Посредник - Фредерик Форсайт

— Из лондонского центра вам поступило донесение относительно так называемого вещественного доказательства, извлеченного из тела Саймона Кормака.

Генерал произнес это утвердительным тоном, зная о том, что генсек уже в курсе дела, поскольку немедленно затребовал от чет о результатах лондонской вст речи. Горбачев еле заметно кивнул.

— Вам известно также, товарищ генеральный секретарь, что наши коллеги по армии отрицают принадлежность изображенной на фотографии детали к советскому оборудованию.

Космические программы на Байконуре курировало военное ведомство. Горбачев молча кивнул. Собравшись с духом, Кирпиченко продолжал:

— Четыре месяца назад я представил на рассмотрение доклад моего резидента в Белграде. Считая сообщение особо важным, я сделал пометку, с тем чтобы товарищ председатель передал доклад сюда, в этот кабинет.

Горбачев насторожился. Дело принимало опасный оборот. Генерал облечен немалой властью, но действовать за спиной Крючкова? Тут уже не до шуток… Лицо его оставалось бесстрастным.

— Я ждал указания продолжить расследование дела. Никаких директив не поступило. Тогда я решил поинтересоваться: может быть, вам не удалось ознакомиться с этим донесением… Как-никак август — время отпусков…

Горбачев вспомнил: тогда ему пришлось прервать отдых. Из-за евреев-отказников, избитых сотрудниками КГБ на московской улице перед камерами западных журналистов.

— Копия донесения с вами, Вадим Васильевич? — тихо спросил он. Кирпиченко извлек из внутреннего кармана пиджака два листа, сложенные вдвое. Он не терпел мундира и был, как всегда, в штатском.

— Возможно, никакой связи здесь и нет, товарищ генеральный секретарь. Хочется надеяться, что нет. Но совпадение, согласитесь, странное. А совпадения я привык недолюбливать.

Михаил Горбачев придирчиво изучал донесение майора Керкорьяна из Белграда. Брови его сдвинулись.

— Кто эти люди? — недоуменно спросил он, оторвавшись от чтения.

— Крупные американские промышленники. Миллер — крайний реакционер, ярый антисоветчик. Сканлон — удачливый предприниматель, что называется, хват. Трое остальных — производители сложнейшего современного оружия, поставщики Пентагона. Многие секреты технологии известны только им одним. Ради простой прогулки они в жизни бы не рискнули ступить на территорию, где могут подвергнуться допросу.

— Однако же. рискнули? — спросил Г орбачев. — Тайно, военным самолетом… И приземлились в Одессе?

— В том-то и дело, что нет! — возразил генерал. — Я навел справки у диспетчеров военной авиации. «АН» покинул румынское воздушное пространство, но вместо того. чтобы пойти на посадку в Одессе, изменил маршрут и направился в Баку.

— В Баку? С какой стати их понесло в Азербайджан?

— Товарищ генеральный секретарь! В Баку расположен штаб командования Южным военным округом.

— Но это же сверхсекретная военная база! Что они там делали?

— Этого я не знаю, товарищ генеральный секретарь. По прибытии они скрылись, провели на территории базы шестнадцать часов, а потом тем же самолетом вернулись на военный аэродром в Югославию. И уже оттуда — в Америку. Об охоте на кабана никто и не вспомнил.

— Что еще?

— И последнее совпадение. Именно в этот день штаб в Баку посетил с инспекцией маршал Козлов. Визит нанесен в строгом соответствии с графиком.

Когда Кирпиченко удалился, Михаил Горбачев распорядился никого больше не принимать и ни с кем не соединять его по телефону. Над услышанным требовалось поразмыслить. Новость не могла сулить ничего хорошего. Решительно ничего… Утешало только одно. Его оппонент. твердокаменный генерал, возглавлявший КГБ, совершил промах. Причем серьезный.

Новость вызвала беспокойство не только в Москве, на Новой площади. Напряжение царило и в роскошном кабинете Стива Пайла в Эр-Рияде. Полковник Истерхаус, отложив письмо Энди Ланга, угрюмо проговорил: — Так-так… понятно…

— Господи, да ведь эта мразь нас в пропасть толкает! — волновался Пайл. — Может быть, данные компьютера совсем иные. Но если он будет стоять на своем, министерство захочет провести ревизию. Еще до апреля. Я помню, конечно: принц Абдул дал свое разрешение, и дело-то хорошее, но этих арабов сам черт не разберет. А вдруг он передумает и скажет, что знать ничего не знает? Они на это способны. Послушайте! А что, если поискать ссуду в другом месте, а эти деньги вернуть?

Истерхаус молчал, устремив взгляд светло-голубых глаз в окно. С верхнего этажа высотного здания хорошо были видны необозримые просторы пустыни… Много ты понимаешь, дружочек, думал он. Дело-то куда хуже, чем гы себе вообразил. Принц Абдул вообще ни о чем не подозревает. Никакой санкции от королевского семейства и в помине не было. Половина денег уже потрачена на подготовку переворота. В один прекрасный день на всем Ближнем Востоке воцарится порядок. Свихнувшаяся экономика наладится, политическая сумятица отойдет в прошлое. Но это будет порядок, угодный полковнику. Вряд ли. конечно, проект понравится дому Сауда. О Вашингтоне и речи нет…

— Успокойся. Стив! — подбодрил он Пайла. — Тебе ведь известно, что за организацию я представляю? Дело в надежных руках. О нас позаботятся, не сомневайся.

Пайл остался один, но по-прежнему не находил себе места. Даже у ЦРУ могут быть сбои, запоздало спохватился он. В романах, которыми он зачитывался, не говорилось о том, что высокопоставленные сотрудники разведывательного управления полковниками не бывают. Демобилизованных офицеров в Лэнгли на службу не принимают. Хотя Пайл об этом не подозревал, тревога его не убывала.

Спускаясь в лифте. Истерхаус пришел к выводу, что ему самое время отправиться в Штаты за инструкциями. Все было готово: часовой механизм заведен. Пожалуй, события даже опережали график. Необходимо обрисовать патронам ситуацию. Нельзя будет умолчать и о действиях Энди Ланга. Неужели невозможно его подкупить, чтобы он помедлил — по крайней мере до апреля?

Полковник даже не мог представить себе, насколько он заблуждается.

— За тобой должок. Дитер! Давай рассчитаемся.

Куинн назначил деловую встречу в баре неподалеку от здания редакции. Собеседник его выглядел озабоченным. Саманта в разговор не вступала.

— Поймите. Куинн! Правила внутреннего распорядка тут ни при чем. Доступ в справочный отдел редакции посторонним воспрещен федеральным законом.

Дитер Лутц был моложе Куинна лет на десять, но в жизни преуспел явно больше. Сам вид его свидетельствовал о блестящей карьере. Не каждый в его возрасте становился штатным обозревателем журнала «Шпигель», крупнейшего и наиболее влиятельного в Германии.

Знавал он и другие времена. Когда-то Лутц начинал репортером на вольных хлебах, писал в газеты, стараясь хоть на шаг опережать конкурентов. И вот в середине семидесятых для немецких журналистов настал звездный час. Громкие истории с похищениями делали каждый выпуск сенсационным. Но однажды, в самый разгар напряженных переговоров с террористами, Лутц неосторожно разгласил секретные сведения, и это едва не привело к полному провалу операции.

Разгневанная полиция начала поиски виновника. Жертвой похитителей был видный промышленник, опора правящей партии, и боннские власти оказывали на полицию сильнейшее давление. Куинн не открыл имени невольного злоумышленника. Что ж, молодой журналист поддался эмоциям и, сам того не желая, по неопытности чуть не спутал все карты. Отлучить его от профессии ничего не стоило, но могло ли это хоть как-то помочь делу?

— Мне вовсе не требуется туда входить, — терпеливо разъяснял Куинн. — Ты состоишь в штате. У тебя есть право пользоваться необходимыми материалами.

Современное одиннадцатиэтажное здание, в котором размещается главная редакция журнала «Шпигель», находится на Брандствит, 19, — небольшой улице между каналом Довенфлит и Ост-Вестштрассе. В подвальном этаже редакции хранится крупнейший в Европе газетный архив, насчитывающий свыше 18 миллионов единиц хранения. Компьютеризация данных велась на протяжении десяти лет. Не случайно Куинн пригласил Лутца посидеть вместе за кружкой пива в баре на Домштрассе: это было в двух шагах от места его работы.

Лутц вздохнул.

— Ну хорошо! — сдался он. — Имя?

— Поль Марше. Бельгийский наемник. Воевал в Конго с шестьдесят четвертого по шестьдесят восьмой. Желательна любая информация о нем в связи с событиями тех лет.

В лондонской картотеке Хеймана сведения о Марше наверняка бы нашлись. Но тогда Куинну было известно только его прозвище. Лутц вернулся через час, держа в руке папку.

— Передавать досье посторонним запрещено, — сообщил он. — К вечеру все должно быть на месте.

— Чепуха! — благодушно отозвался Куинн. — Иди работай. Вернешься через четыре часа.