Княжий пир - Юрий Никитин

Залешанин воскликнул:

— Опять мыться?

Слуга ухмыльнулся, взгляд его пробежал по одежде Залешанина:

— Бассейн — это больше чем мыться. К тому же смоешь свои слюни…

Потом молодые девки мыли им спины, разминали мышцы, Залешанин ощутил себя настолько свеженьким и полным дурной силы, что прямо сейчас был готов идти во дворец и добывать щит Олега с палицей в руке.

Их поили квасом, когда вдали распахнулась дверь. Закутанная с головы до ног фигура поманила, Рагдай вскочил первым:

— Все, собирайся быстро!

Голос витязя был радостным, он напяливал одежду с такой быстротой, словно мраморный пол под ним загорелся. Залешанин спешно набросил одежду, почти побежали, а закутанный человек быстро пошел по длинному коридору, поднялся на поверх, а когда прошли к самой дальней двери, молча толкнул створки и отступил.

В глубине палаты за столом сидели двое. Увидев на пороге двух раскрасневшихся от массажа, Зверодрал помахал рукой:

— Сюда, как раз вас и надобно!

Рядом с ним насыщался, как воробей, поклевывая из блюда, старик с седой бородой, которого Залешанин видел на площади. При виде Залешанина он поморщился, и тот понял, что старик заметил, как дурак из сарая чуть было не кинулся к нему на улице, привлекая внимание.

— Там все источено, — говорил старик неспешно. Он взял виноградину, повертел в пальцах, потом начал есть, будто не ягодку, а огромное яблоко. — Как старый пень жуками… Старый город! Очень старый. Верхние я уже начертал, но под ними угадываются еще…

— Те без надобности, — сказал Зверодрал твердо. — Ты вон едва на ногах держишься!

— Да любопытно… Это вы все за златом да блестящими камешками, а волхвам нет ничего слаще знаний…

— Все равно, — отрезал Зверодрал, — я обещал кня… тем, кто тебя сюда доставил, что верну в добром здравии. Ты уже не мальчик по сырым подземельям шастать.

Старик ответил дребезжащим голосом:

— Как степняк мечтает умереть на скаку, викинг — с мечом в руке, древлянин — на охоте, так и волхв всегда мечтает помереть, добывая новые знания… Я не уверен, что этот ход, я говорю о сегодняшнем, приведет в казну…

— Но во дворец?

— Во дворец, это точно…

Зверодрал обернулся к Рагдаю и Залешанину:

— Слыхали? Пойдете, аль еще поискать?

Залешанин не успел рта раскрыть, как Рагдай ответил твердо:

— Сегодня же ночью.

Зверодрал напряженно поинтересовался:

— А как выбираться будете?

Залешанин развел руками, пихнул Рагдая. Витязь ответил нехотя:

— Если не знаем точно, куда ведет ход, что толку продумывать все заранее? Все равно не получится так, как решим, только руки себе свяжем. Авось на месте и сообразим.

Рагдай от нетерпения едва не грыз рукоять своего меча. Старик отыскал начало подземного хода лишь на третий день. Будь моложе, мог бы и раньше, а так к концу третьего дня, отдуваясь и вытирая мокрое лицо, он прохрипел:

— Вон там…

Залешанин недоверчиво смотрел на груду камней, что ничем не отличалась от таких же завалов, что остались на месте выбранной каменоломни. Рагдай тут же бросился откатывать камни, вдвоем разбросали, распихали, вытащили столько, что хватило бы на постройку другого дворца, разве чуть мельче, наконец Залешанин ощутил едва слышное движение воздуха снизу.

Рагдай хищно улыбался, подхватывал камни и вышвыривал наверх, рискуя пришибить старика со Зверодралом. Еще двое гридней маялись на скале, готовые в любой миг подать сигнал беды.

— Есть, — сказал Рагдай со сдержанным ликованием. Глаза его горели. — Там сравнительно сухо.

— Это здесь, — предостерег Зверодрал. — А дальше… но разве вы не готовы?

Залешанин, которому надоело стоять за спиной Рагдая, будто в самом деле слуга, шагнул вперед и первым полез в дыру. Рагдай кивнул, юркнул следом. Не успели отойти и десятка шагов, как сзади загрохотало. В спину ударило тугой волной воздуха. Залешанин в страхе оглянулся, в этот миг померк последний лучик света.

Тяжелые глыбы еще грохотали, заваливая ход. Ему почудился злобный хохот Зверодрала. Похолодел, жалко пискнул в спину удаляющегося Рагдая:

— Нас завалили!

— Нас?

— Выход!

Рагдай продолжал удаляться. Залешанин догнал, уткнулся в спину, едва не свалил в темноте. Рагдай ядовито поинтересовался:

— Ты хотел, чтобы дыра оставалась открытой? И кто-то еще, а зевак много, отыскал ее?

— Нет, — пробормотал Залешанин, — но как мы выберемся?

— Откроют ровно в полночь. Прождут, как договорились, до рассвета. Если не вылезем, то навалят снова. Уже навсегда. А сами скроются из города вовсе.

— Почему?

Рагдай неприязненно буркнул:

— Ты в самом деле настолько туп? Значит, нас уже схватили. А под пытками царьградских умельцев скажешь все и выдашь всех…

Залешанин невольно возразил:

— Я не выдам.

— И я не выдам, — буркнул Рагдай, — но здешним не понять. Они всех и все продадут раньше, чем им погрозишь пальцем.

Некоторое время шли, пробираясь по узкому ходу. Залешанин прошептал:

— Неужто здесь такой подлый народ?..

— Они жизнью дорожат, — объяснил Рагдай. — И здоровье берегут. Мол, плюй на все и береги здоровье. Империя и так сильна, надо о себе позаботиться…

В темноте сухо стукнуло. Залешанин услышал сдавленную ругань. Потом в лоб ударили и его, пришлось опуститься на четвереньки. «Скотина, — подумал он разозленно, — не предупредил! Вот это по-нашенски: если я влупился мордой в камень, пусть и другой влупится…» Но если Рагдай прав, здешний люд таков, то империя не устоит. Придут люди чести и отваги, сметут здесь все, а поселится народ с молодой горячей кровью, ярый и неистовый, кому честь дороже жизни.

Мысли спутались, ибо на четвереньках тоже стукался лбом, плечами, его долбили в темя, а под руками и коленями камень вскоре похолодел, а затем и вовсе послышалось журчание. Пришлось ползти по ледяной воде, что бежала поверх каменного ложа. Руки окоченели, будто барахтался в проруби, в коленках разлилась боль.

Одно время вода поднялась почти до рта, Залешанин захлебывался, мечтал вернуться, но Рагдай упорно полз, значит, там не глубже, и Залешанин, сцепив зубы и задержав дыхание, полз и полз, жадно хватал ртом воздух, мечтал хотя бы догнать этого упорного дурака, даже не заметил, когда вода спала, а потом и вовсе ушла в подземные щели, настолько весь окоченел, двигался как замерзающая муха на декабрьском инее.

Когда голова ударилась не в камень, он смутно удивился, а сверху голос сказал негромко: