Львиное Сердце - Бен Кейн

командир поразился не меньше, но узнал герцога и взял на себя смелость препроводить нас прямо к Филиппу. Меньше чем за день я во второй раз оказался у шатра французского короля. Теперь, однако, Ричард приказал мне зайти. Фиц-Алдельм тоже вошел.

– Мне нужны свидетели, – вполголоса сказал герцог. – Чтобы мой господин отец не смог опровергнуть моих слов.

Филиппа мы застали бодрствующим и одетым. Он был облачен в блестящий хауберк, доходящий до колен. Талию перехватывал пояс из тисненой кожи с золотом, на нем висел меч в позолоченных ножнах искусной работы. Не было ни объятий, ни поцелуя мира. Вместо них Ричард удостоился холодного кивка. Нас французский монарх, казалось, и вовсе не заметил.

Герцог передал просьбу своего отца о перемирии. Филипп рассмеялся.

– Не далее как несколько часов назад я предложил твоему господину отцу эти самые условия, и он швырнул их мне в лицо. А ты имел наглость прийти сюда.

– Я ничего не могу поделать с событиями дня, государь, разве что извиниться, – сказал Ричард смиренным тоном.

Меня сжигал гнев оттого, что мой хозяин вынужден вести себя так, причем в этом положении он оказался исключительно из-за твердолобости своего отца.

– Я умоляю тебя, государь, согласиться на перемирие. Не допусти завтрашнего кровопролития, – продолжил герцог. – Потери с обеих сторон будут серьезными.

Филипп расхаживал по шатру, грозный, как туча.

Ричард склонил голову.

Если француз отринет предложение Генриха, с тревогой подумал я, немало убитых останется лежать в поле к исходу дня.

Наконец Филипп нарушил молчание:

– Неуважение, проявленное сегодня твоим господином отцом, непростительно. Я – король Франции!

– Еще раз, государь, выражаю глубочайшее сожаление относительно того, как он обошелся с вами.

– Он что, до сих пор считает меня мальчишкой, боящимся войны?

– Нет, государь.

Филипп продолжал негодовать и ругаться на Генриха. Дело представлялось безнадежным. Я почти приготовился к тому, что Ричард потеряет терпение и обрушится на французского монарха. Когда я увидел, как он расстегивает пояс, то не понял, что происходит. На лице Фиц-Алдельма отразилось такое же изумление, как на моем.

– Государь! – произнес Ричард.

Филипп прекратил расхаживать и посмотрел на герцога, преклонившего колено.

– Ну? – хмуро спросил он.

– Перемирие необходимо принять, сир. – Склонив голову, Ричард протянул ему меч с поясом, которые держал на ладонях. – Если мой господин отец нарушит его, я лично явлюсь на ваш суд в Париж. Клянусь в этом перед Всевышним.

Унижение Ричарда поразило меня. Немногим хватило бы силы воли поступить так, его отцу уж точно. Я закрыл глаза и взмолился, чтобы Филиппу хватило великодушия согласиться.

– Встань, брат. Мир предпочтительнее войны.

Я открыл глаза.

– Я принимаю твое предложение. – Филипп с широкой улыбкой забрал меч и пояс у Ричарда. Когда герцог встал, он протянул ему их обратно. – Будем надеяться теперь, что твоему отцу достанет благоразумия.

Ричард поклонился в пояс, что делал редко, даже перед Генрихом.

– С вашего позволения я сообщу королю о перемирии, – сказал он.

– Ступай с Богом.

Поклон Филиппа был подчеркнуто не таким глубоким. Если Ричард это заметил, то вида не подал.

Утро двадцать третьего июня выдалось солнечным и ясным. Когда разнеслась весть о перемирии, надежда словно родилась заново. Тысячи людей не погибнут и не превратятся в калек на окрестных полях. Окрыленный – ведь я был свидетелем того, как опасность отвратили, – я разбудил товарищей и поделился с ними своей историей. Филип и Рис слушали, вытаращив глаза. Луи позевывал, укрывшись одеялом, и делал вид, что ему не интересно. Овейн сказал, что я счастливчик, раз был там. Де Дрюн в присущей ему манере отпустил остроту на мой счет.

Когда появился Ричард, мы все вскочили. Вслед за ним вошел Фиц-Алдельм, чтоб ему провалиться.

Обычно я первым приветствовал герцога, но, сбитый с толку присутствием врага, позволил Филипу меня опередить.

– Куда направляемся, сир? На Отфор?

Сердце у меня забилось чаще. То было родовое гнездо де Борнов. В нем осел совавший везде свой нос трубадур Бертран, после того как выкурил своего брата. Призвать его к ответу было одним из заветных стремлений Ричарда.

Герцог покачал головой:

– Увы, с этой осадой придется подождать.

– Значит, на юг, сир? Убедиться, действительно ли отступил граф Тулузский? – предположил я.

Его глаза впились в меня, холодные и колючие.

– И не туда.

Смущенный, не зная, как поступить, я кивнул.

– В Париж, к королю Филиппу, – сказал Ричард. – Роберт поедет со мной.

«Как моему недругу удалось настолько втереться в доверие к герцогу? – гадал я. – Мне придется сильно постараться, чтобы сохранить его милость». Я кивнул, будто новость меня обрадовала.

– Когда выезжаем, сир?

Он снова вперил в меня ледяной взор.

– Ты не едешь с нами, Руфус.

Я обомлел:

– Как так, сир?

– Ты что, решил учить своего господина?

Голос Фиц-Алдельма хлестнул меня, как плетью.

Если бы взглядом можно было убить, он свалился бы замертво на месте.

– Спокойно, Роберт, – ласково сказал Ричард и снова обратился ко мне: – Ты наказан за свое вчерашнее поведение. – К моему изумлению, он продолжил: – Ты задирал и оскорблял людей Филиппа. Плевал в них, вызывал на драку. И все это, пока я был занят важнейшими переговорами. Если бы не вмешательство Роберта, перемирие, вступившее этим утром в силу, могло не состояться. Такая безответственность заслуживает наказания, Руфус. И это только начало. Когда я вернусь, то подумаю, какое еще взыскание на тебя наложить.

Я лишился дара речи от ярости – Фиц-Алдельм свалил на меня вину за то, что натворил сам, – и не мог найти ответа.

– Сир, это был не я!

Я видел лица друзей, на которых написана была готовность подтвердить мои слова, и заметил страх в глазах Фиц-Алдельма. Но я не принял в расчет несдержанный нрав Ричарда.

– Молчать! – рявкнул он.

Я прикусил язык.

– Препоясанный рыцарь, человек, которого я знаю и кому доверяю, поклялся, что ты совершил эти поступки! – орал герцог. – Радуйся, что я не наказал тебя строже, Руфус.

Негодующий, но бессильный, я обуздал свой гнев.

– Да, сир.

– Филип, ты едешь со мной. Луи тоже.

Ричард вышел, не обернувшись.

Я повернулся к Фиц-Алдельму, который смотрел на меня полным злорадства взором.

Я был так сокрушен, что мог только уткнуться взглядом в носки сапог.

Как только Фиц-Алдельм вышел, негодование моих товарищей вырвалось наружу. Рис бушевал больше всех, грозя, что будет красться за мерзавцем с ножом наготове. Я осадил его и выслушал мнения Филипа, Луи и Овейна. Де Дрюн, по своему обычаю, советов не давал.

Напрасно клясться, что Фиц-Алдельм лжец, объяснил я, это будет выглядеть так, точно я подговорил их. К тому