Ложись - Рикардо Фернандес де ла Регера

Аугусто сидел в парке. Начинало темнеть. Он отдыхал после долгих блужданий по улицам в надежде встретить Берту. Несколько раз заходил в кафе, ив которого увидел ее, бродил у дома, где (он знал это) она жила, стоял под ее балконом. Неужели и вправду все кончено, неужели Берта не захочет извиниться перед ним, сказать ему несколько слов, хотя бы увидеть его? Аугусто совсем растерялся. Он не мог понять, что с ним происходит, чего он ждет. Да, все, что было, оказалось лишь видимостью любви, и все же он без конца вспоминает поцелуи Берты, ее ласки, мечтает снова сжать ее в своих объятиях, слушать пылкие признания. Однако он тут же чувствовал себя обманутым, выставленным на посмешище. Снова увидеть Берту? Зачем? Даже если она придет, это ничего не даст, кроме лишних мучений. Между ними все кончено. В госпитале сказали, что завтра его выпишут. Самое лучшее — скорее уехать из Сарагосы, повидать родных и вернуться на фронт. Но и там его ждут страдания. Эта мысль не оставляет его. Он будет страдать и дома и в окопах. Но на передовой он скорее забудет Берту. Для него она теперь недоступна. Аугусто вновь и вновь повторяет себе это, однако не может смириться, признать себя побежденным. Глухая тоска овладевает им.

Кто-то остановился рядом. Аугусто поднял голову: она. Первым его чувством была внезапная, искренняя радость.

— Берта!

Но тотчас же гнев и досада охватили его.

— Чего ты хочешь? — спросил он сухо.

— Незадолго до моей свадьбы ты требовал, чтобы я объяснилась. За этим я и пришла.

— Если память мне не изменяет, с тех пор прошло несколько месяцев.

— Да, Аугусто. Но ты приехал в Сарагосу накануне моей свадьбы. Кроме того, Хосе Луис, а он ревновал меня после моей поездки в Калатаюд, узнал, что мы переписываемся. Я никак не могла тебя увидеть. А потом он стал моим мужем… Надеюсь, ты поймешь.

— Очень сожалею, но не знаю, что я должен понять.

— Хосе Луис сегодня утром уехал на два месяца.

— А сейчас я совсем ничего не понимаю, — пробормотал Аугусто сердито.

— Выслушай меня, пожалуйста! Я не буду настаивать, чтобы ты меня простил, но, прошу, попытайся понять. Я всегда была избалованной и капризной девчонкой, я это признаю. Я не привыкла страдать. Ты знаешь, наша семья небогата, а на службе мне приходилось несладко. Ты скажешь, что я преувеличиваю, что все было не так, но тогда мне казалось, что больше я не выдержу.

— И ты уверена, что именно поэтому вышла замуж за Хосе Луиса?

— Не надо иронизировать. Можешь сомневаться во всем, что я расскажу, только не в моей искренности. Если хочешь знать, вышла я за Хосе Луиса совсем не потому. Но мое отчаяние сыграло не последнюю роль. Думай что хочешь, только было именно так. А ты… Скажи мне честно: чем бы ты мне помог? Абсолютно ничем! Согласись! Хосе Луис казался мне хорошим парнем, он всячески старался доказать, что любит меня, у него большое состояние… Нет! Нет! Не нужно ничего говорить. Признаюсь, именно это все и решило. Я всегда мечтала быть богатой, после смерти дяди не думала ни о чем другом. Хосе Луис обещал мне блестящее будущее, засыпал подарками. Кроме того, мои друзья, моя сестра, родители — все уговаривали меня. А ты был далеко и не мог защитить меня от них и от меня самой. Я продолжала писать тебе, хотя у нас с Хосе Луисом было все решено, потому что не могла отказаться от твоей любви. Да, я поступила очень плохо, я всегда была эгоисткой. Думала только о себе и не думала о том, какую боль причиню тебе. Не знаю, почему я вела себя так, не знаю также, на что надеялась. Больше я не могу ничего сказать. Я хотела сохранить твою любовь до последнего мгновения и даже потом, точно моя свадьба… Нет, не знаю, ничего не знаю! Умоляю — прости меня.

— Не кажется ли тебе, что ты выбрала очень удобную позицию: сперва хладнокровно разбивать жизнь другим, а потом просить прощения?

— А не прощать? Разве это не значит быть еще более жестоким. Я тоже страдала, и наверняка больше тебя.

— Ты?

— Да, Аугусто. Мой муж не любит меня и никогда не любил. Я была для него лишь прихотью, и он заплатил за меня цену, которую с него потребовали. Но он уже пресытился мною. Стыдно признаться, но вскоре после свадьбы я застала его со служанкой. Они целовались. И теперь он часто проводит время с женщинами вроде нее. Ты не можешь себе представить, какие унижения я должна терпеть.

Парк погрузился в темноту. По дорожкам струился волшебный свет луны, он лился с деревьев на газоны, и казалось, что это маленькие лужицы после недавнего дождя.

Берта продолжала. В голосе ее звучали горечь и боль. Эту женщину он любил. Над ней издевались, ее заставили страдать. Она была беспомощна, как ребенок, и несчастна. Аугусто так хотелось поддаться состраданию и особенно неожиданному счастью быть с ней, быть в «последний раз», говорить, просто чувствовать ее рядом, забыв обо всем на свете. Но Берта причинила ему столько горя. «Как она страдает! Ведь она любила меня», — думал Аугусто все еще со злостью.

Берта замолчала. Теперь, после признания, она испытывала унижение и стыд. «Он разлюбил меня», — решила она.

— Прощай, Аугусто.

Берта повернулась и пошла, не пожав ему руки.

Деревья отбрасывали густую тень, которую, словно ковер или покрывало, кто-то перебросил через ручеек света, струившийся по дорожкам. Берта перешагнула через него своими стройными, тонкими ногами, изящная, как средневековая дама.

И тогда он будто пробудился от тяжелого сна. Желания мстить больше не было. Берта уходила, уходила навсегда. Она страдала. А он любил ее, любил и простил всей душой, всем сердцем. Напрасно старался он задушить в себе щедрое благородство любви.

— Берта!

Девушка остановилась. Аугусто пошел к ней, ошеломленный, раздираемый противоречивыми чувствами. Гнев еще бушевал в нем, но сильнее было желание утешить ее, расцеловать.

— Я понимаю, Берта, что ты страдала, и прощаю тебя. Но зачем ты сделала это, зачем? — воскликнул он, схватив ее руки.

Берта разразилась судорожными рыданиями.

Взволнованный, Аугусто, шепча ласковые слова, притянул девушку к себе. Наконец она успокоилась, подняла голову, лицо ее было мокро от слез.

— Я хочу знать только одно, Аугусто, ты еще любишь меня?

— Но, Берта!

Аугусто хотел сказать, что ей не следует спрашивать об этом, как ему отвечать, что он не смеет ее, их обоих подвергать бесчестью.

— Я любила только тебя, — все больше волнуясь продолжала Берта. — И никого другого. Я не знала, что делаю, Аугусто. Но я имею право на счастье! Хотя бы на капельку счастья!

— Берта! Умоляю тебя!

— Люблю тебя! Знаю только это и еще то, что я очень несчастна, — сказала она и потянулась к нему.

Аугусто поцеловал ее. Теперь он был уверен в том, что вновь нашел Берту.

Глава тридцать вторая

Попрощавшись с Бертой, Аугусто отправился ужинать. Договорились встретиться на следующий день около пяти в загородном кафе. Берта вновь принадлежит ему. Аугусто был на седьмом небе. Но это продолжалось недолго. Чувство радости не могло заглушить какого-то смутного беспокойства, угрызений совести, которые начинали его мучить. Берта любит его. А он воспользовался этим и толкает ее навстречу бесчестью, скандалу и, может быть, публичному позору. Берта любит его. Она будет бороться за свое счастье, за «капельку счастья», как может, отчаянно, недостойным, бесчестным оружием. А он хочет воспользоваться этим. Муж оскорбил ее, заставил страдать. Несчастная. Беспомощная, как ребенок. Она заслуживает любви и уважения. И ему нечего раздумывать: с уважением он и должен к ней относиться, должен спасти ее от грязи и позора, который может пасть на ее бедную голову. «Уеду завтра утром», — решил Аугусто. Им не надо больше видеться. Сколько может длиться их счастье? Неделю? Две? А потом? Да и какое это счастье, если Берту будут терзать нечистая совесть, страх перед завтрашним днем. Нет, больше он никогда не увидит ее!

На следующий день утром Аугусто отправился на вокзал узнать расписание. Решил уехать первым же поездом в половине восьмого вечера. Три недели он пробудет на курсах водителей в Леоне, потом ненадолго заедет к сестре. Дома он проведет лишь неделю. У родителей не должно возникнуть никаких подозрений насчет столь длительного отпуска. Вернувшись с вокзала, он зашел в бар и написал Марии и ее мужу, что скоро приедет. Потом он опустит письмо и купит какой-нибудь роман на дорогу. Он наметил себе жесткую программу, твердо решив не думать о Берте. Но с той минуты, как проснулся, имя девушки звучало в ушах: «Берта! Берта!»

Аугусто не осмеливался спросить себя, почему не отправил телеграмму родным. «Дойдет не раньше письма», — обманывал он себя. Но письмо еще лежало в кармане, и можно было бросить его в почтовый ящик или разорвать.

Потом он решил, что должен написать несколько строк Берте, хоть как-то смягчить горечь разочарования и боль, которую причинит ей его бегство. И под этим предлогом уже не таясь стал думать о ней. Писал долго. Потом, излив душу, порвал письмо. Он убедил себя, что было бы неосторожно оставлять его в кафе, в котором они договорились встретиться, и еще опаснее — отправить ей домой. Лучше всего уехать, ничего не сказав. Может быть, она возненавидит его за это. Ну что ж, значит, скорее забудет.