Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин

[истилах] и прозвища [лакаб], [употребляемые] населением [ахл] Хитая. Так как монгольскому простонародью [а’вам] не было известно значение [слова] лингум, то они говорят Чаракэ-лингум. Он предок всех племен тайджиут. Согласно преданию, которое приводится в Алтан-дафтар, которое ближе к действительности и более достоверно, тайджиуты были очень многочисленным племенем, от них ведут свой род почтенные государи. Они обладали бесчисленным войском. У каждого их рода [кабилэ] появились особые эмиры и вожди и все [эти племена] были друг с другом в согласии и единодушии. Во всякую эпоху они [избирали] и назначали из своей среды государя и хана и подчинялись ему. Когда Чингиз-хан остался от отца ребенком, большинство подчиненных [атба’] и войска [лашкар] его отца склонились на сторону тайджиутов и ушли к ним. Вследствие этого между ним и [племенами] тайджиут произошли войны и смуты, как об этом будет обстоятельно изложено в повествовании о нем [Чингиз-хане]. Несмотря на то, что Чингиз-хан был мальчиком и обладал меньшим [по количеству] войском, но так как предвечным предопределением и целью [божественного] творения при создании и воспроизведении всех этих племен и [их] ветвей было проявление высокого положения и державы Чингиз-хана, то как же могла тысяча могущественных людей сравняться с одним счастливым человеком?! Если бы племена тайджиут сумели постичь тайну этой мудрости, они взяли бы на плечи края попоны служения Чингиз-хану еще в начале отроческой его поры и юношеского расцвета. Однако, так как человеческий разум недостаточен для уразумения глубины божественной премудрости, то они не смогли [этого понять], жертвовали своею жизнью и усердствовали предотвратить предопределение. В силу предельности [их] заблуждения дорога истинного руководительства была для них закрыта, и от ложности [своего] представления они имели с Чингиз-ханом множество сражений и противодействовали [ему] до тех пор, пока корень древа счастья Чингиз-хана стал в полном соку и оно стало тенистым и плодоносным. Силою великого господа он покорил и низвергнул всех тайджиутов с их государями |S 99| и прочие племена, которые были с ними в союзе и единодушии. Они все вступили на стезю подчинения и послушания [Чингиз-хану] и стали его войском и подданными из-за страха [перед ним], понуждения и из-за безвыходности [своего] положения, как это будет подробно рассказано [ниже]. Я приведу также в этом повествовании [сведения о] ветви Чаракэ-лингума и Чаоджина и добавлю то из сведений [о них], что необходимо обстоятельно изложить для того, чтобы не нужно было отдельно посвящать каждому [из них] по повествованию. В этом повествовании мы покажем также таблицу их ветвей.

Памятка о ветви Чаракэ-лингума следующая: он имел несколько сыновей, но его заместителем был старший сын, по имени Суркудуку-чинэ[1105], родственник по главе рода[1106] Тумбинэ-хана[1107]. У него был один сын, по имени Хамбакай[1108]-каан, который царствовал некоторое время и был родственником по главе рода Кабул-хана. Рассказы о нем ведомы и известны.

Однажды племя татар его внезапно схватило и отправило к хитайскому Алтан-хану. Последний от предела ненависти и вражды, которые он к ним питал, пригвоздил его к «деревянному ослу»[1109] железными гвоздями. Сыном Хамбакай-каана был Кадан-тайши[1110], родственник по главе рода Бартан-бахадура[1111], сын его — Туда[1112].

Причиной тому, что племена татар его [Хамбакай-каана] схватили, послужило то, что он посватал для своего третьего сына, по имени Тимур-юраки[1113], дочь предводителя племени чаган[1114]-татар Кайрикут-Буйрукут[1115]. Спустя некоторое время он захотел переселить [к себе] девушку и взять табун. Он дал знать своим родичам и друзьям, чтобы они отправились вместе с ним и взяли бы табуны. [Затем] вытребовал [к себе] Тудан-отчигина[1116], который был шестым сыном Кабул-хана, дяди Есугэй-бахадура, а тот [приходился] двоюродным братом по отцу Хамбакай-каану, и они все вместе отправились. Из приближенных [мулазим] Тудан-отчигина им сопутствовал [некто], по имени Чинтай-нойон[1117], который был человеком умным. Внезапно рыжий[1118] конь Хамбакай-каана пал. Чинтай-Кийан сказал Тудан-отчигину: «Я считаю смерть этой лошади за предупреждение благосклонной к нам судьбы — и лучше [нам] не ехать». [Тудан-отчигин] передал эти слова Хамбакай-каану, но тот не обратил [на них] внимания и поехал [дальше]. На следующую ночь они доехали до племени баяут-дуклат[1119]. Те, заколов тощего барана, варили [его]. Внезапно котел треснул. Чинтай-Кийан снова повторил те же слова Тудан-отчигину и сказал, чтобы тот [их] передал Хамбакай-каану. Когда [Тудан-отчигин] сказал [их] ему, Хамбакай не одобрил [его речи] и сказал: «Зачем ты предсказываешь каждый день дурное, что это за речи?!» — и отправился [дальше]. Когда он прибыл к племени татар, то остановился в одной из кибиток, и [все] они занялись празднеством [туй][1120]. Предводитель племени, бывшего в тех пределах, по имени Мунка-джаут-кури[1121], пригласил к себе Тудан-отчигина и десять дней задавал ему пир. На десятый день, в полдень, в разгаре пиршества, прибыл гонец от предводителя племени татар. Он сказал несколько слов Мунка-джаут-кури на ухо и вышел. Чинтай-Кийан догадался в чем дело, заплакал и сказал Тудан-отчигину: «[Разве] мы не имели в своем доме табунов, отар и пищи [аш]? Для чего нам понадобилось придти сюда? Видимо, жизнь твоя достигла [своего] предела!». [Он сказал это, потому что] сообразил, что гонец прибыл [с известием]: «Мы схватили Хамбакай-каана, а вы схватите Тудан-отчигина, а ему [Мунка] нужно выступить в поход[1122], посланный же поедет по этому делу». Тудан-отчигин глубоко задумался.

Между тем несколько эмиров подошли ко входу в кибитку и сказали Мунка-джаут-кури: «Последствия таких дел будут скверны. Не один только Отчигин имеется для приобретения врагов нашим детям! Его племя [кабилэ] многочисленно, и между обеими сторонами утвердятся смута и вражда. Эмиры чаган-татар со своим племенем вольны [поступать, как хотят]. Мы же этому Тудану не причиним никакого вреда и отправим [его] назад!». Мунка-джаут-кури одобрил эти слова и попросил к себе Тудана из другой кибитки, куда он его поместил. [Тудан] благодаря словам Чинтай-Кийан был настороже и из предосторожности сунул нож в рукав. Когда он пришел туда, Мунка-джаут-кури сказал: «Тудан-куда[1123], тотчас возвращайся назад, впоследствии, когда минует опасность, мы заберем табун». [Затем] он посадил его [на коня], обругал и сказал: «Ты должен не медлить в пути и ехать быстро, так как в этом [твое] спасение, ибо лучше всего уносить свои пожитки от злоумышленника и врага!». Он посоветовал [ему] это и вернулся назад. Те же оба нукера[1124], которых он перед этим посылал за Тудан-отчигином, задержались [около Тудана и] сказали ему: |S 100| «Вчера