Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа

чтобы на публику их вытащить. Она всю свою жизнь вытащила на публику. Надо скорее ехать в мотель. Скорее ему позвонить. На Фейстайм детей показать. Может, получится что-то между ними исправить. А может, и не получится. В мотель она не поехала – вернулась в «Мими».

Меняться Барбара не собирается. Сам ее дом сопротивляется переменам. Эта работа не для того, кто дом очищает. Она для того, кто очищает душу. Для экзорциста или, на худой конец, для психолога. Даже если бы Мэй хотела, проблемы Барбары не из тех, которые можно белой краской закрасить. Чужие дома расчищать легко. От рухляди избавишься: одно выбросишь, другому место найдешь и уйдешь. Людям радость – наслаждаются чистыми полками и столами, пока снова свалку на них не устроят. И самой хорошо – тешишь себя иллюзиями, что раз навела в шкафах чистоту, так и в жизни клиента теперь тоже порядок. И не надо оставаться и наблюдать за тем, что будет дальше. Мэй все это устраивало.

Она, конечно, вполне может привести дом в порядок. Если, конечно, Барбара позволит. Но как только она уедет, все снова вернется на круги своя. И, в отличие от Сабрины, ей на это не наплевать. Каждый раз, когда хаос Барбары побеждал ее усилия, Мэй казалось, что она исчезает, что ее, как надписи на песке, смывает волной. Снова на это решиться у нее нет сил.

А выбор какой? Что бы Мэй теперь ни предприняла, одного не изменишь. Из какой клоаки она родом, теперь знают все: Сабрина, Джесса, Лолли. Все знают.

И Джей. Он тоже поймет: она выросла на помойке; в родном доме изменить никогда ничего не могла, и стабильного надежного прошлого, как у всех нормальных людей, у нее нет; и она до сих пор едва балансирует на необъятной куче дерьма. И еще он поймет, что она никогда ничего ему не рассказывала, потому что не доверяла.

Ее жизнь, которую она много лет выстраивала по кирпичику, разлетелась вдребезги.

Мать тихо сидела в «Мими» без дела. Кухня, рабочие прилавки, крохотный обеденный зальчик сияли чистотой и наведенным Мэй после приезда первозданным порядком. С тех пор и недели не прошло, а кажется, в этом скромном, простом и практичном помещении иначе и быть не может. У каждого человека в «Мими» своя роль, каждый предмет на своем месте, и стены их маленького ресторанчика надежно укрывают от всех сложностей внешнего мира. Мэй стояла рядом с матерью и думала, как хорошо было бы навсегда остаться под их защитой.

Едва они шагнули за порог, дверь сама собой с треском захлопнулась. Барбара проверила замок – заперто.

– Похоже, нам пора по домам, – обронила Мэй как бы между делом.

Призрак Мими обычно давал о себе знать, если ты был здесь в одиночку, и от того, что он явился сейчас им обеим, Мэй стало еще страшнее. Спускаясь с крыльца, Барбара положила руку дочери на плечо. Странно, почему у матери дрожат руки? Мэй взяла их в свои:

– Мама, прости меня, пожалуйста. – Откладывать неизбежный разговор нет никакого смысла. Все еще держась за руки, они шли по тропинке к дому. – Я поговорила с Сабриной, но это ничего не изменило.

Нога попала в знакомую колдобину. Как в детстве, оцарапался носок туфли. Мэй выпустила руку Барбары.

– Это ты меня прости. – Барбара открыла дверь в дом и выпустила Пэтчес во двор. Собака спрыгнула на траву сделать свои дела. Все три сели на ступеньки террасы: Барбара тяжело опустилась рядом с Мэй, а Пэтчес, забыв о щенках, вернулась и примостилась возле хозяйки.

Мэй положила голову матери на плечо:

– Мама, это я тебя в «Кулинарные войны» впутала. Если бы не я, ты бы ни за что не согласилась участвовать. И если бы не мой «Блестящий дом», Аманде бы не пришло в голову их позвать. – При мысли о сестре Мэй опять ощутила прилив гнева. Но от всего, что сегодня произошло, вспыхнувшая раньше ярость уже притупилась. Конечно, во всем виновата Аманда. Но почему Мэй все-таки кажется, что здесь есть и ее вина? Почему кажется, будто это она давным-давно выбрала этот путь, который привел ее наконец к неминуемому пункту назначения? – Да нет, мама, это из-за меня случился весь этот бардак.

– А по-моему, твой интернет скажет, что это из-за меня, – возразила Барбара.

Мэй слегка отодвинулась и заглянула матери в лицо. Что она могла ей ответить? Они все находятся там, куда привел ее путь, в который она пустилась. Но выбирала его не она, а Барбара. Хотя мать никогда в этом не признавалась.

У них за спиной ее дом, и грязь в нем такая же, как всегда, если не хуже. И грязь эта подбирается к «Мими». Что бы мать ни говорила, как осторожна она с пирогами, мышка на видео никого не обманет. Им повезло, что пироги на этой неделе пек Патрик. Но если даже сама Барбара признает, что ее свинарник – это проблема… Проблема, о которой Мэй пыталась говорить с ней еще подростком. Конечно, пыталась. Зачем покупать еще что-то? Зачем хранить все это старье? Зачем сваливать его так, что гора мусора уже выше самой Мэй? Почему им уже настолько забиты обе ванны, что пользоваться можно только душевой кабинкой? Какого хрена подбирать каждый бесхозный колченогий стул и тащить к себе каждый брошенный журнал?

Но как только речь заходила о доме, Барбара, во всем остальном с дочерью откровенная, замыкалась и обрывала любой разговор. Мэй могла умолять, могла до хрипоты орать ей в лицо, мать ждала, когда она остановится, поворачивалась и уходила.

Неизвестно, ссорилась ли с ней на эту тему Патти, хотел ли когда-нибудь вернуться их отец и не это ли его остановило, пробовал ли кто-нибудь еще справиться с их неразрешимой проблемой. Мэй терялась в догадках. Барбара никогда про дом не говорила – только сердилась, когда кто-то пытался ее образумить. Но, может быть, теперь мышь на видео и угроза потерять Пэтчес дадут Мэй тот шанс достучаться до матери, которого у нее никогда прежде не было. Может быть, теперь Барбара ее послушает? Может быть, теперь, пока она здесь, чтобы разрулить ситуацию с «Войнами», Мэй сможет все разгрести и хоть как-нибудь разрешить проблему. А потом, когда она уедет, держать мать на плаву будет Энди. Если, конечно, он не сбежит отсюда. Но от всех этих «может быть» никуда не деться. Все это под вопросом. Таким же большим, как и тот, что ждет ее дома, в