду и воду… Впрочем, может быть, Берсень может помочь?

Маг замотал головой: — Меня этому не учили, я не смогу достать еду.

— С дверями же ты тоже кричал, что не сможешь. — Воисвет не отрывал от мага взгляда. Лицо Берсеня сделалось темнее тучи.

— Это не я закрыл двери, — процедил он. — Я долго распутывал заклятие, возможно, в конце концов, я бы это и сделал, но… Что-то или кто-то вмешался.

Он взглянул на Дару.

— Нет, колдун, я и простые заклятия с трудом освоила, — она вздохнула. — К тому же, мне было не до волшбы, я вон едва не затупила кинжал.

— Но тогда кто? Кощей? — Воисвет огляделся, словно рассчитывал отыскать неведомого спасителя. — Да и зачем ему это?

— Я не знаю, — растерянно ответил Берсень. — Эта сила превыше моего понимания.

— Ладно, чего гадать о неведомой силе, лучше скажи, как выберемся отсюда. Других дверей тут больше нет.

Берсень задумчиво поскреб макушку.

— Если я хоть что-то начал понимать в замысле Кощея, думаю, мы выйдем отсюда без проблем, — сказал он.

— Неужели?

— Воисвет, если прошлый раз магия Кощея призвала существ из другого мира, то в этот раз был просто открыт вход в иной мир. Если учесть, что в каждом помещении нас атаковали только один раз, мне кажется, во второй раз дверь откроется в следующую комнату.

— Ему кажется, — усмехнулся князь. — Ладно, голову будем ломать потом. Сейчас отдых.

Спустя несколько часов они отправились в путь. Как Берсень и предполагал, двери открылись в другую комнату.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Дверь еще поскрипывала ржавыми петлями, а они уже рвали из ножен клинки. Прямо против них в двух шагах от порога стояло шестеро тяжеловооруженных воинов, тоже поспешивших обнажить оружие.

Какое-то время все молча разглядывали друг друга. Воисвет мгновенно отметил хотя и потрепанные, но еще вполне боеспособные доспехи, за плечами воинов покоились увесистые мешки.

Князь прищурился. На воинах были шлемы, помятые, с отколотыми краями, однако лица они закрывали надежно. Сквозь прорези сверкали решительные взгляды.

Воисвет оглянулся на своих. Дежень даже не стал натягивать позаимствованный у степняков лук. Часом раньше он признался, что пробьет из такого разве только кожаный панцирь. И сейчас, взглянув на стальные доспехи воинов, торопливо убрал лук в налучье и вынул меч. Воисвет стиснул челюсти. Если эти воины решатся на бой, его изможденным людям не выстоять. Стоявший впереди всех чуть опустил щит.

— Кто вы? — глухо спросил он.

— А кто вы? — Воисвет облизнул пересохшие губы. Воины обменялись взглядами, и вперед выступил самый рослый из них. Очень медленно он снял шлем, обнажив лицо молодого человека тридцати лет от роду.

— Я Бранибор, сын князя Радислава, а это мои товарищи. Он перечислил всех поименно, но князь слушал его вполуха. С куда большим интересом он вглядывался в их лица. Воины один за другим снимали шлемы, и за каждым из них Воисвет с удовлетворением наблюдал молодое лицо.