Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко

Раз я привёз только десять кож и Густах не может выдать книги на восстановление авансом, то я быстро расправлюсь с единственной доступной книгой, и буду приходить в архив лишь раз в десять дней. Густах обязан объяснить мне основы в создании гримуаров, а это встреч до самой весны.

— Скажи, почему выбрал именно это порождение? — спросил Густах, когда с обсуждением плана встреч было покончено.

— Оно выглядит довольно прибыльным, хоть и добывать тяжко будет.

— А если честно? Магистрат рассчитывал на что-то более лёгкое.

— Личные счёты, — процедил я единственно причину. Эти личные счёты я сведу всенепременнейше.

— Интересное у тебя было прошлое, — Густах с сочувствием посмотрел мне в глаза, и попросил помощницу проверить стопки листов на одном из дальних стеллажей. Девушка намёк поняла и поспешила выйти из подсобки. Вскоре белёсое облачко вокруг её головы, груди и живота превратилось в мерцающую звёздочку. Густах достал из-за пазухи тряпичный маленький свёрток, толщиной с большой палец и длиною чуть больше указательного. — Это я должен передать тебе по настоянию самого архимагистора. Я получил её два месяца назад, когда ты спросил про кожи. Магистрат дал согласие, а на следующий день архимагистор вызвал меня к себе. Он сказал, чтобы я изучил это, передал тебе и рассказал о нём всё, если будет приказ. Сегодня магистор Кузаун сказал, что архимагистор дал мне разрешение.

— Ждали моего решения по экзамену? — спросил я, с нехорошим предчувствием приняв свёрток. И не понял содержимого. Серебряная палочка в две фаланги длиной, со скруглёнными краям, но кривыми обломанными концами и вся сильно гнутая. Я с непониманием уставился на Густаха. — Это что?

— Здесь, — Густах показал на одну из сторон палочки, где на серебре едва выделялся выдавленный квадрат с закорючками, — печать мастера. Я узнал её сразу. Это Раймарт, я о нём рассказывал. Мой друг, я вместе с ним учился. Это его экзаменационная работа, выпускная, он несколько таких сделал. Иногда маги попадают в рабство, но нет действенного способа запретить магу-рабу использовать заклинания. Раймарт нашёл способ, как отрезать любую возможность к распевам заклинаний или использованию свитками, но так, чтобы раб мог использовать наргодат, плиты или огнива. Академия не позволила создавать подобное, запретила из-за изъяна — кольцо убивало мага, как только он воспользуется любым заклинанием.

— При чём тут всё это? — переспросил я, не понимая смысла этого рассказа.

— Это оно и есть, одно из колец Раймарта. Архимагистор сказал, что оно должно быть твоим. Его нашли в уборном ведре, в башне матонов, в которую ты попал, когда… прибыл в академию, — Густах заметил, что я хмуро сдвинул брови и до мелкой дрожи в пальцах сжал серебряную палочку, поэтому нутон говорил мягким голосом. — Раз оно сломано, то ты его не надевал. Это правильное решение, это кольцо снять вообще нельзя, оно бы тебя убило. Но, Ликус, как оно вообще попало к тебе?

— Это очень хороший вопрос, — я оторвал растерянный взгляд от палочки. — Я бы не отказался знать на него ответ.

* * *

Следующим днём я проснулся в «обнимку» с желанием повеситься: голова раскалывалась, а удары кулачками в дверь разрывали моё сознание на части. Я едва пересилил себя, чтобы встать с кровати и открыть дверь из второй комнаты в первую.

— Господин Ликус, с добрым утром! — радостно прощебетала Ула, отвесив поклон.

— Не кричи, — я зажмурился от вспыхнувшей боли в висках. Такое чувство, что кто-то нехороший металлическим ёршиком соскабливал с моего мозга мои же извилины.

— Ой, да, простите, — девочка извиняющее поклонилась и показала на дверь в умывальную. Там стоял деревянный таз с разведённой тёплой водой. — Всё готово, господин. Другие ученики уже завтракают.

— Принеси его сюда, — я небрежно махнул в сторону обеденного стола и отправился умываться.

Позавтракать я не смог — в рот и кусок хлеба не лез. Голова болела жутко, а ещё сухость во рту неприятная стояла, и глаза слезились. Единственное, что я смог сделать — с удовольствием выпил травяной отвар. От горячей жидкости меня передёрнуло, боль чуть уменьшилась.

— Ты завтракала? — спросил я у Улы.

— Да, господин. У вас нас кормят лучше. Каша и хлеб, — с довольной улыбкой проговорила девочка. Я показал на нетронутую кашу с мёдом и кусочками сыра, белый хлеб и сваренное яйцо. — Вы не будете? Вы заболели, господин? — я в ответ покачал головой, и жестом показал девочке ответить на вопрос. — Буду, очень буду.

— Вот и ешь. Только сперва принеси ещё отвара. И во флягу набери, — я показал на кофейный столик около кресел, где рядом с опустевшей широкой бутылью от Туранского коньяка лежала фляжка.

Я ушёл в личное помещение, совмещённую с кабинетом спальню, где выудил из мешочка одно из бодрящих яиц. Горькое, оно едва разжёвывалось, и очень скоро меня оно взбодрит. Но ещё и притупит боль.

Минут через пятнадцать похмелье отступило, только чуть подташнивало — но воспоминания вчерашнего дня затянуты дымкой. После разговора с Густахом я непонятно как добрался до лаборатории тёмного эльфа, но толком ничего не обсуждал. Я думал только о лежавшей в кармане серебряной палочке. Хлар’ан понял мою задумчивость и отложил все разговоры, и лишь сказал, что на занятия с ним нужны два дня минимум, но лучше три.

В магистрате меня ждал Клаус, для обсуждения тренировок. Что в случаях с нежитью на материке скверны, что в стычке с оруками и прочим — я слишком полагаюсь на подарок Кагаты. Это недопустимо. Меня интересовали самые тяжёлые тренировки, но от них должна быть польза.

Из магистрата я вышел с предчувствием, что до весны доживу едва ли. День тренировок и день разговоров с Густахом или Кузауном, день тренировок и день разговоров, день тренировок и три дня занятий с Хлар’аном, а после два дня самостоятельной подготовки к занятиям. И в таком темпе я проживу пять месяцев, или пятнадцать раз по десять дней.

Тёмный эльф с тёмно-синей кожей и пепельными волосами, обыкновенно красной радужкой для своей расы и такими же чуть закручивающимися заострёнными кончиками длинных ушей — Хлар’ан дожидался меня в своей лаборатории. На каждом пальце эльфа по кольцу, запястья в браслетах, на шее цепочка с камнями, в ушах серьги. Все эти украшения контрастировали с запачканной робой, на поясе которой висел гримуар и