Город пахнет тобою - Imanka

 — Билл, Штефан звонил, хочет завтра встретиться в первой половине дня, — Том сел на край кровати.

 У меня и так с речью проблемы, горло сильно болит, самочувствие после наркоза такое, словно тело два часа в центрифуге вращали, а тут еще я дар мыслить потерял. Вытаращил на брата глаза.

 — Надо решить, что именно мы хотим, чтобы у меня был предметный разговор. Ты можешь хотя бы примерно объяснить свои идеи?

 Я попросил его дать мне ноут, быстро набрал в мессенджере:

 «Хочу окружить ее собой. Хочу, чтобы, куда бы она ни пошла, видела бы меня, нас, какие-то кусочки из нашей жизни».

 Том вопросительно изогнул брови.

 «Дай фотографии, — указал на стол. Он взял несколько штук и протянул мне. — Смотри, все просто. Она ездит на общественном транспорте, много ходит пешком. Я хочу, чтобы все районы, по которым передвигается Мари, были завешены изображениями, напоминающими ей о доме».

 — У тебя с головой как? Ты хочешь, чтобы нас с тобой менеджеры без суда и следствия в расход пустили? Не, я им объясню, что ты после наркоза малость того, — покрутил пальцем у виска, — сбрендил, но… Фанаты ж нас по родинкам на членах распознают!

 Я взял фотографию и обложил ее другими, как рамкой, выделив небольшой кусок на основной.

 — Должно быть что-то, чтобы она сразу поняла, что это для нее, — подхватил брат идею.

 «Я найду ту песню, которую она мне напевала, когда вернулась из Москвы. Мари еще сказала, что эта песня о нас. Думаю, что смогу ее отыскать».

 — То есть кусочек чего-то, что Мари узнает, и строчки той песни? — Том изобразил в воздухе нечто.

 Я кивнул.

 «Шолль — рекламщик, возможно, он что-то присоветует. К тому же у него есть связи в наружке, а нам они нужны. Мари может улететь в любой момент, надо спешить».

 — Хорошо, я понял.

 «Он сказал, где был?»

 — Ездили на день рождения к другу Томасу Хольцману, какой-то бизнесмен.

 «Мари?»

 — Сказал, что с ней все хорошо, она немного проветрилась, отдохнула и выглядит бодрячком. Ты завтра дома сиди, никуда не бегай. Я со Штефаном встречусь…

 «И сразу же мне отзвони!»

 — Конечно. Я встречусь с ним, послушаю, что скажет. Если он согласится нам помочь, тогда попытаюсь выжать из него всё, на что он будет способен. А потом квартиру посмотрю, которую мы с тобой выбрали. Если там всё так, как агент обещал, то подписываю договор, и мы ее забираем, да?

 Я снова кивнул. Все-таки хорошо, что у меня есть Том. Мы с ним как один человек. Я могу доверять ему, а он мне, мы не можем друг без друга.

 — Только, Билл, я первый выберу себе комнату. На правах старшего.

 «Но моя все равно самая большая. Меня двое», — показал ему язык.

 — Спи давай. Я обещал врачу, что у тебя будет полноценный постельный режим. Не подводи меня, — он улыбался.

 Я отставил ноут в сторону и накрылся одеялом с головой, демонстрируя полную покорность. Постельный, значит постельный. Я и сам сейчас ни на что не способен — только лежать под одеялом и изображать из себя самого несчастного человека на свете.

 Том уехал ночью. Я не слышал, как он ушел. А утром проснулся от острого приступа одиночества. Квартира выглядела безжизненной и пустой. Мама вернется только вечером. Холодильник забит едой. Но есть не хотелось. Вчера после операции мне было жутко плохо. Горло болело, отходняк от наркоза был таким, что хотелось уже как-нибудь по быстренькому умереть. Я не психовал и не капризничал, просто соглашался со всем. Но вчера разбитое физическое состояние гасило все мои страхи, а сегодня… Мне казалось, что я больше никогда не выйду на сцену, что больше не смогу говорить. Мерещилось, что врачи сделали что-то неправильно, и я навсегда остался немым. Хотелось закричать, чтобы проверить. Хотелось спеть хоть что-нибудь. Хотелось просто услышать собственный голос. Это похоже на сумасшествие. Я метался по квартире, смотрел в зеркало, заглядывал в рот. Мой голос — это все, что у меня есть, это мое богатство, моя жизнь. А если он не вернется? Как Мари отнесется ко мне — немому? Примет ли? Захочет ли связать со мной свою жизнь? Я ведь больше ни на что не способен. Только петь. Она правильно сделала, что ушла. И хорошо, что ушла именно тогда, до операции. Мари наверняка бы осталась со мной. Она бы была со мной из жалости, проклинала бы каждый день, ненавидела, но не оставила. Хорошо, что она ушла. Надо написать Тому смску, чтобы отменил всё. Я не хочу ломать ей жизнь, у нее такие перспективы впереди, я не хочу ее удерживать. Я не достоин ее, не могу быть рядом с ней, не хочу видеть жалость и сострадание.

 Я не могу без тебя...

 Тебя...

 Как будто заело...

 Щеки что-то коснулось, словно перышком провели. Я плотнее сомкнул веки и затаил дыхание, боясь прогнать наваждение. Казалось, что все по-прежнему. Мари вернулась откуда-то домой, опустилась на колени перед кроватью, гладит руки и целует в щеку, утыкаясь носом мне в волосы. И хочется податься вперед, сгрести ее в охапку и никуда больше не отпускать.

 Вернись. Вернись. Вернись. Вернись! — шепчу ей, как в бреду. — Вернись! — кричу так громко, как только могу. — Просто вернись домой! Пожалуйста, вернись. Мне так не хватает тебя. — Губы на губах. Поцелуй нежный и соленый. Запах ее духов. Тепло ее тела. Ласковые руки. — Вернись, ну, пожалуйста, вернись. Вернись, умоляю.

 Это всего лишь моя фантазия…

 Мобилка на полу разрывалась от чьего-то звонка. Она вибрировала, медленно ползла по паркету и орала дурным голосом. Между прочим, моим голосом. Дэвид все-таки странный человек — зачем звонить мне, зная, что я все равно не могу говорить?

 Нажал принять вызов.

 — Билл, надеюсь, ты дома, потому что я через полчаса буду у тебя.

 Я кивнул и отключил мобилку совсем. Идите к черту! Через мгновение зазвонил домашний телефон. Я смотрел на него и не мог взять трубку — это Мари. Не знаю, почему, но это она. Сердцем чувствую…

 — Какого хрена?!! Что за самодеятельность вы там развели?!! — несся из трубки возмущенный крик.

 — Ты о чем? — недоуменно косился в мою сторону Том. Я лишь пожал плечами. — Мы ничего не делали…

 — А что за представление с собакой?! — Потом шел мат, настолько витиеватый, что я и не думал, что с виду приличный молодой человек умеет ТАК выражаться.

 — Штефан, у нас все по плану. Что с Мари? Что с собакой? — бледнел Том. Я напрягся. — …Как украли? А Мари?!. Я не ору! Я просто сейчас тут сам! Всех!

 Дернул брата за рукав, тревожно заглядывая в глаза. Том лишь отмахнулся с досадой. Я ерзал на сидении, готовый бежать в парк, наплевав на все меры предосторожности и маскировку.