Оскольки - Джал Халгаев

— М-м-м, дай подумать… Погоди-погоди, я разрываюсь между желанием послать тебя к Холхосту и рассказать правду, ведь если ты все узнаешь, то определенно сдохнешь. Ты просто не можешь прятаться и всегда лезешь на рожон.

— Пресвятые черти, Морис, хватит повторять очевидное. Достал, клянусь черным богом, достал!

Человек в черном закашлялся и приподнялся на локтях, прижимая правую руку к груди.

— Ладно, Адам, скажу, раз уж ты так просишь. Наша общая знакомая прошлой пятницей остановилась на болотах Элле и больше не передвигалась. Честно.

— Верю, братец, верю, — я удовлетворенно кивнул. — И что же ей надобно?

— Как ты помнишь, это существо появлялось в истории только дважды — этот раз третий, — для удобства он отполз к стене и уперся в нее спиной. — В первый раз договор с ней заключали мы, служители церкви, когда только-только из людей стали прорастать эти твари. Как выяснилось, если человек убивал монстра, то его риск стать одним из них возрастал, поэтому нам нужны были те, кто сможет справиться с чудовищами и не пополнить потом их ряды.

— Хм. Вы вытребовали у нее проводников, я помню, и отдали ей на растерзание четыре города населением более ста тысяч. Прямо огромный вклад в развитие гуманизма.

Морис покачал головой.

— У нас разные взгляды, Рейнгольц. Я вижу суть, а ты только пробегаешься глазами по поверхности.

— Да, да, и эту песню мы тоже слышали. Давай дальше.

— Второй проблемой стала чума в Северной Голиции. Из-за этого и началась война. Тогдашние Держатели Тарантура и Карантании решили захватить третье царство, несмотря на эпидемию, а наследник Фарварда с дуру заключил пакт с Проводницей и обратил всех своих людей в оборотней. В ходе атаки тех почти полностью перебили, а остатки развили свои способности и стали именоваться Волками. Но есть одно «но»: принц Северной Голиции не смог отдать долг этой твари, из-за чего она осталась ни с чем, а когда попыталась взять свое, то ее заперли под Караваем на долгие века. С тех пор она недолюбливает и проводников, и Волков.

— А вот последнего я не слышал, — признался я, почесывая щетину.

— Легче спросить, что ты вообще слышал. Но не в этом суть. Когда ты по своей тупости угодил в Каравай, она проснулась. Все началось с того момента, когда погиб бука.

— Он просто мелкая сошка!

Морис снисходительно кивнул.

— Во времена войны он таким не был. Они заперли ее на заклинание и привязали его к буке в надежде, что тот будет жить вечно и изредка подпитываться беглыми заключенными. А вы вдвоем все испортили.

— Так-то да, но какого хрена именно я?

— Ты еще не понял, идиот? Наследник своей крови, пусть и искалеченный…

— Угу. И ущербный. Знаем.

— …и ущербный, — все равно договорил Морис, — да еще и проводник. Ты ей приглянулся, Адам. А разрушенные города и появление оживленцев — всего лишь ее развлечение. Когда-нибудь она до тебя доберется. Когда ей это будет нужно.

Я сел, задумчиво пожевывая губу и наблюдая за бесполезными стараниями моего собеседничка дотянуться до лежащего под столом пистолета. Значит, вот как…

— Ведь она уже до меня добралась, — шепотом сказал я самому себе.

Морис замер.

— Как? Когда? Мне такого не докладывали!

— Предпоследний город, где я был перед смертью. Не помню, как он назывался, но словечко там еще то. Она бы меня убила, если бы мы не заключили сделку.

— Какую?!

— А какую сделку можно еще заключить с дьяволом? Душа в обмен на жизнь.

— На кой черт ей твоя жалкая душонка? — захрипел он. — Ты проводник, у тебя ее попросту нет!

— Ну, спасибо.

Нет, душа-то у меня есть, но она, как сказать… ни для чего не годится.

— Не время для цирка, Адам! Хоть раз в жизни попытайся быть серьезным, особенно сейчас! — его лицо вдруг покраснело. Он что, серьезно пытался меня вразумить? — Что ей надо?..

Морис снова задумался. Я не видел его таким никогда: его руки дрожали, отовсюду лил пот, а глаза как в лихорадке метались туда-сюда, перескакивая с моего лица на пол и обратно. Видимо, я заставил его всерьез обеспокоиться судьбой будущего мира.

— Так, что у нее может быть на уме? Вспоминай, вспоминай!

Я усмехнулся.

— А я ведь воскрес под Древом, Морис. Под тем самым, — дал я ему подсказку.

Его глаза округлились до размера подставки для чайника.

— Вот значит как…

— Ну-с, слушаю твои разумения, друже, — я незаметно коснулся запястья, к которому на наручи крепилась тонкая бамбуковая трубка.

Он вздохнул и покачал головой.

— Легко додуматься, чего она хочет. В конце концов, чего жаждет тот, кто заперт во тьме?

— Свободы.

— Вот именно. Во-первых, ты отдал ей свою душу. Во-вторых, воскрес под Древом, что сделало из тебя потенциального смертника. А кто приходит за теми, кто вырвался из мрака?

— Проводница. Получается, она идет за душой, которая итак принадлежит ей, — догадался я. — То есть, по сути, она полностью свободна!

— Именно. И тебе надо с этим разобраться!

— Почему это?

— Ты во всем виноват, — прошипел мне Морис, подаваясь вперед. — Ты все это затеял, ты начало всех бед. Тебе все и расхлебывать. Сдохни уже, наконец, как человек, а не живи как пес.

Я всплеснул руками.

— Нет уж, дорогуша, иди-ка ты лесом. Я жив, ода свободна. Пока она свободна, я жив. Логическая цепочка предельно ясна, так ведь? И я рад, и Проводница, вроде, тоже. Все в шоколаде!

В порыве гнева он схватил меня за руку и дернул на себя.

— Ты никогда не отличался совестью, Рейнгольц, на сейчас в твоих руках судьба всего мира, идиот! Сделай, что должен! В конце концов, она и до тебя доберется.

— Ага. Лет через десять, когда наиграется с остальными. А к тому времени я рассчитываю уже скопытится из ненадобности жить дальше. Прощевай, Морис, мне больше от тебя ничего не надо.

— Тогда прикончи! Чего ты ждешь? Я не собираюсь смотреть, как по вине какого-то ублюдка погибает весь мир!

— О, — я оскалился, — я ждал, когда ты этого скажешь…

Я медленно поднялся на ноги, смахивая с запястья его руку, и вложил в духовую трубку один единственный дротик, к которому наспех прицепил красное оперение.

— Видишь ли, Морис, за всю мою жизнь ты, пожалуй, достал меня больше всех. И ты рассчитываешь, что я так просто тебя убью? Нет, свои руки твоей кровью я марать не стану.

Щелкнул механизм.

Морис резко выдохнул, когда игла глубоко засела в его шее. Он пошатнулся. Вытянул дротик из кожи и удивленно к нему пригляделся, а затем перевел взгляд на меня.

— Это еще… что?

Я видел, как на его лице медленно начинают проявляться первые признаки.