Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде

граждане с длинными волосами и не красотки-начинающие. Их место занимали индейцы, шахтёры, рыбаки, прачки, познавшие нищету дети, старики, а ещё много женщин и, в основном, из таких, кого моя бабушка выручала своими займами из Дамского клуба. Окинув взором мастерскую, легко можно было представить себе многогранное и истерзанное непростой жизнью лицо чилийского народа. Эти лица на портретах как следует перевернули всю меня изнутри, тут же захотелось узнать историю буквально каждого персонажа, внезапно я почувствовала удушье в груди, словно меня ударили в неё кулаком, и неудержимое желание расплакаться. Тем не менее, я подавила эмоцию и последовала за бабушкой с высоко поднятой головой. Уже в экипаже она попыталась меня утешить. Я не должна волноваться, - говорила бабушка, - мы ещё добьёмся, чтобы кто-нибудь другой научил меня пользоваться фотоаппаратом. Вообще-то, фотографы для того и нужны, чтобы приносить удовольствие да услаждать взор. Да что только вообразил себе этот голодранец тёмного происхождения, начав было разговаривать таким высокомерным тоном с ней, не кем иным, как самой Паулиной дель Валье. Бабушка всё продолжала разглагольствовать, однако ж, я ничего более не слышала, потому что тогда твёрдо решила для себя, что моим учителем будет только дон Хуан Риберо. На следующий день я вышла из дома задолго до того, как моя бабушка соизволила встать с постели, наказала кучеру, чтобы он отвёз меня к мастерской, после чего устроилась прямо на улице, уже было приготовившись ждать сколько потребуется, пусть даже и вечно. Дон Хуан Риберо пришёл туда около одиннадцати утра, обнаружил меня у двери и приказал немедленно вернуться домой. На ту пору я была девчонкой робкой – да и теперь я всё такая же – и очень гордой, не привыкшей ничего просить, потому что, сколько себя помню, меня лелеяли, точно королеву, и всё же врождённое мужество внутренне подталкивало меня быть очень и очень сильной. Тогда я даже не сдвинулась с места, так и оставшись сидеть возле двери мастерской. Спустя пару часов вышел фотограф, кинул на меня яростный взгляд и зашагал вниз по улице. Вернувшись с обеда, мастер увидел меня сидящую, словно пригвождённая, на том же месте с прижатым к груди фотоаппаратом. «Хорошо, - прошептал учитель, чувствуя себя побеждённым, - но я предупреждаю вас, моя юная, что у меня по отношению к вам не будет никакого особого почтения. Сюда приходят, чтобы только молча подчиняться и быстро всё осваивать, ясно?». Я согласилась кивком головы, потому что мой голос так и не прорезался.

Моя бабушка, способная договариваться о чём угодно с кем бы то ни было, в конце концов, смирилась с моим увлечением фотографией. Хотя и при том условии, чтобы я тратила столько же времени и на остальные школьные предметы, включая латинский язык и теологию, изучаемые, в основном, молодыми людьми, потому что, по её твёрдому убеждению, мне недоставало не умственных способностей, а, скорее, дисциплины.

- Почему вы не отправляете меня в общеобразовательную школу? – выспрашивала я её, воодушевлённая слухами о светском образовании для девочек, которое у моих тётушек всегда вызывало изумление.

- Такие созданы для людей другого класса, я же тебе этого никогда не позволю, - уточнила моя бабушка.

Таким образом, по дому вновь начали расхаживать многочисленные преподаватели. Некоторые из них были священниками, намеренными меня обучать лишь взамен на внушительные подношения моей бабушки религиозным организациям. Надо сказать, что мне всё же повезло; в общем, наставники обращались со мной снисходительно, так как не ожидали, что мой разум, наподобие мужского, охватит практически всё. Дон Хуан Риберо, напротив, требовал от меня гораздо большего, потому что, по его мнению, женщине нужно стараться куда усерднее мужчины, и только тогда общество начнёт её уважать, признав умственные либо же художественные способности представительницы слабого пола. Он обучил меня всему тому, что я знаю о фотографии, начиная с выбора правильных линз и заканчивая трудоёмким процессом проявления. Скажу более, другого учителя у меня никогда и не было. Когда, по прошествии двух лет, я перестала посещать мастерскую, мы уже были хорошими друзьями. Теперь учителю семьдесят четыре года, он закончил свою активную деятельность лишь несколько лет назад, потому что ослеп, однако до сих пор направляет в нужное русло мои всё ещё неуверенные шаги, тем самым, мне очень помогая. Серьёзность и ещё раз серьёзность – вот его девиз. Этот человек настолько увлечён жизнью, что даже слепота не мешает ему и дальше созерцать наш прекрасный мир. Со временем учитель развил в себе некоторую манеру проницательности. Так, как и у остальных слепых есть те, кто им читает, у моего наставника есть люди, за всем наблюдающие и рассказывающие о происходящем вокруг. Его ученики, друзья и дети навещают мастера ежедневно, чередуясь между собой и вслух описывая то, что радовало их самих: пейзаж, различные сцены и лица, световые явления. Они должны научиться наблюдать окружающую действительность крайне внимательно, чтобы затем смочь выдержать порой утомляющий допрос дона Хуана Риберо. Так и менялись их жизни, и теперь знающие учителя люди уже не могли ходить по миру с привычной легкомысленностью, потому что отныне были обязаны на всё смотреть глазами учителя и никак иначе. Я тоже часто его навещала. Наставник неизменно встречал меня в вечном полумраке своего жилища на улице Монашенок, сидя в любимом кресле перед окном с котом на коленях, от природы существом мудрым и радушным. Я держу дорогого мне человека в курсе насчёт технических новинок в сфере фотографии, крайне подробно описываю каждое изображение в книгах, которые заказываю в Нью-Йорке и Париже, и советуюсь по всем своим сомнениям. Поэтому он ежедневно находится в курсе всего того, что происходит в любимой профессии, а также по-прежнему увлечён различными тенденциями и теориями, знает по именам известных мастеров Европы и Соединённых Штатов. Наставник всегда излишне эмоционально выступал против неестественных поз, постановочных сцен в мастерской, не воспринимал обманчивые впечатления, возникающие при взгляде на сделанные снимки с нескольких, наложенных друг на друга, негативов, бывших столь модными буквально несколько лет назад. Я же верила в фотографию, как в личное свидетельство: ведь она представлялась мне способом видеть мир и, должно быть, способом наиболее честным. Ведь технология там использовалась в качестве средства для того, чтобы не исказить, а, наоборот, отразить реальность. Будучи на определённой стадии, заключающейся для меня в фотографировании девушек, позирующих в огромных стеклянных сосудах, он спрашивал меня, для чего всё это нужно, и вопрос звучал с таким пренебрежением, что я тут же останавливалась.