Рубин Карашэхра - Елена Бычкова

— Они уже поели, — заявил человек не терпящим возражений тоном.

Эмил прищурился, рассматривая его угрюмое лицо.

— Боишься, что соблазню и увезу хорошенькую дочку? Руки мужчины, лежащие на столе, сжались в кулаки.

«Сейчас он ударит меня, — с удовольствием подумал Эмил. — А я отвечу и…» Но хозяин сдержал ярость, спрятал руки под стол, отвел глаза, чтобы не видеть ненавистное лицо с демонским разрезом глаз и человеческими, нагло усмехающимися губами. Каким бы могущественным магом ни был этот проходимец, от чистой стали его не спасет ни один заговор. И сейчас человек жалел, что у него нет под рукой арбалета, а нож лежит слишком далеко.

Эмил придвинул к себе блюдо с пирогами, налил в кружку молока. «Интересно, почему этот человек так ненавидит меня? — думал он, посматривая на мужчину. — Демонов в этой местности не было лет пятьсот, ему лично я ничего плохого не сделал. Наверное, это врожденное. Древняя память…»

Входная дверь распахнулась, и в комнату вошел мокрый, замерзший сын хозяина. Его волосы прилипли ко лбу, с одежды капало, но он, не раздеваясь, неуклюже топтался у порога, оставляя на полу грязные следы.

— Ну? — грозно спросил Эмил.

— Ваш конь, — забормотал парень. — Он не ест. Я посмотрел в мешке, как вы сказали, но там только мясо…— юноша нервно сглотнул и растерянно взглянул на отца, — …сырое. Тогда я дал ему овса, но он…

— Правильно, — с язвительной вежливостью сказал полудемон. — Он и ест мясо. Сырое. Иди и… а, ладно. Я сам.

Колдун поднялся, сделал несколько шагов к выходу и вдруг почувствовал… Запах трав, солнечное тепло, июньский ветер, земляника… Он замер, впитывая это новое странное ощущение. Не человеческое, не ангельское, совсем близкое… Медленно-медленно Эмил повернулся к печке, подошел ближе, поднялся на приступок, откинул край тулупа и увидел того, кто… позвал его?

На теплой овчине спал мальчик лет семи. Кудрявый, румяный, раскинув слабые во сне руки, тихонько посапывая маленьким носом, на котором золотилось несколько веснушек, похожих на бледные зернышки проса.

— Кто это? — отрывисто спросил Эмил, жадно разглядывая чумазое сокровище, спящее на печке.

— Мой сын, — ответил хозяин, и голос его дрогнул.

— Врешь, — сказал колдун, отводя спутанные волосы с лица мальчика. — Твои дети светлые, а этот каштановый, кудрявый, и глаза у него, уверен, тоже темные.

— Это мой сын, — повторил мужчина.

Эмил поднес руку к солнечному сплетению мальчика и почувствовал легкий укол в ладонь. Как будто между ним и ребенком пробежала искорка. Впрочем, это было лишнее, колдун и так понял.

— У него есть дар, — медленно произнес темный гость. — Какой?

— У него нет дара, — сказал крестьянин, поднимаясь из-за стола. — Он болен… Он…

Это был тот, кого Эмил искал.

— Я передумал, — колдун снова укрыл мальчика, спустился на пол, — Я уезжаю. С ним.

Парень, все так же стоящий у дверей, испуганно охнул.

— Ты хочешь забрать моего сына? — с трудом выговаривая слова, спросил потрясенный отец.

— Да. Ему нечего делать в этой дыре.

Эмил вынул кошелек и бросил его на стол, тот тяжело упал среди тарелок и мисок.

Хозяин медленно обошел стол, под тяжестью его шагов половицы чуть поскрипывали, взял кошелек и с размаху швырнул его под ноги Эмилу. Золотые монеты со звоном запрыгали по полу.

— Убирайся, — глухо сказал человек. — Убирайся вон! Ты можешь наложить на меня проклятие, убить меня… Но я не отдам тебе сына.

Эмил выпрямился, его взгляд, вспыхнувший красным, встретился со взглядом мужчины. Несколько минут они смотрели в глаза друг другу.

— Все верно. Я могу убить твою жену, твоих детей, спалить этот дом, а ты не сможешь ни остановить, ни даже задержать меня…

— Будь ты проклят, — тихо сказал человек.

Эмил улыбнулся:

— Не трудись. Я проклят. Уже давно.

Колдун надел плащ, натянул перчатки, поднялся по трем узким ступенькам, бережно взял на руки спящего мальчика. Вгляделся в его спокойное лицо и на мгновение прикоснулся губами к горячему лбу под спутанными кудрями. Не просыпаясь, мальчишка зашевелился, потом снова затих, ткнувшись головой в плечо Эмилу.

— Деньги подбери, — колдун кивнул на разбросанные по полу монеты и повернулся к выходу.

И тут дверь в соседнюю комнату распахнулась, на кухню выбежала хозяйка. Ее лицо было залито слезами, нос распух, на щеках проступили красные пятна.

— Не отдам! — закричала она срывающимся тонким голосом. Бросилась, было, к Эмилу, но не решилась прикоснуться к полудемону и замерла в шаге от него, протягивая руки к своему ребенку. — Мёдушка! Не отдам!! Муж, ну что ты стоишь?! Он же заберет его!

На какое-то короткое мгновение Эмилу стало жаль эту женщину, которая не понимала, что он хочет сделать для ее сына.

— Ему будет хорошо, — сказал он. — Он будет счастлив. Вы же этого хотите для своих детей? Счастья?

Женщина зарыдала беззвучно, прижав руки к красивой полной груди.

— Господин, не забирайте моего мальчика, — прошептала она, — Он больной, он совсем слабенький. У него всякие видения… иногда он сам не понимает, что говорит. Зачем вам такой?!

— Марта…— тихо сказал мужчина, и в его голосе прозвучали боль и стыд за свое бессилие. — Не надо.

— Он заболеет! Он опять заболеет… а вы не захотите, не сможете ухаживать за ним… и выгоните! — слышал Эмил невнятные причитания матери сквозь глухие рыдания. — Не забирайте!

Хозяин подошел к жене и крепко взял ее за плечо, развернул к себе, она уткнулась заплаканным лицом в гpyдь мужа.

— Уходи, — произнес мужчина, глядя на Эмила пустыми глазами. — Уходи!

— Ему будет хорошо, — повторил колдун, прошел мимо парня, вытирающего рукавом мокрые глаза, и вышел из дома, бережно придерживая ребенка.

Он снова ехал всю ночь. Мальчик дремал, завернутый в кожаный плащ, сидя впереди колдуна. Эмил крепко держал его, поправляя тяжелый край, все время соскальзывающий с плеча Мёдвика.

«Тебе будет хорошо. Ты будешь счастлив, — повторял полудемон про себя. — Они не понимают, с кем тебе лучше Они никогда ничего не поймут! Люди! Ты так не похож на них!.. Если бы меня вовремя забрали у моей матери, я не страдал бы так сейчас, не совершил бы столько глупостей. И она была бы счастлива… Нет, не счастлива, просто жива…

Утром, как только запели птицы и первые, еще прохладные солнечные лучи упали на лицо Мёдвика, он проснулся. Захлопал ресницами, заерзал, зевнул и открыл глаза. Они были именно такими, как представлял Эмил: янтарно-карими, бархатными, доверчивыми и нежными. Мальчик огляделся по сторонам, поднял улыбающиеся глаза на Эмила и спросил: