Неверная - Али Айаан Хирси

Однажды вечером мы смотрели телевизор. Там показывали очередной сюжет о школьном учителе – гее, которого преследовали марокканские дети. В последнее время такие вещи в СМИ попадались все чаще и чаще. В продолжение сюжета показали имама, одетого в традиционные одежды. Он говорил перед камерой по-арабски, что гомосексуализм – это заразная болезнь, которая может передаться и школьникам. По его словам, это была настоящая угроза человечеству.

Я помню, как тут же вскочила со словами: «Какой же он дурак!» Сомалийка во мне привыкла к такому отношению к данной проблеме, но вот голландка была возмущена. Я тут же села, написала статью и отправила ее в «NRC Handelsblad». В ней я высказалась о том, что подобного мнения о гомосексуалистах придерживается не только один этот имам. Такой подход свойственен исламу в принципе. Тот, кто хоть раз был в клинике, где делают аборты, мог прекрасно видеть, что мусульманские правила сексуальной жизни приводят лишь к страданиям. Это был очень внезапный порыв возмущения.

Статья была переделана в короткое письмо, написанное хорошим, политкорректным языком. Но это был мой первый политический выход.

Мы с Эллен почти два месяца занимались ремонтом. После мы в полной мере вернулись ко всем радостям жизни – устраивали вечеринки и праздничные ужины. Эллен переживала период религиозных исканий. Она никак не могла решить, к какой же церкви ей присоединиться. А мы с Марко подумывали о том, чтобы вновь сойтись. Это было время встреч с друзьями, время независимости и просто очень счастливое лето.

Я начала работать 3 сентября. Главный офис Лейбористской партии находился в небольшом здании, а я была всего лишь младшим научным сотрудником. Моим первым заданием стало исследование по иммиграции, которое казалось мне одним из самых важных вопросов, которые только стояли перед Голландией в XXI веке.

Я рассматривала не вопрос ислама, а изучала миграцию, ее причины и последствия для общего благосостояния государства, если поток беженцев не прекратится. Должна ли Лейбористская партия поддерживать закон о миграции?

Голландия, разумеется, хотела сохранить свое благосостояние, и единый подход ко всем был просто невозможен. Следовало вводить какие-то ограничения на въезд, но вопрос – какие?

Я планировала организовать дискуссию среди экспертов, а по ее итогам написать книгу, чего я еще никогда не делала. Моей целью было расширить сеть экспертов мозгового центра партии, проводя для них различные исследования.

Однажды днем, во время второй недели моей работы в партии, я разбирала старые документы и услышала поднявшийся на лестнице шум. Я спустилась вниз, чтобы узнать, что же стало причиной переполоха. Люди столпились вокруг телевизора, который был настроен на CNN. В то время я предвзято относилась к американским СМИ. В Лейдене я даже написала статью, посвященную телевизионной шумихе, используя как пример случай с Моникой Левински.

Во время импичмента Билла Клинтона CNN постоянно останавливались на аспектах его сексуальной жизни в лучших традициях Кеннета Стара. Только из-за того, что СМИ акцентировали внимание на этом вопросе, всем стало казаться, что это и правда важно. У меня сложилось впечатление, что американцы просто бились в истерике.

Поэтому сегодня, увидев заставку «Брейкинг ньюс», я подумала, что они в очередной раз нашли повод для того, чтобы раздуть какой-то скандал. Но тут на втором плане появились рушащиеся башни Всемирного торгового центра. Ведущая тем временем говорила о том, что случившееся не может быть несчастным случаем. Скорее всего, произошел теракт. В телевизоре снова и снова мелькали ужасающие кадры падающих башен. Я закрыла глаза и лишь прошептала про себя на сомалийском: «Аллах, пожалуйста, сделай так, чтобы к этому теракту не были причастны мусульмане».

Я знала, что все это может привести к крупному мировому конфликту. Когда я вернулась домой, то тут же сказала Эллен: «Американцы собираются нанести ответный удар. Они – не голландцы, которые просто предложили бы сесть за стол переговоров и все обсудить. Они не собираются ничего обсуждать. Это будет третья мировая война». Эллен лишь попросила меня успокоиться.

Но этой ночью мы продолжали смотреть все и новые и новые репортажи, которые потрясли меня до глубины души. В самой Голландии, в Эде (городе, где я жила), показывали репортажи о том, как сразу после теракта в Америке группа исламских подростков выбежала на улицу, торжествуя. Вся страна была этим потрясена, но я, наверное, больше всех остальных. Эллен все продолжала меня успокаивать: «Это всего лишь подростки. СМИ, как всегда, все раздули». Но я знала, что это была лишь часть того, что творилось на самом деле. Если бы журналисты попали в это время и в другие районы, то там они бы увидели то же самое.

Утром после теракта 11 сентября я шла на работу вместе с Рудом Коле – председателем Лейбористской партии. Руд был одним из моих учителей в Лейдене. В тот момент, как и люди во всем мире, мы обсуждали произошедшее.

Руд печально покачал головой:

– Это так ужасно, не правда ли? Сейчас все говорят о том, что это связано с мусульманами… так или иначе. Что это они сделали.

Я ничего не могла с собой поделать. Когда мы уже почти дошли до офиса, я не удержалась и выпалила:

– Это все ислам. Это и правда сделали мусульмане. Руд же ответил:

– Айаан, конечно, эти люди могли быть мусульманами. Но они, прежде всего, экстремисты. Есть и христианские экстремисты, которые понимают Библию буквально. Большинство же мусульман не верит в такие вещи. Говоря так, ты унижаешь вторую по величине мировую религию – мирную и цивилизованную.

В раздумьях я вошла в офис.

«Я должна разбудить этих людей, должна открыть им глаза!» Ведь так думал не только один Коле, так думали все голландцы. Голландия, счастливая страна, в которой никогда ничего не происходило, в очередной раз старалась сделать вид, что снова ничего важного не произошло.

Голландцы забыли, что можно вести войну, убивать, заключать в тюрьмы неугодных только потому, что таков «Божий призыв». Такого не было в Голландии на протяжении веков.

Это были не просто экстремисты, ненавидящие Америку и весь западный мир. Я знала, что почти все мусульмане, видящие это, сидели и думали, что вот оно – возмездие тем, кто не верит, возмездие врагам ислама. Война была объявлена во имя ислама, во имя моей религии, и я должна была сделать выбор. На чьей стороне буду я? Для меня настал тот момент, когда я поняла, что никак не смогу избежать этого вопроса.

Настоящий ли это ислам? Разве настоящий ислам требует и призывает к такого рода кровопролитиям? Должна ли я, как мусульманка, оправдывать такие атаки?

Эти вопросы мучили меня почти всю неделю, я никак не могла выкинуть их из головы. Я словно бы зациклилась на этом. Я читала все материалы, посвященные теракту 11 сентября, искала информацию в Интернете. Я видела, как много людей по всему миру выходили на демонстрации в поддержку Усамы бен Ладена.

В Северной Нигерии в результате массовых беспорядков, возникших после демонстрации, были убиты сотни людей. Все мировые лидеры призывали мусульман осудить теракт. Это были попытки обратиться к морали ислама.

Самые разные статьи призывали мусульман всего мира подняться и сказать, что ислам не допускает и не одобряет убийство мирного населения. Когда я читала эти статьи, то мне казалось, будто они написаны специально для меня, будто эти призывы обращены ко мне.

Мохаммед Атта, лидер смертников, захвативших самолеты 11 сентября, внушал своим соратникам, что надо умереть «как правильный мусульманин». Он использовал все те молитвы, которые читает каждый мусульманин, когда чувствует приближение смерти. Он просил Аллаха предстать перед ним. Я прочитала и запомнила это. Тон всего его послания был очень знаком мне. Это был не просто ислам. Это было его ядро. Мохаммед Атта верил, что отдает свою жизнь во имя Аллаха.

Мохаммед был примерно моего возраста. Мне казалось, что я знаю кого-то похожего на него. На самом деле я встречала много похожих на него людей. Многие бы смогли написать такое послание, если бы у них хватило мужества сделать то, что сделал Мохаммед Атта. Это были десятки тысяч людей – в Африке, на Востоке и даже в Голландии некоторые разделяли его мысли. Каждый действительно верующий мусульманин, стремившийся к подлинному исламу, даже если активно и не поддерживал атаку на башни, где-то в глубине души точно одобрял ее.