100 знаменитых харьковчан - Владислав Карнацевич

К моменту прихода Крушельницкого в театр Курбаса «Березиль» был уже вполне сложившимся и известным в Украине культурным центром. Уже были поставлены пьесы «Гайдамаки» по Шевченко, «Джимми Хиггинс» по Синклеру, «Макбет» по Шекспиру, сыгравшие огромную роль в истории украинского театра. Но Марьян Михайлович вовсе не стал лишним в ансамбле, созданном Лесем Курбасом. Еще до его приезда Лесь Степанович с восторгом рассказывал своим соратникам, что на его приглашения откликнулся Крушельницкий — «настоящий европейский комик». В «Березиле» уже работали хорошо знавшие Марьяна Бучма и Бортник. Вообще, на труппу произвели впечатление изысканные манеры и элегантная одежда прибывшего мастера галицкой сцены. Крушельницкий активно включился в работу театра, настойчиво стал овладевать приемами и принципами, которым учил Курбас.

Он дебютировал в роли все того же Куксы в водевиле «Остались в дураках». Пьеса эта в исполнении «березильцев» была разоблачением старого бытового украинского театра. В пьесе актеры раскачивались на качелях и трапециях, так что Марьяна Крушельницкого поначалу даже в некоторых эпизодах заменял Гирняк, который уже был достаточно подготовлен к исполнению подобных трюков. Потом Марьян Михайлович как прирожденный эксцентрик и сам обогатил свои выступления разнообразными репризами и трюками, так что выдающегося комика даже справедливо стали называть одним из отцов украинского цирка. Так, например, именно в клоунской манере Крушельницкий сыграл бухгалтера в пьесе «Шпана» В. Ярошенко. А после еще двух ролей — аббата Гонория в «Жакерии» Мериме и Победоносцева в «Накануне» Поповского — зрители стали ходить уже и «на Крушельницкого». В сезоне 1925/1926 года Марьян Михайлович был зачислен в режиссерский штаб Творческого объединения «Березиль» — мозговой центр театра и всех его отделений.

В 1926 году «Березиль» переехал в Харьков. Актерам поначалу дали одно общежитие, в котором в отдельной большой комнате поселились уже супруги — Марьян Крушельницкий и артистка Евгения Алексеевна Петрова. Актеры сами шили себе костюмы, делали оформление, обедали коммуной по ночам, потому что днем не хватало времени. Вскоре «Березиль» уже прочно занял свое место в культурной жизни украинской столицы. Крушельницкий же играл едва ли не во всех постановках театра. В 1930 году Марьян Михайлович самостоятельно поставил «Запорожца за Дунаем» в Харьковской музкомедии. Текст и музыка были осовременены. Спектакль был хорошо встречен и зрителем, и критиками, которые писали о рождении советской музыкальной драмы. Впрочем, дальше этого режиссер Крушельницкий пока не пошел. Зато как актер он достиг больших высот. Вехой в его биографии стала роль Малахия в пьесе «Народный Малахий», поставленной Лесем Курбасом по пьесе Мыколы Кулиша. Драматург Кулиш и режиссер Курбас составили совершенно уникальный театральный дуэт, каждое детище которого становилось настоящим событием, знаменовавшим новое достижение молодого, новаторского украинского искусства.

В роли «голубого реформатора» Малахия Крушельницкому удалось сыграть и мягкую кротость персонажа, и грозное упрямство, и философскую осененность, вдохновенную патетику, и мировую скорбь. Многие интонации, жесты, мимика, использованные Марьяном Михайловичем в этой трагикомической роли, стали классикой актерского мастерства, их же впоследствии стали применять другие актеры. Пьеса вызвала бурную дискуссию в критике (ведь в ней отсутствовал героический советский пафос), но все единодушно признали, что Крушельницкий в главной роли — несомненная удача. В другой постановке по драме Кулиша — «Мине Мазайло» Марьян Михайлович опять же сыграл одну из главных ролей — дядька Тараса, где ему в большой степени позволительно было смешить зрителя. В Харькове о Крушельницком уже ходили легенды, появились неизвестные даже ему самому подробности его биографии и личной жизни, его узнавали на улице. Последней пьесой Кулиша на сцене харьковского театра в 30-е годы стала «Маклена Граса», которая по количеству актерских удач считается лучшей постановкой «Березиля». Марьян Михайлович сыграл в «Маклене Грасе» трогательного и глубокого персонажа — Падура. Одновременно, как и другие его коллеги, Крушельницкий снимался и в кино, в частности он исполнил одну из ролей в «Ягодке любви» Александра Довженко.

В октябре 1933 года Лесь Курбас был обвинен в национализме и массе других грехов, а на его место был назначен Марьян Крушельницкий. Оторопевшего актера поздравили с назначением прямо на том же заседании, которое только что покинул после гневной тирады Курбас и выскочивший вслед за ним Иосиф Гирняк. На первом собрании в театре многие женщины плакали. Перед Марьяном Михайловичем стояла сложнейшая задача — сохранить театр (вскоре он был переименован в Харьковский драматический театр им. Т. Г. Шевченко), по возможности не уронить планку, но отказаться при этом от ряда пьес (в первую очередь Кулиша) и методов в работе. Главное было избежать обвинений в «экспрессивном реализме», а под это определение в первую очередь подгоняли попытку введения в спектакль аллегории, гротеска, символичности… Но ведь школа «Березиля» строилась на таких вещах. Курбасовское знаменитое «пересоздание» [48] без этих элементов было невозможно. Лесь Курбас учил своих актеров, а впоследствии и сам Крушельницкий — своих студентов тщательности подхода ко всем деталям на сцене, продумыванию ее глубины, вниманию к игре света и цвета, особому значению мизансцены. Но любой отход от бытового правдоподобия в новые времена мог вызвать обвинения в формализме, увлечение символами было опасно.

Как уже было сказано, до начала пятидесятых годов Марьян Михайлович не раз резко выступал, критикуя творческие принципы Леся Курбаса, но когда наступила «оттепель», не скрывал своего преклонения перед учителем, читая студентам лекции, давал им материал о Курбасе и «Березиле», который невозможно было достать в библиотеке, о Хвылевом, Зерове, Мейерхольде. Он же помог восстановить текст «Маклены Грасы», который считался утерянным.

Тогда же, в тридцатые, театр объективно уже не мог находиться на прежнем высоком уровне. Столица переехала в Киев, давление на культуру усиливалось, Курбас был расстрелян. Да и сам Крушельницкий вовсе не был выдающимся режиссером, в чем не раз признавался. «Я актер, — говорил он в конце жизни, — и преподаю режиссуру только потому, что понимаю, как необходимо нам иметь новые режиссерские кадры». Из театра ушли ведущие актеры — Наталья Ужвий, Амвросий Бучма, Иосиф Гирняк. Примой стала вместо супруги Курбаса Чистяковой (которая, впрочем, осталась в театре) Евгения Петрова. Первым спектаклем «Березиля» после ухода его основателя стала остросоциальная «Гибель эскадры» ставшего главным советским драматургом Корнейчука. (Справедливости ради следует сказать, что постановку эту готовил еще Курбас.) Крушельницкий начал сам ставить спектакли лишь через два года после своего назначения руководителем харьковского театра. Среди его актерских работ успешными были Мартын Боруля и Бублик из корнейчуковского «Платона Кречета». Марьян Михайлович искал новую программную пьесу, и ею стала поставленная им «Дай серцю волю, заведе в неволю» по Кропивницкому. В спектакле сам режиссер сыграл роль бедняка и балагура Ивана Непокрытого. Премьера спектакля прошла в Ленинграде в сентябре 1936 года. Крушельницкий довольно дерзко обошелся с текстом пьесы. Центральная любовная коллизия, мелодраматичность пьесы отошла на второй план. Главным героем стал персонаж Марьяна Михайловича, уходивший в солдаты вместо собиравшегося жениться друга. В спектакле была широко использована украинская народная символика, танцы и песни, причем не как развлекательное сопровождение для национального колорита, а как средство оказания необходимого психологического воздействия на зрителя. Танцы и песни органично выражали чувства, мысли, характер героев. Философским смыслом наполнено было и общение человека с вещами. Так Крушельницкий старался создать «украинский поэтический театр», о котором не раз мечтал вслух.

Еще две роли Марьяна Михайловича стали заметным явлением в отечественном театре. Он оригинально исполнил роль Аркашки Счастливцева в «Лесе» Островского (его называли самым жизнерадостным Счастливцевым русской сцены, на самом деле это была очередная трагикомическая вершина Крушельницкого) и Тевье-молочника. Рассказывают, что на гастролях в Москве Михоэлс — исполнитель той же роли — отменил свой спектакль и приказал всей труппе идти смотреть постановку харьковских коллег. После третьего акта Соломон Михоэлс с группой сотрудников зашел за кулисы, поднял руки вверх и сказал «Сдаюсь!» А еще рассказывают, что в конце 40-х в Харькове во время этого спектакля кто-то в зале прокричал что-то антисемитское. В стране разворачивалась борьба с «безродными антисемитами», но Крушельницкий немедленно отреагировал. Актеры прекратили играть, а Крушельницкий обратился к залу: «Пока не выведут негодяя, мы продолжать не будем!»