Не звоните Вивиан - Анабелла Саммерс

Леся смотрит на меня глазами, полными слез, а я впервые в жизни ощущаю себя полнейшей дурой. Вслед за Анджелой в класс заходит Анастасия Дмитриевна в синем брючном костюме и повторяет то же самое:

– Ну-ка живо за кулисы! Десять минут осталось, потом не набегаетесь.

Леся выбегает из класса, отталкивая и Анастасию, и Анджелу, вслед за ней выходят и остальные ребята, все, кроме Тима и Артура. Артур будто хочет что-то сказать, но резко передумывает, сильно закусывает нижнюю губу, мотает головой, словно отказываясь во что-то верить, и уходит.

– Что произошло? – спрашивает Анджела, но Анастасия Дмитриевна не дает нам и пяти секунд:

– Ребят, вас это тоже касается. Давайте живенько, все в актовый зал.

По дороге меня трясет так, словно у меня лихорадка.

– Потом поговорим, – обнадеживает меня подруга и ускоряет шаг. У двери в закулисье – обратную сторону актового зала – уже никого нет, и Тим, хватая меня за широкий рукав футболки, шепчет:

– Они все в телефонах на что-то смотрели. Посмотри, где и что там может быть. А то у меня телефон допотопный…

Достаю телефон, ожидая ничего там не найти, но вижу пересланное от Леси сообщение поста в том же самом злополучном паблике. И на этот раз этот пост обо мне. И не просто текст, а видео.

«АНОН. Продолжаем рубрику "Секреты 11". Вы знали, что девочка из Англии Вивиан Ковальчик на самом деле не немая? Прикрепляю два видео последних пары лет, на которых она прекрасно разговаривает. Как тебе такое, Иммануил Кант? Что вы думаете по этому поводу?»

Прочитав, Тим сразу же жмет на первое видео. День рождения моей корейской одноклассницы два года назад. На видео среди десятка девчонок я выделяюсь своей неазиатской внешностью. Saengil chukha hamnida[80] – пою я вместе с ними, да еще и немного присвистываю в конце. И все бы ничего, если бы не второе видео. Если видео со дня рождения можно было найти в профиле моей бывшей одноклассницы, то на поиски коротенького фрагмента с моим ответом на вопрос про новые пандусы и ванные для инвалидов в нью-йоркской школе нужно было потратить не одну неделю:

« – How do you find new opportunities for your fellow schoolmates? (Как вы относитесь к новым возможностям своих школьных друзей?)

– I personally think that it’s great. It’s not always easy to ask for help, but with new ramps and restrooms, they will definitely have more freedom and comfort (Лично я думаю, что это чудесно. Не всегда легко просить о помощи, но с новыми пандусами и туалетами у них будет больше свободы и комфорта)».

«That’s a hell of a line[81]», – думаю я, сворачиваю видео и провожу глазами по нескольким десяткам комментариев.

«Афера года, господа!», «А что делаете вы, когда не хотите отвечать на уроках?», «А так сразу и не скажешь, что она такая мерзкая…», «У меня дядя глухонемой, какое неуважение!», «Предлагаю оставить ее на второй год», «Новости, которые мы заслужили!», «У нее явно не все в порядке с психикой…»

Вот оно.

Мой воздушный шар взорвался.

Kaboom![82]

Тим забирает из моих рук телефон.

– Так ты, это, можешь говорить? – спрашивает он, не меняясь в лице. Я автоматически киваю. Он смотрит на меня точно так же, как и всегда.

– Ну и чего они тогда бесятся? Не хочешь говорить – не говоришь. Ты же от этого хуже не стала. Вот любят люди делать из мухи слона! Идем внутрь.

Мне становится страшно, по-настоящему страшно, подошвы ботинок прочно приклеиваются к цветной плитке. Тим читает по губам «нет» и берется за голову.

– Ты что, серьезно думаешь, что из-за каких-то там видео ребята на тебя обидятся? Я уверен, что Анджела и Артур не будут злиться. Долго, по крайней мере… и Леся отойдет. Тебе нечего бояться, пусть они боятся! Пойдем посмотрим спектакль. Пошли.

Я не могу пошевелиться, но этот хрупкий парень то ли физической силой, то ли силой мысли заводит меня внутрь в находящуюся в полумраке комнатку с концертным инвентарем и парой скамеек. Ребята врассыпную стоят по периметру и вглядываются в происходящее на сцене. Точнее, пытаются, потому что температура в комнатушке стоит точно как в сауне.

Заметив меня, Анастасия Дмитриевна тяжело вздыхает и направляется к двери, ведь я стою у самого выхода, чтобы в случае чего быстро выбежать. Но этот случай сам, а точнее сама, нарушает мнимую тишину, прерываемую лишь доносящимися со сцены репликами. «И что этой дуре от меня надо?»

– А знаешь, что? Пожалуй, тебе стоит знать, что последний пост выложила я. Тебе не стоило переходить мне дорогу, дрянь! – чуть ли не плюет мне в лицо Марта, и я еще сильнее вжимаюсь в дверь. – Око за око! Советую тебе покинуть страну при первой удобной…

– Я больше не могу слушать твою гниль, Март, не могу! – неожиданно выкрикивает Давид, резко поднявшийся с низенькой скамьи. – Я это был, я! Я выложил тот пост про тебя, а не Вивиан! Но ты же не можешь не показать свою мерзкую сущность, тебе нужно обязательно полить человека грязью, ни в чем не разобравшись! Боже, как я рад, что узнал, какая же ты тварь, именно сейчас!

Давид наконец выдыхает и, отодвинув меня так, будто я подставка для зонтиков, выходит из комнаты.

– Вивиан, после выступления ты с родителями пройдешь в мой кабинет. Директор там тоже будет. Я попросила администратора группы удалить запись и видео, нам не нужна огласка. Мы обсудим, как можно это замять, чтобы не узнала пресса, – голос Анастасии Дмитриевны немного дрожит, но в целом она выглядит совершенно спокойно. – Анджела, проследи, чтобы ни один актер больше не покинул подсобку. Я пойду за Давидом.

На сей раз уже я отодвигаюсь от двери и, смотря себе под ноги, пробую медленно сосчитать до пяти, чтобы не разреветься. Представляю, как на меня могут смотреть Артур, Анджела и Леся, и делаю этим себе только хуже.

– Да уж. Веселые сценки, – комментирует происходящее Михаил, а я, не имея возможности больше адекватно соображать, выхожу из душной камеры пыток.

В коридоре дышится намного легче, пустой холл вселяет в меня некую уверенность. Главное, что никто не умер. Куплю ближайшие билеты до Гданьска и поеду к бабушке с дедушкой. Они уж точно не будут beat around the bush[83] и выслушают меня, разберутся во всей ситуации по-взрослому.

С другого конца коридора, поднявшись по лестнице, приближается знакомая фигура в черных очках. И если при других обстоятельствах я была бы рада его присутствию, то сейчас – ни капельки. Он встает напротив меня и так же, как и я, облокачивается на исписанную египетскими иероглифами стену.

– Ты как? Понятно, не отвечай. Если тебе от этого станет легче, я тоже хреново себя чувствую. Настя меня ненавидит. Я ведь взрослый, а ты ребенок. Боже, мы с тобой в дерьме по самые уши! – Саша начинает смеяться, то ли от нервов, то ли от осознания плачевности всей ситуации. – Вечером меня выгонят из дома, и мне придется ночевать в гостинице. Нет, не смотри так, тебе со мной нельзя. Хотя стой, ты же совершеннолетняя по меркам России! Делай что хочешь! Только бы нам не оказаться в шоу «Пусть говорят»…

– Я… я… – начинаю шептать я, иначе у меня просто не выходит. Саша с опаской смотрит на меня в ожидании чистосердечного признания и получает его. – Я помню ее.

– Кого? Кого ты помнишь?

Сглатываю слюну и впервые за долгие годы вслух произношу ее имя.

– Лили, – Саша удивляется лишь на долю секунды.

– Как давно?

– Месяцев пять.

– И все это время ты молчала?! В смысле… не говорила об этом?

– Недавно я рассказала Артуру.

– Господи, Ви, я и понятия не имел.

– Родители приехали?

Саша виновато кивает.

– Прости, я не знал, что…

– Никто не знал, что это случится. You are no Nostradamus. (Ты не Нострадамус.)

– И не Ванга.

– Who? (Кто?)

– Невермайнд.[84] Давай насладимся тишиной. Пока можем. Ведь