В договор не входит - Лина Ласс

– Я и сейчас счастлива. И была бы счастлива даже в обычной закусочной.

Взгляд, брошенный на Максима, как мне казалось, выдал меня с головой, но я уже не могла сладить сама с собою.

– Тогда в следующий раз выбор за тобой.

– Не знаю как насчёт Парижа, но в Питере на углу Невского и Литейного есть забегаловка, где подают лучшие бургеры в мире. Всё дело в булочке. Котлета может быть пресной, а овощи горчить, но хрустящая булочка должна быть пальчики оближешь. Хозяева пекут их сами. Обычно мы с подругами заходили туда подкрепиться после долгих прогулок, когда денег на приличное кафе не хватало.

Сама не заметила, как стала рассказывать о мелочах, наполнявших мою прежнюю жизнь – о прошлой работе, о раздражающих клиентах, редких моментах радости, которые я разделяла с подругами. И конечно же о брате. Истории лились из меня нескончаемым потоком, весёлые, грустные, а Максим слушал меня не отрываясь, изредка задавая вопросы. В какой-то момент я даже потерялась во времени, и очнулась только когда официант объявил, что ресторан закрывается.

– Так скоро? – я вскинула брови. Для меня пару часов пролетели как несколько минут.

– Увы, в Европе заведения закрываются в детское время, – Максим сделал знак официанту, – но в моих силах уговорить их остаться ещё ненадолго.

Я покачала головой.

– Может, лучше прогуляемся?

Рука об руку мы спустились к подножию башни. Воздух стал свежим и влажным, а ветер до мурашек холодил кожу. Мы брели по Елисейским полям, посматривая то по сторонам, то друг на друга, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Я хотела запомнить эту минуту – просто брести в тишине рядом с тем, кого люблю. Большего, казалось, мне было не надо.

Мы завернули на тихую улочку, где людей было не так много. У одного из магазинчиков уличный музыкант играл на гитаре, а стоящая рядом девушка звонким голосом пела знакомую песню, волнующую, нежную, как сегодняшний вечер. Потихоньку вокруг них образовалась небольшая толпа, и мы остановились, привлеченные музыкой.

– А что твои ожидания? – внезапно спросил Максим.

– Прекрасно, – я кивнула. – И ресторан, и еда, и компания.

– Я не про ужин, – Эккерт усмехнулся. – Ты говорила, что мечтала увидеть Париж.

Я полной грудью вдохнула воздух, впитывая сладкий аромат приближающейся грозы.

– Он всегда представлялся мне сказочным городом, и я думала, что полюблю его, как только окажусь здесь. И он меня не разочаровал. Теперь я уверена – люблю.

В этот момент я невольно посмотрела на Максима и тут же отвела взгляд, боясь того, что он может прочесть в моих глазах. Но от его испытывающего взгляда укрыться было сложно. Он развернул меня, обхватывая за талию и привлекая к себе. Рукой поддел мою кисть, уверенно вводя в танец и покачиваясь под неспешную музыку.

– Надеюсь, ты не против?

Я покачала головой. Мы были единственной парой, которая танцевала, но смущение отошло на задний план. Мне достался лучший партнёр, который уверенно вёл под музыку, не отрывая от меня темнеющего взгляда оливковых глаз и заставляя моё сердце биться так часто, что казалось оно пробьёт грудную клетку.

– Теперь я знаю, какой оттенок идёт тебе больше всего, – рука Максима скользнула по моей спине, опускаясь к бёдрам. – Стоило тебе надеть это платье, как твои глаза засияли ярче. Если не секрет, от кого тебе они достались?

Я смущённо улыбнулась.

– Мне всегда говорили, что я вырасту точной копией мамы. И чем старше становлюсь, тем больше вижу её в себе такой, какой она мне запомнилась. У меня ведь не осталось от них ничего, даже фотографии. Всё, что у меня есть – это фамилия отца и глаза матери.

– Уверен, она была прекрасна, если ты пошла в неё.

– Только вот характер достался от отца. Так что всё моё упрямство – его наследие.

Я прикусила губу, боясь задать вопрос, но любопытство пересилило:

– А твоя мама? Ты похож на неё?

– Нет, – в глазах Эккерта промелькнула тревога. – Она говорила, что я очень похож на отца, но я не помню. Его не стало, когда мне было три года.

– Какой она была?

– Самой лучшей, – Максим подавил вздох. – Наверное, каждый ребёнок считает свою мать особенной, но она и правда была такой. Рядом с ней я никогда не чувствовал себя одиноким или неполноценным. Она умела подбодрить и защитить, и порой мне её очень не хватает. Возможно, когда-нибудь я перестану тосковать по ней так сильно.

Мы остановились, как только умолкла музыка. Раздались редкие аплодисменты зрителей, но Максим даже не думал отпускать меня.

– Главное, чтобы ты простил себя, – произнесла я едва слышно.

Его лицо склонилось слишком низко, вызывая в теле волнующую дрожь, и я замерла в ожидании неизбежного, словно пойманный в сети зверёк. Но как только дыхание опалило мне губы, холодная капля, упавшая с небес, заставила меня вздрогнуть. Я подняла голову вверх, вглядываясь в хмурое небо, пока не ощутила ещё одну дождинку. Крупные, словно жемчужины, они сначала по одной, а затем сплошной стеной обрушились на нас и как по команде грянул гром.

Летняя гроза застала врасплох, но быстрее всех спохватились уличные музыканты. Спасая инструменты, они кинулись в ближайшую закусочную, а их немногочисленные зрители разбежались кто куда, и только мы вдвоём остались на улице, завороженные властью водной стихии.

Максим очнулся первым и, крепко обхватив мою ладонь, потащил к стоящим рядом домам под тёмную арку, но мы уже успели вымокнуть насквозь. Моё новое платье липло к коже, а вода стекала с самой макушки, но смех переполнял изнутри. Дождь был холодным, но мне было тепло и вовсе не из-за того, что на дворе царило лето.

Эккерт, такой же промокший до нитки, отряхивал волосы от капель с восторгом глядя на разбушевавшуюся стихию. Ливень был таким плотным, что дальше нескольких метров было ничего не различить, и могло показаться, что в целом городе мы остались одни, ограждённые от всего мира стеной дождя.

Внезапно его лицо стало серьёзным, а смеющиеся глаза вновь потемнели. Он решительно шагнул вперёд, обхватывая моё лицо и притягивая к себе.

– Я не закончил.

Его губы накрыли мои, руша последние преграды. Я опешила и словно кролик в свете фар застыла, позволяя ему вторгаться в мой рот.

Он целует меня! Целует!

Внезапная слабость охватила всё тело, заставив ноги подкоситься, и я ухватилась за Максима, впиваясь острыми ноготками в крепкие плечи. Стон, сладкий и порочный, вырвался у нас обоих и вновь заглушился жадным и глубоким поцелуем. Эккерт сминал мою волю, с тяжёлым