Смерть внезапна и страшна - Энн Перри

Румянец окрасил щеки свидетельницы, но она сохранила спокойствие. Должно быть, потому, что рассчитывала услышать подобный вопрос.

– Да, – кивнула она, – это так.

– И вы считали ее отказ глупым и неразумным?

Ловат-Смит вскочил на ноги и обратился к судье:

– Мы уже затронули эту тему, милорд. Свидетельница обо всем рассказала, и я боюсь, что, находясь в отчаянном положении, мой ученый друг будет лишь напрасно тратить время суда.

Харди вопросительно поглядел на адвоката:

– Мистер Рэтбоун, имеют ли ваши расспросы иную цель, кроме затяжки времени?

– У меня действительно есть конкретная цель, милорд, – заявил защитник.

– Тогда ближе к делу, – велел ему судья.

Оливер склонил голову, а потом повернулся к Нанетте:

– Будучи хорошей знакомой мистера Таунтона, считаете ли вы его симпатичным молодым человеком?

Румянец вновь лег на щеки девушки. В волнении она была особенно хороша и, конечно же, знала об этом.

– Да, – не стала она отрицать.

– В самом деле? А вы представляете себе причины, по которым Пруденс Бэрримор могла отказать ему?

– Таких причин быть не может! – На этот раз в голосе девушки слышалось негодование, и она подняла подбородок чуть выше, явно решив, что поняла цель адвоката. Даже присяжные уже теряли терпение. Все скучали и, пожалуй, даже жалели свидетельницу. Сэр Герберт на скамье подсудимых беспокойно шевельнулся, и на лице его проявилось волнение. Оливер пока ничего не достиг. И один лишь Ловат-Смит сидел с напряженным выражением на лице.

– А вы приняли бы предложение от этого джентльмена, если бы он сделал его вам? – мягко проговорил Рэтбоун. – Вопрос, конечно, гипотетический, – добавил он прежде, чем Харди сумел вмешаться.

Кровь хлынула к щекам Нанетты. В зале кто-то с присвистом дышал. Один из присяжных в заднем ряду шумно прокашлялся.

– Я… – Девушка запнулась. Она не могла ответить отрицательно – иначе вышло бы, что она отказывает Таунтону прилюдно, чего ей хотелось меньше всего. – Я… вы… – Она с трудом собралась. – Вы ставите меня в неловкое положение, сэр!

– Приношу свои извинения, – с абсолютной искренностью отозвался адвокат. – Но мой подзащитный тоже находится в неловком положении, сударыня, и, более того, ситуация весьма опасна для него. – Он чуть склонил голову. – Поэтому я жду вашего ответа; ведь, если вы лично не приняли бы предложение мистера Таунтона, значит, вам известна какая-то причина, по которой и Пруденс Бэрримор могла отвергнуть его. А отсюда следует, что ее поведение было не столь уж неразумным и ни в коей мере не связанным с сэром Гербертом и с любыми надеждами, которые она могла испытывать в его отношении. Вы понимаете меня?

– Да, – ответила мисс Катбертсон нерешительно. – Да, понимаю.

Оливер ждал. Действие наконец захватило публику. Шелестя тафтой и бомбазином, люди подавались вперед, вслушиваясь и еще не вполне понимая, чего именно следует ожидать: здесь драму узнавали по запаху, и каждый знал, что такое страх.

Нанетта глубоко вздохнула.

– Да, я согласилась бы, – произнесла она задушенным голосом.

– Действительно, – кивнул Рэтбоун. – Так я и предполагал. – Он сделал пару шагов назад и вновь повернулся к девушке. – Вы ведь весьма симпатизируете мистеру Таунтону, разве не так? Этого достаточно, чтобы повлиять на ваше отношение к мисс Бэрримор. Ведь мистер Таунтон все время ухаживал за ней, невзирая на неоднократные отказы?

Зал обежал сердитый ропот. Несколько присяжных неуютно поежились.

Нанетта была воистину потрясена. Ее лицо от самых волос окрасилось румянцем, и она вцепилась в ограждение свидетельской трибуны, чтобы не пошатнуться. Шорох, выдававший общее смущение, становился все громче, но любопытство в каждом из присутствующих было сильнее стеснительности.

– Если вы хотите сказать, что я лгу, сэр, вы ошибаетесь, – сказала наконец свидетельница.

Оливер же просто излучал вежливость:

– Вовсе нет, мисс Катбертсон. Я просто дал вам понять, что ваше восприятие правды, как и у большинства из нас, когда мы находимся в состоянии крайнего эмоционального напряжения, окрашивается собственными императивами. То есть вы не лжете, но попросту ошибаетесь.

Девушка лишь яростно глядела на него. Несчастная была не в состоянии придумать ответ.

Но защитник знал, что драматический момент пройдет и рассудок восторжествует. Сэр Герберт получил небольшую поддержку.

– Итак, вы симпатизируете мистеру Таунтону настолько, что даже его раздражительный характер не способен повлиять на ваше решение, мисс Катбертсон, – продолжил он.

Нанетта мгновенно побледнела.

– Раздражительный характер? – повторила она. – Это ерунда, сэр! Мистер Таунтон – самый мягкий из людей!

Но публика, следившая за ней из зала, знала, как истолковывать слова. По напряженной позе, которую не скрывали модное платье и огромные юбки свидетельницы, они понимали – она прекрасно знает, что именно имел в виду адвокат. Ее смятение скрывало только причину.

– Ну, а если я спрошу мнение мистера Арчибальда Пурбрайта, согласится ли он с вами? – ровным тоном проговорил Рэтбоун. – Во всяком случае, миссис Уолдемар сомневается в этом.

Обвинитель вскочил. В его глухом голосе слышалось возбуждение:

– Боже мой, кто такой Арчибальд Пурбрайт? Мой ученый друг не упоминал прежде подобную личность, но если этот человек может выступить со свидетельствами, он должен представить его перед судом, чтобы мы могли опросить его и взвесить справедливость его показаний. Мы не можем принимать…

– Да, мистер Ловат-Смит, – перебил его Харди. – Мне известно, что мистера Пурбрайта не вызывали сюда. – Он повернулся к адвокату, вопросительно подняв брови. – Быть может, вы дадите соответствующие пояснения?

– Я не стану вызывать мистера Пурбрайта, милорд, если вы сочтете достаточными свидетельства мисс Катбертсон, – сказал Оливер. Это был блеф. Он не знал, где искать Пурбрайта.

Судья повернулся к Нанетте. Та, побледнев, застыла.

– Этот единственный случай произошел с ним достаточно давно, – запинаясь, выдохнула свидетельница. – Упомянутый человек плутовал в бильярде. Я вынуждена сказать эти слова: увы, это чистая правда. – Она с ненавистью поглядела на Рэтбоуна. – И миссис Уолдемар подтвердит мои слова!

Напряжение в зале исчезло, а Ловат-Смит улыбнулся.

– По вполне понятным причинам мистер Таунтон имел все основания для негодования и считал себя оскорбленным, – отозвался адвокат, – как поступил бы любой из нас, оказавшись на его месте. Видеть, когда тебя пытаются обмануть, проявляют нечистоплотность… Действительно, подобная ситуация могла бы стать истинным испытанием характера для большинства из нас.

Он помедлил, сделал шажок в сторону от Нанетты, потом другой и вновь повернулся к ней:

– Но на подобное искушение мистер Таунтон ответил припадком насилия, и от нанесения серьезных, быть может, даже смертельных ранений мистеру Пурбрайту его удержала лишь превосходящая сила двоих друзей.

Напряженность разом вернулась. В шелесте движений и шорохе ног угадывались возгласы удивления. На скамье подсудимых губы сэра Герберта сложились в самую крохотную улыбку. Напрягся даже Харди.

Уилберфорс с трудом скрыл свое удивление. Оно лишь на мгновение промелькнуло на его лице, но Рэтбоун это заметил. Взгляды их только соприкоснулись, после чего Оливер вновь поглядел на Нанетту:

– Не считаете ли вы возможным, мисс Катбертсон, не страшитесь ли вы в глубине своего сердца, что мистер Таунтон мог ощутить не меньшее разочарование и обиду после очередного отказа мисс Бэрримор, не имевшей других поклонников и прочих разумных, с его точки зрения, оснований для такого решения? – Голос защитника звучал негромко и даже умиротворяюще. – Что, если он решил прибегнуть к силе, когда она, проявив известное неразумие, посмеялась над ним или высказала пренебрежение? В этот ранний утренний час в темном госпитальном коридоре не было друзей Джеффри Таунтона. А Пруденс устала после долгой ночи, проведенной возле постели больного, и, конечно же, не ожидала насилия…

– Нет! – взорвалась Нанетта. – Нет! Никогда! Вы говорите чудовищную вещь! Пруденс убил сэр Герберт Стэнхоуп. – Женщина бросила ненавидящий взгляд на скамью подсудимых, и присяжные повернулись следом за ней. – Потому что она пригрозила предать гласности его интрижку! – громко выпалила Нанетта. – Мы все знаем это! Джеффри здесь ни при чем! Вы хотите обвинить его, чтобы выгородить своего подзащитного! – Она вновь бросила испепеляющий взгляд на скамью подсудимых, и обвиняемому явно сделалось неуютно. – Но, кроме этого, у вас нет ничего против Джеффри! – Свидетельница перешла в наступление. – Сэр, только презренный человек способен выдвинуть обвинение, основываясь на одном проступке хорошего человека.