Танцующий горностай - Влада Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ знала только Сурначева. Добрая подружка, дарившая сады и викторианские комнаты. Милая тетя, с которой уверенно можно было оставить ребенка.
– За что?.. – прошептала Вера. А потом добавила громче, крикнула, словно опасаясь, что на тихий вопрос никто не ответит. – За что?!
И правда ведь важный вопрос… Для всех, кто хоть раз потерял близких раньше срока, когда это было совсем не обязательно. Как будто причина могла облегчить боль… Как будто знание делало хоть что-то простым и понятным.
Сурначева не отвечала. Она замерла на месте, позволяя Вере себя трясти, и смотрела мимо рыдающей женщины, куда-то в пустоту. А Вера, еще сильнее раненая ее безразличием, снова и снова повторяла:
– Ну за что?.. За деньги? Я бы отдала тебе деньги! Твое наследство, твой бизнес… Ты понимаешь, что это ничто по сравнению с ним? Забери ты что хочешь, но отдай его мне! Но все же не может быть так… Это же мой Тимка, ты не могла только за деньги… Была же и другая причина, правда? За что?
И снова молчание. Возможно, на суде Сурначева планировала врать о своем раскаянии и временном помутнении. Но Веру она обмануть не смогла бы и просто ждала, пока все закончится.
Ей действительно не было смысла отвечать – они говорили на разных языках и на разные темы.
Для Веры Тимур был всем. Долгожданным ребенком, любовью, возведенной в абсолют. Всем, что уже случилось: первой улыбкой, запахом волос, первыми шагами, смешными поделками из детского сада, самым честным «Я люблю тебя, мама!» Всем, что должно было случиться: его победами на школьных соревнованиях, выпускным, институтом, работой в семейной компании, чуть дрожащим «Мама, это моя невеста, мы решили пожениться в августе…» Это могло бы быть. Должно было быть. И Вера, раздавленная, страдающая, пыталась понять, была ли в мире хоть одна причина, оправдывающая эту потерю.
Ну а Елизавета Сурначева на месте мальчика видела ресурс. Для нее Тимур ничем не отличался от Вани Гаевского, и оба они были инструментами, необходимыми в тот или иной момент. У нее не было никакого «за что», было только «для чего», но этого Вера уже не поняла бы.
Разговор так и не состоялся. Веру оттащили, Сурначеву повели дальше. Веру трясло так, что казалось: ее сердце не выдержит, она покинет этот мир раньше мужа. Но потом к ней подошла Таня, обняла по-медвежьи неловко и крепко, по-детски наивно и преданно. И Вера наконец расплакалась навзрыд, словно выпуская яд горя и давая себе позволение остаться в живых.
Ян не стал больше задерживаться, он направился прочь, размышляя об этом самом «за что». Он за свою жизнь слышал разные ответы, сталкивался с разными ситуациями.
За что отнимают жизнь?
За двести рублей в кармане.
За не понравившийся взгляд.
За слишком короткую юбку.
И смешно, и бред, и нечестно – а вдруг целая Вселенная гаснет навсегда, и ее уже не вернуть тем, что «за что» было недостаточно стоящим или возвышенным.
Ян ожидал, что для него эта история закончилась и с семьей Максаковых ему точно не придется видеться. Но сложилось иначе: Максим сам пригласил его на встречу в том самом поселке, из которого совсем недавно уехала Александра. Теперь он предложил обоим близнецам снова заглянуть в гости.
– Думаю, вам стоит это увидеть, – только и пояснил Максаков. – Так будет честнее. Или я на старости лет становлюсь слишком сентиментальным.
– Мы приедем.
Александра тоже согласилась без лишних расспросов, словно понимая, что нужно поставить последнюю точку.
Максаков встретил их у ворот, проводил в сад, остановился на дорожке – там, где длинные ветви старой ивы создавали естественную завесу между ними и площадкой впереди. Взглянув туда, Ян мгновенно понял, что именно хотел показать им Максим. Что ж, идея была неплохая…
На площадке стояло инвалидное кресло – дорогое, со специальными креплениями, из тех, что способны поддерживать полностью парализованных людей. В этом кресле Вячеслав Гаевский прекрасно себя чувствовал – по крайней мере, выглядел он значительно лучше, чем во время их последней встречи в перенаселенной квартире. Пожилой мужчина улыбался, наблюдая, как внук гоняет перед ним футбольный мяч. Ваня то и дело останавливался, чтобы что-то рассказать, бурно жестикулируя. Вячеслав ему отвечал, и мальчик снова возвращался к игре.
– Не знаю, зачем позвал вас, – слабо улыбнулся Максим. – Может, мне нужно оправдаться хоть перед кем-то?
– Значит, вы сообщили Ване, кто он такой? – спросила Александра.
– Психологи сообщили, я понятия не имел, как это сделать. Но я сразу понял, что он должен знать… Тимур мертв. Он похоронен рядом с Дашей – думаю, она поняла бы такой поступок. А этот мальчик, Ваня… Я ведь люблю его по-своему. И Таня его любит. Я хочу, чтобы он был счастлив, но не так, как удобней мне. Мне осталось не так долго… Теперь врачи говорят про год. Я хочу, чтобы у него и Тани остался кто-то близкий и взрослый. Естественно, Вячеслав не будет их единственным опекуном, я назначу того, кто способен решать юридические вопросы. Но со многим другим он справится.
Глядя на Гаевского, все еще неподвижного, но вмиг помолодевшего, Ян разделял это мнение.
– Вы познакомились с родителями Вани? – поинтересовался он.
– Да, и эти двое оказались… примечательной парой. Когда они разобрались, кто я такой и что случилось, они первым делом вознамерились подать на меня в суд. Но предложенная финансовая компенсация избавила их от этой идеи.
– Дайте догадаюсь… Вячеславу финансовая компенсация была не нужна?
– Нет. Ему нужен был Ваня. На этом фоне мы и поладили.
– А Вера как же? – вмешалась Александра. – Она способна принять такой расклад?
Максим мгновенно помрачнел.
– К сожалению, Вера сейчас не способна принять никакой расклад. От последствий отравления ее вылечили, от всего остального – нет. После того, что случилось возле суда, она так и не сумела окончательно прийти в себя. Она и сама это поняла, сейчас Вера в клинике на лечении. Вы можете в любой момент навестить ее, если считаете, что я поместил ее туда насильно.
– В этом нет необходимости, я вам верю.
– Ну а Таня со мной согласна. Будем жить так, как получается.
Ян понятия не имел, удастся ли им восстановить то, что было так безжалостно раздроблено. Но то, что Максим хотя бы пытается собрать
