Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник) - Эмилио Сальгари

Но христиане, жизнь которых в этот момент была поставлена на карту, не дремали, и их меткие пули сразу уложили на месте нескольких турок, раньше других поднявшихся было на ноги. Обозленный этой встречей, весь отряд преследователей поднялся на ноги и дал ответный залп. С обеих сторон началась отчаянная перестрелка, длившаяся более получаса и причинившая большой урон только осаждавшим, которым некуда было укрыться, между тем как из осажденных, находившихся за стенами, никто не пострадал.

Герцогиня, к которой вполне вернулись все те удивительные свойства, которые ставили ее в один ряд с лучшими воинами, храбро отразила нападение десятка турок, хотевших ворваться хотя и в запертую, но легко поддавшуюся их дружному напору дверь.

Уже начинало светать, когда турки решили взять харчевню приступом. Метюб решил лучше уложить половину своих людей, чем признать себя побежденным горстью беглецов и дать им возможность ускользнуть из его рук. Догадавшись об этом, герцогиня крикнула:

– Друзья! Настала решительная минута. Молите Бога помочь нам… Зарядов у нас больше нет, остались только сабли и…

– Ничего, синьора, – вступился дедушка Стаке, ни на мгновение не поддавшийся унынию, – мы пустим в ход приклады наших ружей и немало пробьем ими турецких черепов, когда они сунутся нам под руку… Не робейте, друзья! Бог за нас!

Перпиньяно бросился вместе с греками навстречу напиравшим на крыльцо туркам и вступил с ними в рукопашную схватку. Герцогиня готовилась, в свою очередь, дать им мужественный отпор, как вдруг в одно из оставшихся без защиты окон вскочил человек и крикнул:

– Герцогиня, я явился напомнить вам данное мне слово!

– Лащинский! – вскричала герцогиня, в ужасе отступая перед ним. – Данное мной вам слово?.. Давала его не я, а голос необходимости…

– Это все равно, – возразил поляк, протягивая руку, чтобы схватить девушку. – Хочешь не хочешь, а будешь моей!

– Капитан! – послышался голос Метюба, тоже пробравшегося в окно. – Брось свою красавицу на руки ожидающих ее под окном людей и следуй сам за ней, а я пока займусь вот этими. Несколько выстрелов – и они все будут в своем аду.

Но хвастливый турок жестоко ошибался: не так легко было покончить с этой горстью храбрецов, хотя в окно успело проскочить еще несколько из его людей и беглецы, таким образом, должны были биться на два фронта.

Герцогиня отчаянно защищалась от поляка, который хотел один, без помощи других, овладеть ею и только отражал ее удары саблей, не нападая сам на нее. Он рассчитывал, что ему удастся ее обезоружить и взять в плен.

Эль-Кадур, Перпиньяно и старый далмат были оттеснены от герцогини и не могли ей помочь, сражаясь с напиравшими на них со стороны входа врагами. Но мужественная молодая венецианка и одна справилась с польским медведем. Пользуясь тем, что он остался один с ней лицом к лицу, желая во что бы то ни стало одержать над ней победу собственной силой и этим смыть с себя позор своего поражения в поединке под стенами осажденной Фамагусты, поляк старался обезоружить ее, но она ловким маневром прижала его в угол и сильным ударом шпаги проколола ему горло насквозь.

– Умри, предатель! – вскричала она. – Если бы победа осталась на твоей стороне, ты взял бы меня только мертвой, а теперь умри сам, побежденный рукой капитана Темпесты!

– А, черт… Ну, теперь… все кончено! – прохрипел Лащинский, раскинув руки и тяжело падая к ее ногам.

Через минуту его не стало.

Метюб бросился было на победительницу поляка с поднятой саблей, но в то же мгновение и он упал, сраженный саблей Эль-Кадура, которому удалось наконец пробиться к своей госпоже.

– На помощь к Перпиньяно! – крикнула Элеонора, заметив, что лейтенант вместе с остальными ее спутниками стеснен со всех сторон и едва держится против нападающих.

– Берегись, госпожа! – вдруг воскликнул Эль-Кадур, загородив ее собой.

В то же мгновение сердце верного араба, собственной грудью заслонившего свою госпожу, было пробито пулей Метюба, который собрал свои последние силы, чтобы увлечь с собой во мрак царства смерти невольную виновницу всей этой ужасной драмы.

– Проклятый араб! – простонал он, скрежеща зубами от злобы на эту последнюю неудачу, и с тем испустил дух.

Дедушка Стаке и Симон чудесным образом тоже пробились к герцогине и помогли ей отнести умиравшего араба в комнату рядом, носившую следы страшного разгрома, произведенного во время следования по этой местности полчищ Мустафы, шедших на Фамагусту.

– Бедный мой Эль-Кадур! – произнесла Элеонора, наклоняясь над умирающим, лицо которого уже подергивалось предсмертной судорогой.

– Умираю… госпожа… – шептал он прерывающимся голосом. – Пуля… прошла… в сердце… Про… щай… будь… счаст… лива…

– Нет, Эль-Кадур, нет, друг мой, ты не должен умереть!.. Я вылечу тебя, – сквозь слезы говорила герцогиня, сжимая его холодеющие руки.

Араб устремил на нее свои потухающие глаза с последним проблеском глубокой любви и безграничной преданности и еле слышно произнес:

– Мои… мучения… окончены… Будь… счастлива… дай… и твоему… вер… ному рабу… умереть… счаст… ли… вым… поцелуй… его…

В то время как Симон плакал навзрыд и его старый соотечественник, дедушка Стаке, тоже тихо ронял слезы над умирающим, герцогиня осторожно прижала губы ко лбу своего преданного слуги, ради нее пожертвовавшего собственной жизнью.

Заключение

Тело верного невольника, жизнь которого была полна стольких необычайных терзаний, о которых смутно догадывалась только та, за которую он с радостью пожертвовал этой жизнью, не успело еще остыть, как к месту сражения между беглецами и их преследователями бешеным галопом примчался Мулей-Эль-Кадель, сопровождаемый отрядом своих дамассцев и их проводником Николой Страдиото.

Услышав топот множества коней и бряцанье многочисленного оружия, турки, уже плотно окружившие христиан, в паническом ужасе бросились бежать, думая, что уж не высадились ли неожиданно венецианцы с целью напомнить, что лев Святого Марка еще жив и готов жестоко отплатить за те ужасы, которые совершались в Фамагусте по приказанию кровожадного Мустафы. Может быть, явилась даже целая эскадра военных кораблей.

В страхе перед этой грозной силой люди Метюба, оставшиеся без своего предводителя, бежали, как стадо испуганных овец, оставив на произвол судьбы всех своих убитых и раненых.

– Дамасский Лев! – вскричал Перпиньяно, первый из христиан понявший настоящую причину постыдного бегства турок. – А, и Никола вернулся с ним!..

– Где герцогиня? – отрывисто спросил Мулей-Эль-Кадель, спрыгивая с покрытого потом и пеной коня.