Дети Ночи - Дэн Симмонс

– Теперь ты поворачивайся, – сказала она, соскользнув вперед и развернувшись. – Моя очередь.

Смыв шампунь и ополоснувшись, они поцеловались и обнялись. Обнаженные тела не чувствовали прилива желания, и не только из-за усталости и ушибов. Сейчас они были просто друзьями, которые знакомы целую вечность.

«Устала, – подумала Кейт. – Стала сентиментальной. Нет, не в этом дело», – отвечала другая часть рассудка.

– Где бы ни состоялась завтрашняя Церемония, – заговорил О'Рурк, нарушив очарование, – сегодня ночью нам уже ничего не сделать. Горные дороги в темноте опасны, а полиция часто останавливает по ночам частный транспорт. Лучше влиться в поток днем. А утром бросим монетку, чтобы посмотреть, каким маршрутом ехать.

– Нелегко будет отсюда уезжать, – задумчиво сказала Кейт Свеча почти догорела. В помещении стало холодать.

– Еще разок нарушим приличия, дорогая моя… Дьявол, до чего ж холодно! – О'Рурк перевалился через край ванны и выбрался на кафельный пол. От его тела шел пар Он начал быстро растираться полотенцем.

Кейт вылезла следом и сделала то же самое. Это было все равно что выходить из сауны на мороз. Она съежилась под тонким одеялом.

– А теперь скажи, что мы поспим вместе несколько часов. – Зубы у нее стучали от холода. – Вместе.

– Кровати здесь исключительно односпальные, – сказал О'Рурк, балансируя на одной ноге и надевая протез. Кейт нахмурилась.

– Но ведь ты не собираешься спать с этой штукой? Я имею в виду, не так, как на сеновале.

О'Рурк пристегнул протез и встал на обе ноги. Кейт отметила, что современные протезы выглядят очень естественно.

– Нет, – ответил он. – Я считаю недостойным делом лезть в чью-то кровать.

– Односпальную? – поинтересовалась Кейт. Теперь, когда ее тело начало остывать, она отчаянно дрожала.

– Там хорошие одеяла, – сказал О'Рурк с мягкой улыбкой. – И я взял на себя смелость затащить односпальную кровать в ближайшую комнату и поставить две рядом.

Кейт подхватила одной рукой сумку и стопку чистой одежды, а другой – обняла священника. «Бывшего священника…, или по крайней мере того, который скоро станет бывшим священником».

– Не хотелось бы казаться циничной, – сказала она, – но давай-ка побыстрее заберемся под эти хорошие одеяла, пока мы не отморозили задницы.

О'Рурк взял угасающую свечу, и они пошли в спальню.

Глава 32

День стал как бы возвращением в раннюю осень: каждый уцелевший листочек в лесах вдоль шоссе номер 71 на Брашов вырисовывался на фоне голубого неба. Кейт подумала, что «шоссе» – слишком громкое слово для разбитой и залатанной полоски асфальта, тянувшейся на север и восток от Тырговиште. Дорога шла немыслимыми витками по перевалам Карпат, а перед пересечением с шоссе номер 1 к югу от Брашова она резко опускалась.

После ночной ванны, нескольких часов сна и чистой одежды, обнаруженной О'Рурком, – один из монахов был достаточно миниатюрен, чтобы Кейт смогла надеть его темный свитер к последней чистой черной юбке и выглядеть вполне презентабельно, – ее подмывало снять шарф, откинуться в подпрыгивающей коляске и подставить лицо солнечным лучам.

Но это невозможно Слишком сильно было желание найти Джошуа, и она опасалась допустить малейшую оплошность.

Им не пришлось бросать монетку, чтобы выбрать направление. Посмотрев на карту уже при дневном свете, они одновременно подняли головы и сказали: «Сигишоара» Со стороны Кейт это было лишь проявлением интуиции. «Есть что-то эдакое в поездках по Трансильвании, – подумала она, – что делает тебя суеверной».

– Если мы ошиблись насчет сегодняшнего места, – сказал О'Рурк, – то планы на завтра можно уже не строить.

– Да, – согласилась Кейт. – Надеюсь, Лучан не соврал. И вообще, вся наша информация весьма зыбка, основана на слухах, полунамеках. Если бы речь шла о врачебном диагнозе, то я подала бы в суд на врача, который такое допустил.

Машин в то утро было немного, но дорога все равно была забита сзади них грузовики исторгали клубы серого и коричневого дыма; тракторы, которые напоминали экспонаты начала века в музее Форда, раздалбливали железными колесами и без того разбитый асфальт; конные повозки на резиновом ходу, телеги с деревянными колесами; запряженные пони раскрашенные тележки; случайные цыганские кибитки, тупо стоявшие на дороге отары овец, имевших совершенно потерянный вид, со своими отставшими погонщиками, выглядевшими не менее глупо; коровы, погоняемые детишками лет восьми-девяти, которые даже не смотрели на проносившиеся тяжелые грузовики или на мотоцикл, описывавший зигзаги, чтобы не наехать на них; вихляющие велосипеды; редкие немецкие машины, пролетающие на скорости километров сто восемьдесят с надменным звуком клаксона, несколько еле ползущих или застрявших посреди дороги «дачий», армейские грузовики, которые явно норовили догнать немецкие машины, с ревом несясь по разделительной полосе, пешеходы.

Последних было много, смуглые цыгане в свободных одеждах, старики с седой щетиной и в мягких шляпах, потерявших всякую форму; стайки школьниц около двух деревень и небольшого городка, которые они проезжали – Пучоаса, Фиени и Матоени, – их латаные-перелатаные, но сильно накрахмаленные синие юбки и белые блузки при солнечном свете казались очень яркими; дошколята, погоняющие коров, причем и дети, и животные носили одинаковое выражение бесконечной скуки; пожилые крестьянки, бредущие вдоль дороги, не имевшей явно выраженной обочины, а лишь кювет примерно метровой глубины, из которого на протяжении почти всего пути пахло застоявшейся водой, и старухи, которых, как коров, вели крошечные детишки; иногда попадались полицейские, стоявшие перед своими участками. Они даже не посмотрели на мотоцикл, проезжавший через Фиени, закопченный промышленный городок. О'Рурк старательно выдерживал ограничения скорости.

– В Брашове надо будет заправиться! – крикнул он. Кейт кивнула, не отрывая взгляда от велосипеда, покачивающегося за телегой, которая только что появилась у них под носом. Нечего было и думать о том, чтобы закрыть глаза и понежиться на солнышке.

За горной деревней Матоени жизнь на дороге таинственным образом исчезла, извилистое шоссе опустело, воздух стал холодать.

Кейт предложила повести мотоцикл.

– А ты ездила на мотоцикле?

– Том давал мне покататься на «Ямахе», – уверенно ответила она. «Один раз. На короткое расстояние. Медленно». Но в машинах она разбиралась, да и как водит О'Рурк насмотрелась.

Они съехали на покрытую гравием обочину, где дорога поворачивала в обратном направлении. О'Рурк встал, оставив работать мотор на холостых оборотах.

– Обращай внимание на сцепление, – сказал он. – От него одно название осталось. Второй передачи практически нет.

Прихрамывая, он обошел коляску, пока Кейт потягивалась. «Тяжко ему пришлось, – подумала она. – Вести этот драндулет и все время давить на сцепление».

Усевшись на сиденье, она подождала, пока О'Рурк расположится в коляске, улыбнулась ему и тронула, поддав для начала слишком много газу.

Допотопный мотоцикл начал вихлять, а О'Рурк издал какой-то очень непонятный звук. Кейт решила исправиться и нажала ручку тормоза так, что священник врезался головой в плексигласовое ветровое стекло, а она чуть не слетела с сиденья. После этого Кейт решила перейти на третью передачу, не сумела, некоторое время ехала на первой, выжимая газ до отказа, потом подняла голову – как раз вовремя, чтобы не слететь с обрывистого утеса, крутанулась по всей ширине дороги, пытаясь выправить машину, прижалась к правой стороне, почти плавно включив нужную передачу. Почти.

– Теперь порядок, – сказала она, переключая ногой передачи и пригибаясь навстречу ветру.

О'Рурк кивнул и потер ушибленную голову. Шоссе проходило по перевалу над Синайя, и ближе к вершине Кейт уже почти уладила разногласия с машиной.

– Остановись здесь! – заорал О'Рурк, показывая на узкую обочину, усыпанную гравием, на другой стороне дороги. Кейт кивнула, вильнула и поняла, что с тормозом-то еще не разобралась…, где же он?…, но все же нашла его и нажала достаточно сильно, чтобы их не снесло юзом на край обрыва. Мотоцикл крутанулся вокруг собственной оси, а когда рассеялась пыль и разлетевшаяся щебенка, то оказалось, что они развернулись в обратную сторону, а О'Рурк в коляске завис над верхушками деревьев и скалами.

Он медленно снял очки и смахнул песок с глаз.

– Я как раз хотел полюбоваться видом, – донесся его тихий голос сквозь шум двигателя, работающего на холостых оборотах.

Кейт ничего не оставалось, как признать, что вид действительно стоил того, чтобы остановиться. На севере и западе хребет Бучеджи, относящийся к Карпатам, переходил в фэгэраш, заснеженные пики которого уходили на юг, к сумрачному горизонту. Самые высокие вершины предгорья ниже границы снегов были покрыты зарослями раскидистого можжевельника и карликовых елей, в средней части виднелись сосны и ели с белыми пятнами берез, а находившиеся несколькими милями дальше долины пестрели красками осенней листвы на дубах, бузине, эльмах и сумахе. С севера и запада шли тучи, но солнце светило еще достаточно ярко, чтобы их тени скользили по известняковым хребтам и заросшим деревьями долинам. Кроме короткого отрезка дороги позади них, нигде не было никаких признаков человеческого присутствия. Никаких. Ни дымка, ни выглядывающей крыши, ни смога, ни самолета, ни антенны – ничего, насколько простирался взгляд на запад и юг. В стране, где так наплевательски относились ко всем экологическим нормам, Кейт впервые увидела такую настоящую красоту земли.