Под тенью Феникса - Андрей Годар

Завернув с лестничной площадки в коридор, я едва не столкнулся с Мирой. Она шла быстрым шагом, едва не бежала. Пылающие глаза, чуть дрожащие губы – гримаса едва сдерживаемой истерики.

– Скажи ему! – выпалила она.

– Что сказать?

– Скажи, чтобы отказался! Чтобы не шёл! – Мира ударила меня в плечо, по-женски так, сильно и не больно, – он же первым хочет быть, его уничтожат!

– Ты прекрасно знаешь, что он там нужен. И что он не передумает.

– Ну, скажи! Тебя он послушает! Или вам всем наплевать на…кроме… Ну, он ведь…

Она часто дышала и хлопала своими зелёными глазами, силясь не сказать того, кроме чего ей сказать было явно нечего. Я всё знал. Я знал, что она любила Томми все эти годы так верно и преданно, как женщина только способна любить мужчину. И что он, в свою очередь, любил едва ли не всех свободных женщин, попадавшихся под руку, но не её. Я никогда не расспрашивал Томми об этом, хотя и знал, что наверняка получу искренний ответ. Хватало понимания того, что именно происходит, и совершенно не хотелось знать, как и почему. Это их история, и с моей она никак не пересекается. Пробовал, узнал.

– Скажу, обязательно скажу, – вру я в ответ, для убедительности изобразив на лице секундную борьбу чувств.

Мира замерла, пару раз моргнув, и вдруг улыбнулась. Это была самая чистая, самая искренняя на свете улыбка благодарности, которую я так цинично украл. Коротко подалась вперёд, чмокнула меня в щёку, прошептав: «Спасибо», и убежала на лестницу. А ведь я этой щекой к ней и поворачиваться стеснялся в своё время. Несколько лет назад. Целая вечность для солдата на службе Новой Эпохи.

– Томми, я пойду с тобой.

Он удивлённо вскинул брови, и в этой гримасе не было искренности ни на грош.

– Вот как… Ты хорошо подумал?

Где-то я уже слышал эту фразу, совсем недавно.

– Да, я всё решил, – отвечаю и чувствую, что губы начинают расползаться в ухмылке, – как в былые времена.

– Я думал оставить на тебя Солис. У тебя есть жена, дети скоро будут. Ну зачем тебе лезть в это пекло?

Хочу сказать о том, что с каждым днём чувствую себя всё старее. Что штабные будни не идут ни в какое сравнение с упоением настоящего боя. Что я никогда не чувствовал себя настолько живым, как рядом с ним, под огнём. Что он не имеет морального права отказывать мне там, где я его поддержал, пускай даже молчанием. Но – нельзя. Тогда сразу откажет. Сентиментальным старикам нет места в строю.

Уже чувствую, что происходит между нами на уровне невидимых чувств. Нужные слова сами выпрыгивают из глубин памяти прямо на язык. Подхожу вплотную, и с самой серьезной миной говорю ему:

– Томми… Засранец, если ты умрёшь раньше меня… Я убью тебя за это!

– Только пойдёшь в середине колонны, не раньше. Там поначалу будет особенно жарко – отвечает он, когда наши объятия, наконец, ослабели и разомкнулись.

Тяжёлая броня, или ТБ50 стала тем недостающим звеном в цепочках наших тактических схем, которое в былые времена представляла бронетехника. Весь расчёт нашей безумной операции стоял на том, что трое человек в тяжёлой броне сразу подавят вражеский аванпост возле точки и обеспечат остальному войску возможность без потерь завершить переброску и построиться для марша. На это им отводилось восемнадцать секунд – максимум, что можно было выкроить из времени на переброску, без того чтобы последнему солдату в колонне отхватило задницу закрывающимися вратами. При этом ТБ нужно было отойти как можно дальше от рамки, чтобы избежать столпотворения.

Три комплекта брони – это всё, чем мы располагали. Один из них был первым опытным образцом, который на скорую руку подлатали и перезарядили. Огневой мощи на подавление укрепления у ТБ хватало с лихвой. Каждый из мощных манипуляторов, назвать которые руками просто рот не раскрывался, был способен удерживать тяжёлое двуручное оружие вроде пулемета или РПГ, а хитрая система наведения позволяла вести огонь буквально от бедра, сразу с двух рук. По сути, это были самые настоящие пилотируемые турели на двуногом шасси. Ох, дорого бы я отдал за то, чтобы увидеть серенькие лица странников, вытягивающиеся от изумления при первом контакте с нашими Джаганатами.

Томми был настоящим фанатом этого проекта, он чуть ли не каждый день наведывался в исследовательский корпус и на испытательный полигон, желая быть в курсе всех новостей. Он же придумал новинке имя собственное, торжественно назвав свой собственный экземпляр «Джаганат». Название моментально перекинулось на всю серию.

Кто-то, желая блеснуть эрудицией, уточнил у Томми: «Кажется, это у древних индусов бог такой был?». Томми тут же возразил: «Он не был, он есть! Боги не умирают. Они находят себе новые воплощения, как вот сейчас». А потом с готовностью рассказал о культе Джаганата, идол которого возили на тяжёлой колеснице, так что истово верующие получали возможность погибнуть под её колёсами. Все, кто был рядом, не отказали себе в удовольствии похихикать о том, что вскоре великое божество получит много новообращённых поклонников инопланетного происхождения.

Непосредственно перед построением для переброски, Томми через трафаретку нанёс на спину своей брони изображение Феникса. Воздевшая к небу пламенные крылья, птица сияла красной краской. Такую за километр будет видно. Я заметил, что лучше её закрасить или соскоблить, пока не поздно. Наверняка вражеские снайперы и гранатомётчики обратят особое внимание на «гербовую» броню. Томми ответил, что на самом деле одинаково хреново придётся всем пилотам ТБ. И заметил, что рисунок предназначен для наших солдат, а враг его не увидит, потому что никто и никогда не повернётся к нему спиной. Ну что тут возразишь.

Превращать переброску нашей армии в пышную церемонию изначально никто не планировал. Мы находились на Площади Рассвета, самом главном плацу Солиса. Это великолепное место с рядами флагштоков, высокой гранитной трибуной, асфальтированным покрытием и размеченными белоснежной краской секторами для построений использовалось исключительно для военных парадов и других торжеств. Но сегодня в самом центре площади находилась извлечённая из мавзолея прыжковая точка, прибавившая в объёме раза в три из-за всего дополнительного оборудования, которым она была увешана и обставлена. К ней подходил чудовищных размеров жгут кабелей толщиной в добрых полметра. Якобы, из-за того, что техники не нашли возможности дотянуть питание до любого другого достаточно крупного плаца, мы и стартовали именно отсюда.

Вдобавок, вчера здесь проходила репетиция парада, открывавшего сезон спортивных игр, и вся праздничная атрибутика осталась на своих местах. Прохладный ветерок осенней ночи раздувал яркие флаги Солиса, клановые штандарты и знамёна отрядов, вывешенные на флагштоках, стоящих плотной стеной вдоль всей площади. Свет ярчайших прожекторов в плотном воздухе рассеивался, так что казалось, будто светится всё пространство вокруг нас. Будто на футбольном стадионе в Москве, куда я попал много лет назад, когда был ребёнком. Сладкий привкус праздника в леденяще горькой похлёбке грядущего сражения. Восхитительное сочетание.

Я был зачислен в пятый отряд как рядовой, с правом принять командование, если с сержантом Свартеном что-то случится. Полное инкогнито соблюсти не удалось, и другие бойцы отряда были поставлены в известность о своём новом сослуживце. Кажется, они приняли этот факт как доброе знамение.

Рядом, на соседней линейке находились два женских отряда. Девочки совершили всего около десяти боевых перебросок и блестяще зарекомендовали себя как несгибаемых воинов. Кто именно командовал ими, я не успел узнать, отряды укомплектовывала Мира за считанные часы до прыжка. Ох, Мира… Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Часы на большом экране за точкой показывали 01:52. Восемь минут до прыжка. Изображение сменилось, и появилась картинка первой линейки, в которой уже стояли два Джаганата, между которыми было свободное место в три метра шириной, как раз для его одного. Через несколько мгновений, тяжело переступая бронированными ногами, его занял Томми, камера сразу взяла крупный план. По рядам прокатилось лёгкое «Ура», за полторы секунды переросшее в громоподобный рёв. Даже не пытаясь сопротивляться, в едином порыве с остальными я вскинул вверх автомат и тоже закричал, мой голос влился в океан всеобщего восторга.

Часть брони, прикрывавшая голову и грудь Томми, была снята, её везли за ним на тележке двое техников. Командор счастливо улыбался, будто мы отправлялись не на штурм укреплённого объекта, а прямиком на холостяцкую вечеринку. Его глаза сияли радостью и задором. Оглянувшись, я заметил, как лица окружающих бойцов растягиваются в точно такой же улыбке. Такие разные люди, стоящие со мной в одном строю: мужчины и женщины, совсем ещё молодые и уже начинающие седеть, становятся похожими друг на друга воинственными богами. Вливаются в одну великую волну, которая сметёт на своём пути любое сопротивление, во что бы то ни стало.