Коварный заговор - Роберта Джеллис

— Ты слышишь меня? — рявкнул Иэн.

— Я не глухая, — спокойно ответила Элинор.

— Как ты посмела заманить в западню епископов, Оксфорда, Ллевелина, твоих и моих вассалов, даже родного брата и дочь Джона, заставив их участвовать в открытом неодобрении действий короля?

— Потому что эти действия заслуживают неодобрения.

— Я не об том говорю! — взревел Иэн. — Меня ты не одурачишь! Никаких преступников в лесу нет — я сам очистил лес. Это твои люди схватили гонца! Как ты осмелилась на такое?!

— Я решила, что это лучше, чем добавлять открытое неповиновение воле короля к тому, что он уже имеет против меня. С гонцом ничего страшного не случилось. Никто не сможет его ни в чем обвинить, поскольку ясно, что это не его ошибка. И нас никто не сможет обвинить в том, что не является нашей виной. Что же я сделала неправильно?

— Ты лгала своими глазами, ртом, голосом, всем своим телом. Ты…

— Я исповедаюсь и приму епитимью, — безразлично ответила Элинор. Иэн задохнулся.

— Отцу Френсису придется долго искать подходящее наказание, которое поглубже проймет тебя, — горестно заметил он.

Покончив со своей прической, Элинор повернулась на стуле и посмотрела на мужа.

— Не думаю. Я ведь не лгунья по натуре, — нежно пролепетала она.

Иэн сжал кулаки, но огромным усилием воли овладел собой.

— Элинор, — сказал он мягко, — ты думаешь, что двух марок достаточно, чтобы надолго заставить того человека молчать? Не попросит ли он еще немного, потом — еще?

— Какого человека?

Иэн сделал шаг вперед, явно начиная терять контроль над собой.

— Ты можешь лгать, кому хочешь, но только не мне. Не мне!

— Клянусь душой Саймона, — ответила Элинор, — я не сказала ни слова лжи тебе в этой комнате ни теперь, ни когда-либо ранее. То, что происходит в этой комнате, это касается только твоего и моего сердца, и у меня и в мыслях нет лгать.

Это остудило Иэна, как холодный душ. Если Элинор поклялась душой Саймона, значит, говорит правду. Она могла бы рискнуть проклятием собственной души, но только не Саймона. Его кулаки разжались.

— Дай мне разобраться, — сказал он уже более рассудительно. — Твои люди схватили гонца и удерживали его в плену? — Элинор утвердительно кивнула. — Как же это могло получиться, если ты не подкупила его, что он так удачно оказался в зале сразу после присяги, чтобы происшедшее с ним узнали все?

— По милости Бога или дьявола, — мрачно ответила Элинор. — Но, клянусь, чго это не моя заслуга. Я приказала моим людям отпустить его в тот день, и это все, что я сделала, и ничего другого я не устраивала. Да и как я могла? Должна признаться, что если бы я могла устроить подобное, я бы с удовольствием это сделала, но сие казалось невозможным. Откуда я могла знать, где будут работать дровосеки? Откуда я могла знать, не отобьется ли где-нибудь овечка, чтобы привести туда все стадо? Без такого знания я не осмеливалась указать егерям точное место, где освободить пленника. И потом его пришлось оставить связанным, чтобы он не мог проследить за теми, кто поймал его. Как я могла знать, сколько времени понадобится ему, чтобы освободиться? Или сколь долго он будет искать дорогу сюда? Я приказала им оставить его поближе к краю леса, но это могло быть и не слишком близко. Он мог пойти в другую сторону и вообще заблудиться.

— Кто знает об этом деле?

Элинор задумалась, затем твердо помотала головой:

— Они мои. Они не предадут меня. Они никогда не выдали бы меня, что бы я ни приказала им сделать.

— Ты думаешь, я выдам их? — Иэн вновь повысил голос.

— Нет, конечно, — уверила его Элинор. — Ты просто смутишь их. В твоем желании защитить меня от меня самой ты либо запретишь им делать подобные вещи, либо прикажешь приходить к тебе за подтверждением приказов, отданных мною, либо попытаешься объяснить опасность для меня такой их послушности в подобных делах. В другом месте или с другой женщиной это могло бы сойти, но я — леди Роуз-линд, и эти люди подчиняются моему легчайшему дыханию вот уже почти двадцать лет — причем независимо от того, кто мой муж!

— Теперь выслушай меня, Элинор! Она поднялась и, подойдя к нему, ласково обняла за плечи.

— Нет, Иэн. Это ты выслушай меня. Я сделала это не для того, чтобы уязвить твою гордость или ослепить твои глаза своим могуществом. Я доверяю тебе. Я знаю, что ты никогда ни по какой причине не причинил бы мне зла. Но подумай. Это, конечно, неестественно для мужчин, даже таких, как мои слуги, подчиняться женщине. Но я не осмеливаюсь нарушить или избавить их от этой привычки к повиновению. Однажды Джоанна станет хозяйкой Роузлинда. Если она выйдет замуж за Джеффри, и он здесь будет жить, и все будет хорошо, ты сможешь сказать, что я зря беспокоилась. Но если она выйдет за другого или Джеффри умрет и какой-нибудь король навяжет ей какого-нибудь мерзавца…

Вполне может не оказаться под рукой доброго Иэна защитить ее, как ты защитил меня. Даже если ее вассалы будут достаточно верны ей, что они смогут сделать? Дни, когда небольшая группа могла поднять восстание, уже давно миновали. Только простой люд Роузлинда сможет стать ей опорой — егеря с их длинными луками, воры из городских закоулков с их длинными ножами, рыбаки с их быстрыми лодками, которые переворачиваются, и с сетками, которые запутываются. И им нужно знать только, что слово госпожи — закон.

Эта речь немного утихомирила Иэна. Он не был так уж уверен, что дни, когда группа вассалов могла поднять восстание, миновали. В любом случае было достаточно ужасно представлять ее в лапах Фулка или генри, хотя Иэн знал, какая она сильная и решительная женщина. Мысль же о Джоанне, которую он когда-то качал на руках и которая все еще казалась ему хрупкой и беспомощной, как первый весенний цветок, в сочетании с подобной угрозой была совершенно невыносимой. Он прижал Элинор к себе, и она положила голову ему на грудь. Спустя мгновение, однако, она выпрямилась. Было бы весьма неразумно позволять Иэну продолжать раздумывать над их разговором, иначе его опять начнут грызть сомнения. Надо как-то отвлечь его внимание.

— Иэн, ты не разговаривал с сэром Питером из Клиро-Хилла? Он последние дни избегал меня, как мне показалось. Хотя я не могу быть уверена, потому что… — Она нежно укусила мочку уха Иэна. — Потому что была занята другими делами и сегодня после присяги я очень хотела поговорить с ним, но леди Эла едва не вывела меня из терпения. Я никак не пойму, как это Солсбери до сих пор не прибил ее? Сначала она не могла ехать, потому что слишком устала, а после обеда уже было слишком поздно, чтобы отправляться в поездку. Потом ей вдруг приспичило ехать, потому что все уже упаковано, и ей придется перебирать слишком много вещей, чтобы вытащить одежду, которая понадобится ей, раз она задерживается. Потом она опять не едет, потому что ее вдруг начала беспокоить одышка. Потом…