«Если», 2001 № 04 - Журнал «Если»

По толпе пробежал ропот, раздались удивленные возгласы.

— Хо-хо! — прорычал сэр Уинстон. — Мальчишка с характером. А еще он утверждает, что здесь его друзья. Где же они?

— Например, мы, — прозвучал голос Эрнеста, который взял Эмили за руку и подвел ее к стене детского сада, чтобы встать рядом с Майклом.

— Майкл, иди сюда. Хватит выставлять себя идиотом! — рявкнул его отец.

— Вот-вот, — крикнул в ответ Майкл. — Вы, искусственные копии людей, пытались сделать из нас идиотов. Вы, сухари, у которых никогда не идет кровь. Вы хотели, чтобы мы вечно оставались детьми, вы пытались уничтожить нашу способность мыслить.

— Ваше Величество, — проревел сэр Уинстон Черчилль. — Я боюсь, что мы имеем дело с государственной изменой.

— Вы совершенно правы, сэр Уинстон, — резко заявил Майкл. — Вы действительно имеете дело с государственной, изменой. Я выступаю против тюремных стен. Я выступаю против тирании, которая пытается лишить нас способности самостоятельно мыслить. И главное, я выступаю против своего собственного невежества и вашего сознательного сокрытия истины. И, наконец, я намерен покинуть игрушечный город, который вы называете Лондоном.

А если вы мне помешаете или если я исчезну, мои друзья — настоящие люди, те, у кого в жилах течет кровь — поймут, что произошло. И если это случится, вашим планам не суждено будет сбыться… Нас совсем немного. Вы можете без проблем уничтожить всех хрупких. Но вы не станете этого делать, потому что тогда ваше существование потеряет всякий смысл и цель. Вы будете только кучей полезных машин.

— Сэр Уинстон, — сердито заявила королева. — Я больше не желаю слушать… оскорбления. Нам следует покинуть общество этого безумца. Я предлагаю всем честным гражданам последовать нашему примеру.

— Мерзавец! — выкрикнул сэр Уинстон Черчилль. — Ты еще пожалеешь! Я посоветую королеве вызвать стражу.

— А еще посоветуйте королеве, — проговорил Майкл, — держаться от меня подальше. Посоветуйте всем сухарям держаться от нас подальше. С нас довольно!

Сэр Уинстон помог королеве Виктории сесть в автомобиль, а затем забрался в него сам, и они умчались прочь.

— Майкл Фарадей, ты мне больше не сын! — провозгласил отец. — Королева, разумеется, права. Все здравомыслящие люди не могут здесь больше оставаться и должны немедленно разойтись по домам. Останутся только предатели.

— Иди и подавись собственными клише, — спокойно предложил ему Майкл. — Ты свою роль сыграл. Если в твою задачу входило вырастить меня так, чтобы я поверил в истинность нереального мира, ты ее не выполнил.

Парами и по трое сухари начали медленно расходиться, кто-то бормотал себе под нос, кто-то делал угрожающие жесты, казавшиеся бессмысленно комичными. «И почему только я их боялся?» — удивленно подумал Майкл. А потом он понял… Это все шутка — самая потрясающая шутка на свете. Именно машинам, а не людям суждено поражение. Неудача эксперимента — или что там еще? — была предопределена с самого начала. Если машины подчинят себе хрупких, опыт провалится. Но и в противном случае результат точно такой же. Он мог оказаться успешным, только если бы хрупкие остались пассивными, нелюбопытными и не интересовались миром, который их окружает.

Майкл сосчитал оставшихся собратьев. Сорок два человека — и он сам.

Они смотрели на него — кто-то озадаченно, иные удивленно, некоторые улыбались, а на нескольких лицах Майкл увидел гордость.

Его охватило чувство сопричастности. «Вот мои братья и сестры, — подумал он. — Я из их числа, они такие же, как я. С этого момента фантазиям и притворству положен конец. С этого момента мы все будем делать вместе, не скрываясь».

Он спрыгнул со стены и взял Эмили за руку. Остальные хрупкие подошли к ним поближе. Чарлз Дарвин, Мэри Кингсли, Дороти Вордсворт, Джозеф Листер, Джеймс Уатт, Чарльз Бэббидж, Элизабет Барретт, Джон Далтон…

— Итак, — сказал Майкл, — мы единственные настоящие люди в городе, который нас научили называть Лондоном. Наконец мы можем разговаривать свободно и открыто. Мне кажется, нам нужно многое друг другу сказать и принять несколько важных решений. Что бы ни произошло в дальнейшем, наша жизнь изменилась навсегда.

Глава 29

И хрупкие делились друг с другом своими мыслями и надеждами. Наконец нашелся человек, осмелившийся бросить в лицо сухарям вызов, усомниться в правильности их действий и разумности целей, а еще в праве на главенство. Наконец психологические барьеры рухнули, и хрупкие говорили вещи, о которых прежде не могли и мечтать.

В первый момент все столпились вокруг Майкла, каждому хотелось что-то сказать, задать вопрос, поделиться одному ему известной информацией. Они не могли молчать, не могли остановиться, не общаться, не могли не смеяться. До этого момента они не понимали, на дно какой страшной ямы бросили их сухари, не осознавали глубины своего одиночества, непонимания и страха.

Оказалось, другие хрупкие тоже предприняли несколько попыток исследовать мир, в котором они живут. Джеймс Уатт уже знал, что Темза — это вовсе не река. Чарльз Дарвин обнаружил, что нет ни одной дороги, которая вела бы из города.

Наконец первые минуты свободы, подарившие всем такие упоительные, головокружительные мгновения счастья, прошли, и Эрнесту удалось немного утихомирить ребят, чтобы Майкл смог исполнить свое первоначальное намерение и рассказать о своих находках.

Несколько человек были удивлены, услышав про Темзу и дороги; однако известие о библиотеке и книгах привело всех в неописуемое возбуждение. Те, кто прежде потешались над Майклом и Эрнестом, твердо решившими учиться читать, теперь горько сожалели о том, что не проявили достаточного любопытства и не последовали их примеру.

Майкл объяснил, каким образом ему удалось узнать, что война, о которой им говорили сухари, всего лишь фарс, что в действительности та война уже давно закончилась. Что хрупкие, почти все, носят имена великих писателей, ученых и первопроходцев. Он рассказал об исследовании одного из подземных коридоров, расположенных под библиотекой, об уничтожении Олдоса Хаксли, о том, что они обнаружили его тело в чужом пугающем мире, лежащем за границами Лондона. И о том, как погиб Гораций Нельсон. В самом конце Майкл признался, что именно самоубийство Джейн Остин заставило его понять — с них хватит тайн, всем хрупким следует объединиться.

— Так вот, — проговорил он, словно заново увидев лица людей, которых учился любить и уважать, — мы настоящие человеческие существа, истинные… Нас очень мало. Я не знаю, почему. Но я не сомневаюсь, что и этой загадке найдется объяснение. — Он развел руки в стороны и продолжал: — Я не сомневаюсь, что сложная театральная декорация построена для нас. Значит, нам отводится важная роль. А им нет. Они лишь инструмент, созданный для какой-то определенной цели. А цель — в нас.