Звёзды - это блюдо, которое подают холодным (СИ) - Духовникова Евгения

Генеральный консул был в кабинете не один. За столом сидело ещё трое, и одного из них Клементина знала в лицо: это с ним они с Фау столкнулись как-то на катке.

Когда она вошла, флойды уставились на неё в немом изумлении, кто-то даже привстал с места. Похоже, она вломилась к генконсулу прямо посреди какого-то совещания. Наверняка крайне важного.

Ничего. Сейчас им будет не до совещаний.

— Господин Теол, надо полагать? — она церемонно кивнула представительному флойду, восседавшему во главе стола. — Приятно познакомиться.

— Это же та самая девчонка, — горячо зашептал кто-то в полной уверенности, что Клементина его всё равно не поймет. — Та, что вскружила голову Крейну.

— Ага. Это из-за неё мы упустили тенрийскую лазутчицу.

— Сама пришла. С ума сойти! Зачем, интересно?

Клементина и ухом не повела.

— Приёмная для контактёров девятью этажами ниже. — ледяным тоном отчеканил Теол, и шепотки за столом мигом смолкли. — Вы ошиблись дверью, сударыня. Настоятельно советую вам впредь быть внимательнее…

— Я не ошиблась, — Клементина покачала головой. Шагнула вперёд, положила руки на высокую спинку стула.

— Вы что себе позволяете, уважаемая? — прогремел консул, теряя остатки самообладания. — Я требую, чтобы вы немедленно…

Договорить господину Теолу не удалось: Клементина его перебила.

— Наши пути пересеклись, — раздельно проговорила девушка на чистейшем флойдском, — и это к добру. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

В комнате воцарилась оглушительная тишина.

— Я знаю, как переиграть тенри.

Тишина стала просто невыносимой.

— Вы правы, господа. В случившемся действительно есть и моя вина, — бесстрастно продолжала она. — И я намерена это исправить. В конце концов, Земля — моя планета. И её судьба заботит меня уж точно не меньше, чем вас.

— Ты владеешь нашим языком, — ошарашенно пробормотал один из флойдов. — И ты говоришь без акцента. Но… как?

— Прерванная нейротранзакция, — Клементина была готова к этому вопросу. — Видите ли, в результате цепочки случайностей обстоятельства сложились так, что из меня вознамерились сделать биона. Вот только я всё понимала. Я сопротивлялась. Я до последнего стремилась сохранить сознание. Это было невероятно тяжело, но мне это удалось. Транзакцию прервали, однако внушительный массив данных успел записаться в память. В том числе и знание языка.

— Почему я узнаю об этом последним? — гневно процедил Теол, бросив на подчинённых уничтожающий взгляд, под которыми они побагровели, побледнели и попытались стушеваться.

— Ну, не последним, — умиротворяюще возразила Клементина. — Почти никто не знал. Я и сама не сразу узнала. И далеко не сразу научилась в полной мере контролировать, на каком языке говорю.

Флойды молча переглядывались. Обменяться мнениями приватно они уже не могли — оставалось лишь обмениваться взглядами, сопровождая игру в гляделки выразительной мимикой и многозначительными жестами.

— Базовый жестовый я тоже, кстати, понимаю, — спокойно заметила Клементина, заставив флойдов застыть в очередном приступе изумления. Гнетущее молчание стремительно сгущалось, становясь всё более осязаемым.

— До сих пор считалось, что нейротранзакция невозможна без частичного или полного разрушения структур личности, — негромко произнёс Теол, и Клементина с восторгом уловила в его тоне неуверенность. — Что для флойда, что для человека. Но ты смогла остаться собой… — он глубоко задумался.

— Конечно, вы можете использовать меня в дальнейших исследованиях программирования сознания, — с улыбкой призналась Клементина, — вижу, у вас уже руки чешутся… Но у меня есть идея получше.

Консул впился в неё немигающим взглядом. Кажется, он даже перестал дышать.

— Какая?

Клементина поняла, что одержала верх.

* * *

Фау был зол как никогда — на Теола, не пожелавшего слушать его оправдания, на министра обороны, не удовлетворившегося письменными объяснениями и потребовавшего явиться самолично для подробного доклада, на недостаточно расторопных сотрудников космопорта, на родителей, непостижимым образом узнавших, что он прилетел на Мин, и пожелавших во что бы то ни стало увидеться с сыном (а заодно разузнать про таинственную особу, ставшую его лиэнти). Лишь на тенри Фау не злился — не было смысла. Тенри всего лишь преследовали свои интересы — а то, что на пути к ним они не гнушались никакими средствами, было вполне ожидаемо и закономерно. "Ничего личного, только бизнес", как говорят на Земле.

В итоге изначально короткая поездка растянулась почти на две недели, и ни дня не прошло, чтобы он не вспоминал ту, кого оставил на Земле. И даже острое наслаждение от пилотирования корабля не приносило обычного удовлетворения.

Когда датчики координатной сетки предупредительно пискнули, возвещая о вхождении в гравитационное поле планеты, Фау уже едва мог усидеть на месте: переключился на автопилот и прильнул к иллюминатору.

Сразу за космическим полётом — атмосферный, уже в аэромобиле. Скверное предчувствие гнало его вперёд, торопило, требовало не терять ни минуты — но глубоко внутри что-то щемило, словно часть его уже осознавала: он безнадёжно опоздал.

Её улица — тихая уютная улица, утопающая в зелени каштанов и кленов.

Её дом — с крыльцом, балкончиками и пышными цветниками, чересчур старомодный даже для этого мира.

Дверь открыл хмурый молодой человек. Вздрогнул, увидев его, но быстро взял себя в руки, скованно поздоровался и неохотно посторонился, давая ему пройти.

— Клементина!

Голос флойда утонул в недрах квартиры.

— Э-э… Она разве не с тобой? — раздалось за спиной недоуменно-вопросительное.

Фау обернулся. Скрестив руки на груди, Стефан угрюмо глядел на флойда.

— Где Клементина?

— Понятия не имею.

Леденящий ужас цепкой хваткой сжал сердце. Осознание того, что подспудно тревожило его всю дорогу, обрушилось на него с неотвратимостью снежной лавины: он больше не чувствовал Клементину. Если бы его лиэнти была в беде, расстроена или испугана, он бы ощущал её эмоции. Но сейчас он не улавливал ровным счётом ничего. И это могло значить лишь одно: она сняла браслет.

— Она оставила записку, — Стефан ушёл в комнату, чтобы через мгновение вернуться с измятым листком. — Я думал, она с тобой.

На изрядно потрёпанном клочке бумаги неровным пляшущим почерком было выведено всего несколько строк:

"Стефан, прости. Я ухожу. Мне нужно кое-что сделать, а кроме меня этого не сможет никто. Не знаю, удастся ли, но я обязана хотя бы попытаться. Ни в коем случае не ищи меня, и вообще, держись подальше от флойдов. Я не знаю, когда вернусь, да и вернусь ли. Прощай".

Глухо застонав, Фау рухнул в кресло.

— Какой же я идиот…

Впрочем, вдоволь насладиться самобичеванием ему не дали. Резкий толчок в плечо вернул его к реальности.

— Где моя сестра? — срывающимся голосом крикнул Стефан, хватая его за грудки. — Что вы с ней сделали? Отвечай, ты, недоумок хвостатый!

— Стефан…

— В последние дни она была сама не своя. Смотрела на меня — и будто не замечала. Будто я стеклянный! — Стефан резко замолчал, хватая ртом воздух. — Как будто чего-то боялась… Чего-то ждала. Чего??

— Ждала… — эхом откликнулся Фау. Ему ничего не стоило стряхнуть с себя Стефана, но он даже не пытался отбиваться. — Что я натворил…

— Ты её бросил?! — Стефан задохнулся от бешенства. — В этом всё дело, да? Из-за тебя она так себя вела? — он отвесил флойду такую затрещину, что будь Фау человеком, то мигом бы отправился в нокаут. — Что она имела в виду, когда написала "я ухожу"? Отвечай, ну!

"Ухожу".

Фау знал Клементину слишком плохо, чтобы с ходу догадаться, что она задумала, — но слишком хорошо, чтобы понимать: она способна на многое.

Она отнюдь не рядовую поездку имела в виду.

И она сняла браслет — а это говорило о многом.

Клементина решила, что больше не нужна ему. И это подтолкнуло её к чему-то из ряда вон выходящему.