Город призраков - Елена Сазанович

— Не иначе, как добросердечные жемчужане показали тебе пальцем на убийцу.

Вано медленно поднял на меня глаза. Наконец-то удостоив меня вниманием! И протянул какую-то фотокарточку.

— Как ты думаешь, Ник, кто бы это мог быть?

Фотография была нечеткой, фигура на ней выглядела довольно расплывчато. Я подошел к окну, чтобы получше ее рассмотреть.

— С каких пор, Вано, ты коллекционируешь портреты почтенных граждан сего города?

— Это единственный портрет в моей коллекции. И он мне крайне дорог, — ответил Вано на мою шутку. — Значит, ты его тоже узнал?

— Еще бы! Как я мог не узнать нашего многоуважаемого Модеста Демьяновича! Только никак не пойму, это наш дорогой учитель на новогоднем маскараде?

Действительно, несмотря на совсем плохонькое качество фотографии, я все же смог разглядеть, что учитель выглядел довольно странно. Широкополая шляпа, лихо закрученные кверху усы, пушистые бакенбарды, «бабочка» плотно прилипла к манишке.

— Похоже, он решил сыграть в игру: «Маска, маска, кто ты?»

— В таком случае, в этой игре ты — проигравший. Ты, Ник, не узнал эту маску. Очко в его пользу.

— Не может быть! — не сдавался я. — Те же глаза, подбородок… Разве что отклеить бакенбарды, усы и нацепить белую панаму.

— В том то и дело, Ник, это не камуфляж. Бакенбарды и усы самые что ни на есть настоящие. Кстати, они были довольно модными в начале века.

Я, все еще ничего не понимая, вытаращился на Вано.

— И кто же эта маска?

— Это не маска, Ник, — торжественно произнес мой товарищ. — Это граф Дарелов, основатель Жемчужного, собственной персоной. Фотография, пропавшая из музея. Копия ее у тебя в руках. Жаль, правда, плохая копия.

Я присвистнул от удивления.

— Вот это да! Так вот, значит, что имел в виду Ступаков.

И я вкратце пересказал Вано недавнюю встречу с доктором. И о той новости, что учитель болен раком. И что это показалось Ступакову довольно странным.

— Он оказался прав, — подытожил мой рассказ Вано. — Это по меньшей мере странно. Похоже, жизнь Модеста в опасности. И если он является режиссером этого дьявольского спектакля, в котором по его воле люди умирают от рака. Зачем тогда он перенес на себя этот чудовищный эксперимент?

— А если у него есть сообщник, для которого учитель в последнее время стал представлять опасность, — предположил я.

— Либо судьба сыграла с ним злую шутку, — продолжил за меня Вано. — Он вызывал болезнь искусственно. А сама болезнь настигла его вполне естественным путем. Божья кара, о которой так часто говорил граф, таки свершилась!

Я сгорал от любопытства узнать, каким образом Вано раздобыл это фото. И мой товарищ тут же удовлетворил мое любопытство.

Наконец-то удача повернулась к нам лицом. Вано почти сразу же наткнулся на некоего старичка Котова. В прошлом — фотографа-любителя. И, разговорившись с ним, узнал, что тот когда-то весьма интересовался историей Жемчужного. Даже собирал в альбоме фотографии уважаемых жемчужан. Правда, по причине очень плохого зрения, уже тысячу лет его не открывал. Вано убедил его показать сей ценный экспонат. И среди фотографий достопримечательностей городка он увидел фотографии музея. И не только фасада, который не представлял особого интереса. А, что самое интересное, — экспозиции музея. В том числе и эта фотография. Копия пропавшей. Несмотря на плохое качество и странный внешний вид фотографируемого, Вано тот час узнал в нем Модеста.

— Я тут же вытащил фотку из альбома и показал ее Котову, — продолжал Вано. — А тот даже глазом не моргнул! И довольно уверенно ответил, что это портрет графа. И еще не без гордости заметил, что он единственный в коллекции, поскольку все остальные фотографии графа пропали.

— Он показывал снимок кому-нибудь?

— Я тоже об этом сразу же спросил. Если бы он кому-нибудь показывал это фото, думаю, его уже не было бы в альбоме. Как я и ожидал, старичок только теперь, при мне, вспомнил про этот снимок. Мало того, что он слеповат, глуховат, малость чокнут, у него еще и провалы в памяти. В общем — полный стариковский набор! Но едва вспомнив про это фото, он тут же стал пыжится и заявил, что всем объявит об этом бесценном сокровище. Он ведь единственный его обладатель. Я еле уговорил старичка не делать этого до поры до времени.

— И ты поверил, что он умеет хранить тайну! — я покрутил пальцем у виска.

— Конечно нет! Он готов был тут же бежать и растрепать всему Жемчужному эту новость. И когда я по неосторожности попросил его дать на время это фото, он чуть ли драться не полез. Поэтому я решил действовать хитростью. Я тут же переключил разговор на местные сплетни, незаметно вытащил снимок, а альбом положил назад в ящик. С глаз долой — из сердца вон! И что ты думаешь! Через пять минут он начисто забыл о своем былом увлечении фотографией. Я, конечно, проверил, не водит ли он меня за нос. Но он даже не отреагировал, когда я спросил его об истории города. И по новой начал вспоминать и говорить одно и то же. Словно пять минут назад не рассказывал мне то же самое. Вот тогда я успокоился окончательно. И чтобы помочь старичку наверняка забыть наш разговор, выслушал все последние сплетни. Ох, и любят они это дело! И абсолютно обо всех знают! Мне пришлось запастись терпением и прослушать о соседке Анюте. Которая страдает сомнамбулизмом и бродит по ночам. О каком-то Егоре, который полный дурак, потому что пьет только кипяченое молоко. О мальчишке Демушке, рыжем забияке, который старичку не дает никакого прохода, копируя его походку…

— Странный старичок. При провалах памяти прекрасно помнит мелочи…

— Ничего странного. Один из случаев старческого склероза. Провалы памяти касаются только прошлого. А настоящее не затрагивают.

— Надеюсь твое терпение было вознаграждено.

— Правильно надеешься. Поскольку гости к старичку почти не захаживают, учитывая полный комплект его достоинств. Вот он на мне и отыгрался. И что самое удивительное, Ник! Здесь действительно чистый в моральном отношении город! О чьих-то грехах знают все. И эти грехи порицаются. В частности, все знали, что поэт был пьяницей и гнал самогон. А мать Белки — просто беспутной и легкомысленной женщиной. Кстати, говорили даже, что в ее внешности было что-то опасное. И из-за этого был нарушен покой города, потому что мужики делали всякие глупости. Более того, Ник, старичок, как и все остальные, твердо убежден, что всех их за грехи покарал Бог! И что Жемчужное — святое место, которое по воле Божьей выбрал его основатель, граф Дарелов.

— Попахивает фанатизмом, — заметил я.

Вано утвердительно кивнул.

— Да, фанатизмом. И гипнозом. Более того — очень хитрым, тонким и крайне незаметным. Никто ведь ничего странного не замечал ни в лекциях адвоката, ни в учительстве Модеста. Все правильно, все естественно. И, от себя замечу, крайне талантливо.

— Злой гений, рожденный задолго до доброго, — процитировал я сам себя.

— Не то, чтобы задолго. Просто дорога вниз не только легче дороги наверх. Но на нее также легче всего заманить других. Вот поэтому так всегда и выглядит, что зла много и оно побеждает.

— Тем не менее моральный дух этого города довольно высок.

— Никакая самая высокая мораль самых непорочных людей не способна оправдать убийство. Пусть убийство и во благо. Пусть убийство оступившихся… Это страшная философия подобная фашизму. Ведущая к стерильности общества. Чтобы остались только красивые, надо уничтожить всех некрасивых. Чтобы все были добрыми, надо уничтожить всех злых. Уничтожить несовершенство во имя совершенства. В итоге эта философия приводит к элементарной кровавой бойне. В которой ни лица, ни души не различить. Просто сгусток крови.

— Остается надеется, что следуя по этой дороге рано или поздно можно оступиться и полететь вниз головой. И потянуть за собой остальных.

— Так оно и случается, — уверенно ответил Вано. И замолчал, нахмурив лоб.

— Что-нибудь не так, Вано? — нарушил я молчание.

— Понимаешь, Ник. Что-то здесь не сходится… Помнишь, как мы успокоились, узнав про грешки жителей? Доктор и Ки-ки пьют по четвергам. Сенечка крутит с женой мэра. Сам мэр — любитель порнухи, да еще с секретаршей, пампушкой Галкой.

— Ну и что? Скрытые пороки придуманной морали.

Вано не согласился.

— А мне уже кажется, что это всего лишь наживка, на которую мы легко купились. Только не могу взять в толк, ради чего они разыграли этот спектакль.

Я категорически возразил Вано. Поверить в тайные грешки гораздо проще и реальнее, нежели поверить в их полное отсутствие.

— Но пойми, Ник, — Вано разгорячился и взволнованно прошелся по комнате. — Старик бы обязательно про них знал! Ровно как и другие жемчужане. Но когда я намекнул про это, он чуть не набросился на меня с кулаками. И стал уверять меня с пеной у рта, что кто-кто, а эти люди наиболее совершенны и морально устойчивы. И являются самым прекрасным примером для остальных!