Внучь олегарха - Квинтус Номен

для этой работы), на должность координатора стройотрядов тоже кого-то выбрали (и его я раньше вообще не знала) — а я стала совершенно свободной. И даже Лене гордо похвасталась:

— Всё, теперь я буду готовить диплом и никто меня больше от этой работы не отвлечет даже на минуту!

— Свежо предание, — улыбнулась начальница нашего первого отдела.

— Это ты к чему?

— Это я к тому, что от должности куратора полупроводниковой промышленности тебя никто не освобождал.

— Там целый комитет работает, и в комитете совсем не дураки собрались, они и без моего кураторства справятся.

— Ты в этом уверена?

— А что меня может с этой уверенности сбить?

— Да почти ничего. Если не считать того, что финансирование всех программ возложено именно на тебя, и без твоей подписи Комитет ни копейки потратить не сможет.

— А я им… Председателю Комитета выпишу генеральную доверенность!

— Ну да, кто бы сомневался. А ты хоть примерно помнишь, сколько средств по этому проекту ты, именно ты направила в СНТО почти десятка институтов? А ведь они работу-то не закончили, как я понимаю, а без тебя Комитет им теперь и копейки не выделит.

— Вот черт!

— Не черт, а Светлана Владимировна Федорова. Впрочем, это почти одно и то же. Но я тебя все же порадую немножко: Там — она показала пальцем в потолок — в курсе всех твоих дел. И в курсе твоих забот, так что для непосредственного управления финансированием программ уже создана группа специалистов. Бухгалтеров, которым ты иногда будешь говорить, что им делать. Бухгалтера очень хорошие, поехали, я тебя с ними познакомлю.

— Куда поехали?

— К нам. На площадь Дзержинского…

Глава 21

Меня серьезно так поразил тот факт, что программы для вычислительных машин сейчас писали в основном те же люди, которые разрабатывали и «железо». То есть было некоторое (довольно небольшое) количество специалистов, разрабатывающих «прикладные программы» — однако и даже среди этой очень немногочисленной группы большинство даже математиками не были, а специалистами в какой-то иной предметной области. Разные там механики, физики — и они вычислительные машины рассматривали исключительно как «большую логарифмическую линейку». Редчайшим исключением была группа именно математиков, окопавшихся в ОКБ Королева — как раз та самая, которая разработала транслятор с Алгола для М-20. Кстати, и сама эта машина в конце пятьдесят седьмого появилась, чем меня очень сильно порадовала. Правда, радость доставила не сама машина, а разработанная для нее периферия, а точнее — мощное печатающее устройство. Потому что в исходном виде «мифическая» машина результаты работы программ выводила только на перфоленту, которую потом распечатывали с помощью телетайпа…

Но к середине июня «исходный» вариант машины канул в лету, причем сразу по трем причинам. И то, что во Фрязино изготовили процессор в виде одной микросхемы, было даже не главной: главной причиной стало то, что там микросхему сделали уже «вычислителя с обновленной архитектурой». Все же приличный опыт управления собственным, хотя и принципиально «капиталистическим» заводом, мне помог направить усилия разработчиков в верном (то есть нужном мне) направлении — и они, очевидно сильно вдохновленные свалившейся на них премией (а там даже самый ленивый участник проекта получил порядка двух тысяч рублей), очень серьезно подошли к моей просьбе по желаемым доработкам. Ну и «доработали»: число транзисторов в процессоре выросло почти вдвое, было разработано уже шесть дополнительных (и очень нужных) внутренних контроллеров — а теперь из выпускаемых микросхем модно было собрать действительно работающий комп.

В архитектуре были заложены пятнадцать фиксированных адресов этих контроллеров (с нулевым адресом ничего в конструкции не предусматривалось), причем с десятого по пятнадцатый уже в схеме ставились контроллеры дисковых устройств (ну, тут я приняла сугубо волюнтаристское решение), а всем вводом-выводом управлял отдельный (пятый) процессор, для которого была добавлена дополнительная память с программами драйверов (сделанная на брянских ПЛМ-ах). И мне притащили (пока еще не домой, а в лабораторию МВТУ) что-то, что было не очень стыдно назвать «персональным компьютером». Причем программы драйверов монитора (с адресом 1) и клавиатуры (с адресом 2) уже хранились в ПЗУ, так что теоретически можно было приступать к работе. Вот только сначала нужно было загрузить «управляющую программу» с перфоленты, проделать еще несколько несложных, но противных манипуляций…

Мня сильно порадовало одно: для компа ребята использовали «мой телевизионный» конструктив, так что даже для замены микросхем с драйверами требовалось потратить всего пару минут. А так как «живых» машин (в разной комплектации) было изготовлено уже шесть штук, я передала две из них в МГУ и там приличная группа студентов под непосредственным руководством товарища Ляпунова приступила к разработке компилятора с нового языка программирования. Лично я выпендриваться не стала, расписала людям синтаксис языка С (как ни крути, а на нем программы все же пишутся в том числе и «под железо»), обозначила временные рамки для первой рабочей версии программы где-то в районе сентября — а сама села за написание простенького «учебника» по этому языку для неискушенных студентов-математиков. Потому что писать программы я и изначально не собиралась, нужный для диплома объем кода я бы смогла написать лет через пятьсот — а у меня осталось всего девять месяцев. Из которых («оставь надежды, всяк сюда входящий!»), несмотря на мои надежды «не отвлекаться», минимум месяц, а то и два придется потратить на чертову промышленность. И, похоже, не только полупроводниковую…

Пантелеймон Кондратьевич с легким удивлением слышал доклад товарища Сушко. Вообще-то Валерий Клавдиевич (и сам Пантелеймон Кондратьевич думал, что до работы в СМЕРШе он носил другое имя) считался человеком весьма жестким, нетерпимым к любым попыткам искажения идей социализма, и это было основной причиной, почему руководитель идеологического отдела ЦК и направил его именно на эту работу. И товарищ Пономаренко был убежден, что товарищ Сушко все бы выведет на чистую воду затаившегося врага — но отчет его именно удивление и вызывал:

— Должен сказать, что на кафедре ее воспринимали несколько несерьезно, то есть там считали, что ее обширная и очень серьезная общественная работа сама по себе служит доказательством того, что она прекрасно разбирается в идеологических вопросах. Вдобавок, первый отдел института оказывал ей явное покровительство, вплоть до распоряжений принимать у нее экзамены автоматом. Однако когда я приступил к работе в роди преподавателя кафедры, увидел, что в целом к другим преподавателям нельзя даже минимальных претензий предъявить.

— То есть вы сочли нормальным, что она четыре года вообще экзамены