Обречены воевать - Грэхам Аллисон

несущего ядерную бомбу, мог по собственной инициативе, по ошибке или в приступе безумия долететь до Москвы и сбросить свой жуткий груз. Или советская субмарина с ядерными боеголовками в Карибском море могла принять противолодочные маневры флота США за начало реальной атаки. Командиру лодки ведь не требовалось разрешения Москвы или дополнительных кодов для запуска ракет по американским городам.

Чтобы справиться с неизбежным риском ядерной конфронтации, Кеннеди неоднократно отмахивался от призывов своих советников к решительным действиям и вместо этого давал Хрущеву больше времени для изучения ситуации и принятия разумных мер. Так, когда над Кубой был сбит американский самолет-разведчик «U-2», Кеннеди отложил «удар возмездия», чтобы попытаться в последний раз преодолеть разногласия дипломатическими действиями. При этом он использовал уникальный политический коктейль, «смешав» публичную сделку, ультиматум, а также секретный «подсластитель» – вопреки мнению большинства членов Совета национальной безопасности. Если Хрущев согласился вывести ракеты с Кубы (необходимые, по словам советского лидера, для защиты Кубы от американского вторжения), США обязывались не вторгаться на остров. Предъявленный в частном порядке ультиматум давал Хрущеву двадцать четыре часа на раздумья, после чего США угрожали нанести воздушный удар по местам базирования ракет. А секретный «подсластитель» заключался в том, что, пускай quid pro quo[727][728] невозможен, если СССР выведет свои ракеты с Кубы, американские ракеты исчезнут из Турции через полгода.

Кеннеди знал, что предупредительные меры по предотвращению таких конфликтов могут оказаться дорогостоящими, что придется, не исключено, идти на компромисс по политически «чувствительным» вопросам и откладывать реализацию планов, пусть не жизненно важных, но все-таки значимых. Однако он понимал, что дело того стоит. По его словам, главный урок кубинского ракетного кризиса состоял в следующем: «Прежде всего, защищая собственные жизненные интересы, ядерные державы должны избегать конфронтаций, которые побудят противника выбирать между унизительным отступлением и атомной войной».

Ради подобного мудрого выбора нынешним руководителям США предстоит сочетать комплексное мышление и упорный труд. Они должны отталкиваться от следующих четырех основных идей.

Уточнить жизненные интересы

В первую очередь отстаивание жизненно важных интересов Америки зависит от правильного их определения. Чтобы выявить приоритеты, нельзя расставлять их изначально. Однако таков, если угодно, безусловный рефлекс Вашингтона. В соперничестве столь эпическом, как противостояние между Китаем и Соединенными Штатами Америки, нужно научиться отличать жизненно важное от просто значимого[729][730]. Например, является ли сохранение господства США в западной части Тихого океана действительно жизненно важным интересом? Готовы ли американцы «нести бремя» войны ради того, чтобы помешать Китаю захватывать острова Южно-Китайского моря или даже оккупировать Тайвань? Это отнюдь не риторические вопросы. Геополитические проекты – или даже реакция на кризис – в отрыве от национальных приоритетов обречены на провал.

Немецкий философ Ницше учил нас, что «наиболее распространенная форма человеческой глупости – это забывать, что ты пытаешься делать»[731]. Размышляя о роли Америки в современном мире, мы не вправе отказываться от наследия «мудрецов» периода холодной войны. Как отмечается в главе 9, это значит, что так мы сохраним США «как свободное государство с нашими фундаментальными институтами и ценностями». Нам не придется подкреплять все притязания Филиппин или Вьетнама на Южно-Китайское море. Не придется даже защищать Филиппины, зато придется любыми способами избегать ядерной войны с Китаем.

Понимать, к чему стремится Китай

Применяя логику советов Кеннеди, руководители США должны стараться понять и учитывать базовые интересы Китая. Несмотря на жесткую риторику, Хрущев, поставленный перед выбором, счел, что может пойти на компромисс относительно ядерного оружия на Кубе. Подобным же образом печально известный своей приверженностью идеологии Мао Цзэдун делал уступки, когда те служили китайским интересам. Си Цзиньпин и президент Трамп начали с обмена максималистскими претензиями. Но они оба умеют торговаться. Чем лучше американское правительство будет разбираться в целях Китая, тем успешнее оно сможет преодолевать разногласия. Проблема в психологической проекции: даже опытные чиновники Государственного департамента слишком часто ошибаются и считают, что жизненно важные интересы Китая зеркально отражают интересы Америки. Им стоило бы почитать Сунь-цзы, который учил: «Будь уверен, что не потерпишь поражение в ста битвах из ста, если в равной степени разбираешься и в себе, и в противнике. Когда, не понимая противника, ясно видишь собственное состояние дел, на одну победу будет одно поражение».

Холодная война ныне рассматривается как недопустимый вариант развития международных отношений, как нечто, чего следует избегать практически любой ценой. Но спустя четверть века после распада советской империи (и при новом обострении между Вашингтоном и Москвой) стоит вспомнить важные элементы былых взаимоотношений США и СССР. Притворство чревато сомнениями, а откровенность ведет к ясности. Слова «мы вас похороним!» и «империя зла» срывали все и всяческие покровы. Но даже столь резкие высказывания не мешали значимым контактам, откровенным беседам и достижению конструктивных компромиссов. Во всяком случае, эти заявления освобождали лидеров от необходимости вести переговоры, завуалированные моральными соображениями.

Америке и Китаю лучше послужит не пассивно-агрессивная дипломатия «если, то» (когда соперника призывают вести себя «согласно нормам») и не возвышенные рассуждения о геополитических правилах, а предельно честное преследование собственных национальных интересов. В отношениях с высокими ставками важнее предсказуемость и стабильность, а вовсе не дружба. США должны перестать играть в игру «давайте притворимся».

Как мы видели в главе 1, многие в Соединенных Штатах Америки утверждают, что возвышение Китая не столь уж поразительно. Они также говорят, что основное внимание Китай уделяет экономическому развитию. Да, выживание коммунистической партии зависит от высоких темпов роста. Но статус Китая как номера один в Азии – и его стремление стать номером один в мире – отражает не только императив экономического развития, но и «верховное», если угодно, мировоззрение, вытекающее из китайского самосознания. В своем «Письме к детям» Уиттекер Чемберс[732][733] раскрыл философскую суть, как он считал, революционного коммунизма: «Это величайшая альтернативная вера человечества… Это человеческое видение, низвергающее Бога в качестве творческой причины мира. Это видение освобожденного ума, который, лишь силой рационального осознания, переписывает судьбу человека и реорганизовывает его жизнь и сам мир». (Бывший советский шпион, который переметнулся к врагу, Чемберс сделался ярым антикоммунистом, и президент Рональд Рейган в 1984 году наградил его президентской медалью Свободы[734][735].) Пускай Си и его партийные мандарины больше не проповедуют марксистско-ленинскую идеологию, не следует заблуждаться и думать, будто нынешний китайский режим «постидеологичен» и озабочен исключительно собственной властью. В главе 7 были охарактеризованы фундаментальные цивилизационные ценности, отличающие Китай от Запада; эту неудобную реальность, увы, слишком часто прячет вежливая дипломатия.

Заниматься стратегией

В сегодняшнем Вашингтоне стратегическое мышление