Святые Враджа - О.Б.Л. Капур

сон и аппетит. Три дня и три ночи он сидел возле ворот храма Радхарани и жалобно плакал. Он лил слёзы, вздыхал и восклицал: «Радха! Радха!» Госвами подумали, что старик сошёл с ума. Они пытались успокоить его, но тщетно.

На тридцатый день, в двенадцать часов ночи, когда Гулаб с закрытыми глазами всё ещё лежал у ворот храма, он услышал голос дочери: «Папа! Я пришла. Разве ты не сыграешь на шаранге, чтобы я могла станцевать?» Трудно сказать: спал Гулаб или бодрствовал. Но он видел с закрытыми глазами себя играющим на шаранге и танцующую дочь. В эту ночь её танец был более обворожительным, а звон её ножных колокольчиков был более приятен для слуха и сильнее захватывал сердце. Это было закономерным, потому что сейчас танцевала не его дочь Радха, а сама Радхарани, обернувшаяся молодой танцовщицей. Гулаб осознал это, поскольку трансцендентный звон ножных колокольчиков Радхарани открыл ему духовные глаза. Он смотрел на Неё широко открытыми, влажными от слёз глазами и говорил: «Лали![143]» Как только он хотел что-то добавить, пытаясь приблизиться к Ней с сердцем наполненным любовью, Она убежала в сторону храма, увлекая его за собой.

После этого никто больше не видел бедного музыканта. Госвами решили, что он не смог вынести разлуку с дочерью и умер или покончил с жизнью. Они построили выше упомянутую чабутру в память о нём.

Однажды один Госвами, пуджарий в храме, закончив арати[144] и уложив Радхарани спать, возвращался из храма домой. По дороге он услышал, как из-за группы деревьев в близлежащем лесу кто-то позвал его: «Госвамиджи, Госвамиджи!» Он развернулся на голос и спросил: «Кто здесь?» «Ваш Гулаб», — последовал ответ, и Гулаб вышел из леса. Госвами изумился, увидев его, и сказал: «Разве ты не умер?»

Гулаб от начала до конца рассказал ему историю о том, как Радхарани явилась ему под видом собственной дочери и добавил: «Она милостиво приняла меня как Свою сакхи. Я сейчас пришёл сюда, после того, как сыграл Ей на шаранге, когда Она легла спать. Вот Её пан-прасад[145]. Возьми же!»

Гулаб дал пан Госвами, тот изумился, увидев, что это был тот же самый пан, который он только что предложил Радхарани. С этого момента игрока на шаранге стали звать Гулаб Сакхи.

Кто-то может спросить: «Какого вида садхану совершал Гулаб, чтобы заслужить такую милость Радхарани? Он даже не был инициирован у гуру. Разве шастры не утверждают, что инициация у гуру вайшнава и практика одного или всех девяти процессов бхакти являются необходимыми составляющими для достижения милости Радхи и Кришны?» Бедный музыкант завоевал Радхарани только тем, что рыдал у ворот Её храма, восклицая: «Радха! Радха!» Но как его плач мог тронуть сердце Радхарани? Неужели Она не знала, что он плачет не о Ней, а о своей дочери?

На этот вопрос очень трудно ответить. Однако, можно поставить на вид, что содержание шастр и их правила и предписания — только для нас, а не для Радхарани. Радхарани — сама милость. Когда океан Её милости начинает волноваться, он разбивает все барьеры правил и предписаний. Правила для нас, а Радхарани является исключением. Как говорится, исключения подтверждают правила.

Можно так же заметить, что Гулаб был смиренным, простосердечным и свободным от совершения всех видов оскорблений. Милость Радхарани течёт более свободно к людям с чистым сердцем, и менее к тем, чьи сердца загрязнены, даже если они совершают долгий и напряжённый курс садханы. Гулаб не практиковал джапу, many (аскезу) или любые другие виды садханы, которые мог бы наблюдать посторонний. Его жизнь сама по себе была тихой садханой. Служение шарангиста в храме он принял, как основу своей жизни. Зарабатывание средств для поддержания своей семьи было вторичным. Он мог бы уйти из Варшаны, чтобы развлекать людей своим искусством игры на шаранге и заработать больше денег. Но он не мог даже на одну секунду допустить мысли о том, чтобы оставить служение Радхарани. Его преданность Радхарани была непогрешимой и полной. Всё, что Гулаб имел, включая дочь, служило исключительно Радхарани. После того, как его дочь Радха ушла, он лил слёзы не от своей привязанности к ней, но потому, что она являлась для него необходимым средством служения Радхарани. Как Радхарани могла воспрепятствовать свободному течению своей милости к предавшейся душе, подобной Гулабу Сакхи?

Чхота Баба

Он был очень молодым, когда появился во Вриндаване, поэтому его назвали Чхота Баба (юный Баба). Чхота Баба был известен под этим именем до конца своих дней. Он полностью отдал свою судьбу в распоряжение Джая Кришна Даса Бабаджи, поскольку ему понравился приятный и милостивый характер того. Юноша принял Бабаджи как шикша гуру и решил никогда не покидать его. Джая Кришна назначил ученика служить Божествам Радха-Маданамохана.

Джая Кришна был очень доволен его служением и спонтанным любовным отношением к Божествам, поэтому он решил направить Чхота Бабу на путь рагануга бхакти[146]. Как-то он спросил юношу: «У тебя есть гуру-пранали[147]?»

Тот ответил: «Я не знаю, что такое гуру-пранали».

Бабаджи объяснил ему значение гуру-пранали и дал указание: «Тебе надо ещё один раз сходить в Навадвипу, чтобы получить у своего гуру сидха-пранали. Это необходимо для рагануга бхаджана, которому ты должен посвятить свою жизнь». Он также рассказал ему о важности и сладости рагануга бхаджана. Но Чхота Баба был так сильно привязан к Джая Кришна Дасу Бабаджи, что не мог даже думать о том, чтобы оставить его хотя бы на мгновение. Он считал, что общество Бабаджи и служение ему более важны и приятны, чем все виды бхаджана. Чхота Баба не мог ничего сказать в ответ и хлынувшими слезами выразил своё нежелание идти в Навадвипу. Бабаджи снова и снова внушал ему необходимость и важность рагануга бхаджана и, так или иначе, убедил его отправиться в Навадвипу за сидха-пранали.

В те времена не было поездов, идущих в Бенгалию из Матхуры. Нужно было добраться до Хатхараса, чтобы сесть на нужный поезд. На следующий день Чхота Баба отправился в Хатхарас. Джая Кришна Дас Бабаджи попрощался с ним, и они разошлись со слезами на глазах.

На пути в Хатхарас у Чхота Бабы постоянно текли слёзы. Когда он пришёл на железнодорожную станцию, его сердце начало ныть. Юноша чувствовал, что как только он сядет в поезд, его душа сразу выйдет из тела. Он был в плачевном состоянии, поскольку для него подчинение приказу гуру означало смерть, смертью также