Воины света. Меч ненависти - Бернхард Хеннен

— Идем в воду, я поведу тебя. — Она взяла его за руку.

Он охотно подчинился. Она взяла его за вторую руку. Он соскользнул с мраморного стола. Каменный пол был прохладным. Головокружение стало сильнее. Довериться вот так, полностью — было для него внове. Он предположил, что среди ароматов, поднимающихся из воды, есть наркотик.

— Осторожно, сейчас будет ступенька.

Олловейн смущенно рассмеялся. Он уже не был господином своих чувств. Голос Люсиллы звучал где-то рядом. А ведь она шла прямо перед ним! Она по-прежнему держала его обеими руками.

Приятная теплая вода коснулась его лодыжек. Осторожно продвигаясь вперед, он спустился глубже в бассейн, пока вода не достигла его бедер.

Люсилла притянула его к себе. Ее грудь прижалась к груди Олловейна. Он чувствовал ее возбуждение. Эльфийка обхватила ногами его бедра. Их губы встретились. Он осыпал ее страстными поцелуями. Олловейн впился зубами в мягкую плоть ее шеи, ласкал ее груди, нырнул и языком нашел потайной уголок.

Люсилла вытянула его на мелководье. Их любовная игра стала необузданной. Словно взбесившиеся дикие кошки, набросились они друг на друга. Олловейн устоял перед искушением снять повязку. Несмотря на то что ткань давно уже была пропитана водой, она продолжала скрывать от него страстную партнершу. Никогда прежде не делал он ничего подобного. На протяжении всех столетий своей жизни! Что он упустил! И никогда не отдавался он эльфийке, которую знал меньше часа.

Его предыдущие любовные похождения всегда были медленным прощупыванием, робкими поисками доказательств того, что его симпатия взаимна, и он всегда был готов вернуться в обманчивую безопасность одиночества.

Тело Люсиллы задрожало. Она протяжно и страстно застонала. Ее дыхание коснулось его лица. А затем она вдруг укусила его за нижнюю губу. Металлический привкус крови наполнил рот.

Олловейн выгнулся дугой. Руки Люсиллы ласкали его грудь. Ни слова не сказала она с тех пор, как они вошли в воду. Только язык страсти мог выразить то, для чего не находилось слов.

Укус Люсиллы испугал Олловейна и тем не менее еще больше погрузил его в пучину экстаза. Казалось, ее руки были повсюду. Она задавала ритм любви, и он наслаждался этим. Олловейн оттягивал мгновение… Краткий миг истечения.

Где бы ни скользнули по его коже ее пальцы, он всегда отвечал дрожью. Казалось, его тело полностью принадлежит ей. Она заставляла его вскрикивать или страстно желать следующего прикосновения. А потом она отпустила его, закончив сладостную пытку. Он вскрикнул, снова и снова. Выгнулся и обхватил ее руками. Обнявшись, они сидели в воде. Ее руки гладили его спину, ласкали, словно ребенка, которого нужно обнять и утешить.

Волшебство испарилось. Ее прикосновения уже не зажигали его тело. Они были приятными. Успокаивающими. Он медленно приходил в себя. Предостерегающий голос пронизал отступающий прилив страсти. Что-то было не так. Все это время было не так. Правая рука Люсиллы. Там больше не было мозолей!

Олловейн испуганно схватил повязку и сорвал ее с себя. Через пелену мокрых черных прядей на него смотрели светло-зеленые глаза с золотыми искорками. Глаза Линдвин!

— Это был единственный способ, — тихо сказала она. — Мы никогда не стали бы ближе, чем на мосту, когда смотрели друг другу в глаза. Твой разум заставил замолчать твое сердце.

Олловейн все никак не мог осознать происходящего.

— Люсилла, как…

— Она нашла эту идею… интересной. Ландоран решил послать ее к тебе. Она должна была сделать тебе массаж и… подбодрить. Таковы были его слова. Он что-то сказал о том, что ты одержим всем, что имеет цвет снега. Отсюда и Люсилла. Похоже, Ландоран хорошо знает тебя… Ему все о тебе известно. Я не могла вынести мысли, что Люсилла и ты… — Она запнулась. — Для нее это было бы только игрой. Хотя она и находит тебя интересным. Я… Я уговорила ее…

Олловейну казалось, будто он очутился обнаженным в метели. Несмотря на то что было душно и тепло, он обхватил грудь руками. Он не мог поверить в то, что произошло. И того, что он не заметил! Что с ним случилось?

— Как ты убедила Люсиллу? — тихо спросил он, слишком задетый, чтобы реагировать резко или даже агрессивно.

— Она кое-что попросила у меня. Я не могу говорить об этом. Это не предательство. Тайна…

— Что?

Линдвин поднялась.

— Я не имею права говорить тебе. — Она отбросила мокрые волосы со лба. — Я не жалею, Олловейн. Это было правильно. Если бы ты мог прислушаться к своему сердцу, ты бы тоже понял это.

— Что? Что я желаю предательницу и воровку? Ты украла величайшее сокровище нашего народа! И сегодня твоя ложь сделала тебя повелительницей Филангана, а меня… — Он не находил слов. Она просто взяла его, так же как камень альвов.

— Эмерелль умерла бы еще в Вахан Калиде, если бы я не воспользовалась силой камня. Я была слишком слаба, чтобы излечить ее только при помощи своей силы. Я пыталась! И чуть не умерла. Ты ведь видел! Заклинание птицы истощило мои силы. Как ты думаешь, как я смогла излечить всех вас…

— Меня ты излечила, разрезав горло кинжалом. Зачем так? Магические силы камня альвов были уже исчерпаны, когда дело дошло до меня?

Она покачала головой, в глазах стояли слезы.

— Когда я лечу магическим образом кого-то, кто борется со смертью, то проникаю в его душу. Я разделяю его боль, иногда душа пациента раскрывается передо мной. Я так хотела этого… Но это не должно было произойти таким образом. Познать тебя — это должно было стать твоим даром мне.

— Красивые слова, — с горечью сказал Олловейн. — Жаль только, что их произносит воровка. Как я могу поверить тебе после того, как ты завоевала меня таким образом?

Она понурилась.

— Да, как ты можешь поверить мне, мой белый рыцарь? Мой отец рассказывал историю Шалин Фалаха. Как ты сражался против троллей и как отказался убить их князей. Он глубоко уважал тебя.

— Конечно, — засопел Олловейн. — Твоя семья ценит всех, кто противится королеве.

— Это было еще до того, как началась вражда с Эмерелль. И как я ни презирала ее, я всегда восхищалась тобой. Я избегала встречаться с тобой, чтобы сохранить девичьи мечты о белом рыцаре Шалин Фалаха. Увидела я тебя только в Вахан Калиде. Я была в толпе, на улице, когда стреляли в Эмерелль. И я видела, как ты закрыл королеву своим телом. В этот миг я поняла, что ты действительно такой же, как в моих мечтах. И уже не могла сделать того, о чем просил меня дед. Тебе не следовало опасаться, что я уведу тебя в Аркадию, когда мы шли по тропам альвов. Я больше не могу вернуться туда! Эмерелль должна была умереть после того, как коронуется. И огненная птица должна была осветить палубу, чтобы мой брат не промахнулся. Но если бы это все же случилось, я должна была убить ее. Однако… Я уже не могла — после того как увидела тебя. Я так предстала перед королевой… чтобы мое тело заслоняло ее от стрелы брата. И я выпустила птицу в открытое море. То не был сигнал для троллей и их кораблей. Не пойми меня превратно, я по-прежнему презирала Эмерелль. Но уже не могла принимать участие в ее убийстве у тебя на глазах. Я… — Она рассмеялась. — Как это все по-детски… Ты на самом деле оказался таким, каким я всегда тебя представляла, и мне захотелось тебе понравиться. Любой ценой. Я хотела стать твоей.