Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

— Бракоделы, — ехидно вставил Шафран.

— Конечно, идея красивая — взять корпус от одного проекта, сунуть туда ходовую от другого, немного пошаманить с юриспруденцией — и патентные ограничения обойдены, субмарина на ходу, не надо ничего заказывать у серьезных людей за большие деньги. Только корпус французский, школа «длинное и тонкое», а ходовая от немцев, у них все рассчитано на укороченные и широкие контуры. Чтобы компенсировать это, вам пришлось удлинить вал почти на пять метров, заменить винты, да наверняка еще и на функциометре сэкономили — обсчет получился никудышный. И общая геометрия всей конструкции пошла к черту. У нас бы это назвали «впихнуть невпихуемое».

— Я запомню, — пообещал Салинг, он оправился от шока и слушал предельно внимательно, как прилежный ученик перед учителем. — Продолжайте.

— Дальше все совсем просто. На первых запусках все работало нормально, затем детали «пообтерлись», корпус резонирует, и вал начало болтать. Незаметно, но достаточно ощутимо для всей конструкции, которая, как мы помним…

— Впихнута невпихуемо, — вставил Салинг, и даже сердитый Шафран уважительно покачал головой, отдавая должное сметливости человека в костюме.

— Именно, — порадовался Илион. — Вы все хватаете на лету. Когда совмещаются небольшой износ, ход выше десяти-двенадцати узлов и давление на корпус где-то от десяти мегапаскалей — вал уже просто «бьет», а еще и шестерни передаточного механизма идут вразнос, далее общий перегрев и — аварийная продувка, «всем к всплытию».

— Все это вы вычислили с помощью… — Салинг уважительно указал на стетоскоп.

— Почти, — усмехнулся Крамневский. — И еще сущие мелочи — сутки безвылазного обследования плюс шестьдесят лет подводного стажа на двоих.

— Действительно, сущие мелочи, — Шалтай-болтай оценил шутку и уважительно склонил голову. — Быть может, вы не только вскроете дефект, но и дадите рекомендации?

— Можем и рекомендации, — задумчиво протянул Крамневский, глядя в иллюминатор. К толстому стеклу подплыла особо крупная рыба. Ритмично разевая беззубый рот и пошевеливая широкими плавниками, она поворачивалась то одним боком, то другим, поочередно вглядываясь в людей строгим немигающим взором.

— Разумеется, мы не ждем благотворительности, — внушительно произнес Салинг.

— И это славно, — согласился Илион. — Но совет будет бесплатным, так сказать, в довесок. Ваш проект не годится, сэкономили на расчетах, дизайнерах и просто специалистах — получили соответствующий результат. Дальше три пути. Первый — закрыть тему и списать деньги как безвозвратные убытки. Второй — обратиться к серьезной почтенной фирме, скажем, Гогенцоллернам унд Наточееву, чтобы перепроектировать ходовую. С учетом перестройки и прочего можете смело закладываться на пятидесятипроцентное превышение общего бюджета. Это нижняя планка, учитывая, как сильно творческие люди любят волшебные слова «дополнительные работы сверх утвержденной сметы».

Салинг чуть изменился в лице, почти незаметно, но сжал пальцы до хруста в побелевших суставах. По-видимому, его участие в проекте неудачливой субмарины не ограничивалось простой ролью наемного работника.

— Есть и третий вариант, — продолжил Илион, сделав вид, что не заметил болезненной реакции собеседника. — Я дам вам адрес людей, профессионально занимающихся проблемами, схожими с вашей, на более высоком уровне, чем те же «гогены». В принципе, если оптимизировать передачу крутящего момента и поколдовать над фундаментом двигателя, можно уменьшить опасную вибрацию до приемлемой величины. Технически это не сложно, но нужен очень тщательный расчет на высокопроизводительных функциометрах, которые есть у моих друзей. Двигатель будет уже не разрушаться, а просто быстрее изнашиваться, вырабатывая ресурс процентов на восемьдесят от запланированного. И профилактику придется проводить несколько чаще. Не идеально, конечно, но в любом случае будет экономнее, чем все перестраивать.

— Мне надо подумать, — сказал Салинг, утирая выступивший пот. — Надо все посчитать…

— Посчитайте, — согласился Крамневский.

— А?.. — замялся Хейко Салинг. — Где?..

— В папке, — подсказал Илион. — В простом белом конверте под листом с выводами. Адрес, телефон, изограф.

— Славно, славно, — приговаривал Шафран, потирая широкие ладони. — Bene! — добавил он на латыни, что делал только в исключительно удачные моменты.

— Склонен согласиться, — подтвердил Илион, пропуская мимо вагонетку с кислородными баллонами.

Добраться от технических доков до жилых уровней можно было несколькими путями, разумеется, испытатели выбрали самый короткий — три перехода через изолированные зоны и один подъемник. В низких переходах со сводчатыми потолками и ангарах без иллюминаторов они чувствовали себя привычно и естественно. Сторонились электровагонеток, снующих по паутинам рельс, проложенных посередине тоннелей, приветствовали небрежными кивками встречных, получая столь же неформальный ответ. «Экстаз» кипел жизнью и работой.

— Вот люблю такую службу, — продолжил Шафран. — Сделали всего ничего, а денег заработали, да и хорошим людям помогли.

Илион неприкрыто ухмыльнулся, поскольку было очевидно, что Аркадий имел в виду отнюдь не Хейко Салинга с его незадачливой субмариной, а совсем других. Незаметных людей из имперского Морского Штаба, кулуарно посоветовавших капитану и механику-оператору неофициально проконсультировать зашедший в тупик проект, а заодно внимательно посмотреть, что нового засунули немцы в свои ходовые установки. Не слишком продолжительная, чистая, безопасная работа с минимальным риском — то, что так редко выпадает на долю подводников-испытателей.

— Теперь по чарочке? — вопросил Шафран.

— Да, по беленькой, — в тон ему отозвался Крамневский, и оба, не сговариваясь, улыбнулись старой шутке — подводники пьют редко, а в глубине — никогда. Раньше труженики моря потребляли красное вино, но с появлением новых витаминизированных коллоидов из водорослей алкоголь окончательно исчез из рабочего рациона.

— Слушай, давай как бояре, перехватим черствый сухарик в «куполе», — конкретизировал предложение Шафран. — Заслужили!

— И то верно, — согласился Илион. — Скажем, по бифштексу…

— Ну, ты разложенец! — искренне ужаснулся Аркадий. — Опускаться почти на километр, чтобы сжевать бегающего мясца? Рыбки, мой юный друг, только рыбки! Я угощаю.

Мимо тяжело прошагал бронескаф, скрипя сочленениями и тихо гудя приводами. Двухметровая туша, отливающая серым металлом, заняла почти весь тоннель и испытатели прижались к самой стене, сплошь оплетенной путаницей кабелей в толстой резиновой оплетке. «Шагоход» был из новых, с наглухо закрытым шлемом, лицо водилы терялось в тени за толстым стеклом, но фигура, похожая на рыцаря в доспехах подняла «руку» в молчаливом приветствии, опознав своих. Шафран и Крамневский ответили тем же. Бронескаф пошел дальше, за ним следовал слабый запах воды и соли, стальные боты гулко бухали по полу из шершавого сикрита, оставляя влажные следы на «морском бетоне».

— Видать, только что нырнул, — прокомментировал Шафран, с неудовольствием. — Разгильдяи, сушкой пренебрегают.

— Им виднее, — заметил Илион, хотя в душе был вполне согласен с механиком. Главным внутренним врагом всех подводных построек оставалась морская вода — крайне агрессивная субстанция, готовая просочиться везде, разъедая все, что возможно. По статистике четыре пятых всех несчастных случаев в глубине происходили из-за мелких коррозийных повреждений и неисправностей. Отчасти поэтому в последнее десятилетие индустрия подводных работ переживала «керамическую революцию» — новые материалы не ржавели и не окислялись.

У «шагохода» была тысяча причин, чтобы по выходе из воды миновать специальную камеру в которой технику омывали пресной водой, а затем сушили в потоке горячего воздуха, но даже столь малое нарушение порядка и традиции несколько нервировало.

— А я ведь еще помню деревянные настилы, — задумчиво пробасил Шафран, когда подъемник, скрипя шестернями, вознес их на следующий уровень. — Как мы с ними тогда намучились… Какими только пропитками не обрабатывали — а все одно гнило. Я ведь только чудом не получил первое назначение на «Спрут».

Илион вздохнул. Гибель станции «Спрут» стала не самой масштабной катастрофой в истории глубины, но без сомнения оставалась одной из самых трагичных. Нарушенная техника безопасности, влага, деревянные полы без лака и пропитки, разбитая колба… И десять человек убиты за сутки редчайшей разновидностью мутировавшей плесени, разросшейся на сырых полах, а затем прямо в легких.