Царь нигилистов — 3 - Наталья Львовна Точильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушать вас одно удовольствие, Александр Александрович, — заметил Бабст. — А то меня упрекают в том, что я пытаюсь протащить на Русь пагубное западноевропейское влияние.
— Очень пагубное! Бережливость, честность, образованность, трудолюбие, предприимчивость и законность. Вместо наших дорогих национальных скреп: мотовства (то бишь широты души), воровства, невежества, лености, безынициативности и произвола. Мне очень понравилась ваша цитата из Тацита. Про германцев, которые слишком ленивы и инертны, чтобы добывать по́том то, что они добывают кровью. А теперь мы говорим «немецкое трудолюбие» и «немецкое качество». И это дает надежду. Может, и про русских когда-нибудь так скажут.
— За этим я её и привел.
— Конечно. Иван Кондратьевич, а что это за хлеб, который у нас едят крестьяне и которого на Западе нет с двенадцатого века?
— Пушной хлеб, — объяснил Бабст.
Саша посмотрел вопросительно. Термин ему был совсем неизвестен.
— Хлеб из неотвеянной ржи, то есть смеси ржи с мякиной и отрубями.
Отруби у Саши четко ассоциировались с диетами для похудения, а вот, что такое мякина он представлял себе плохо.
Бабст улыбнулся, кажется, поняв затруднения ученика и терпеливо объяснил.
— С отходами от молотьбы: шелухой, обломками колосьев, обрывками стеблей, остьями.
— Остьями?
Слово было смутно знакомо, но Саша, на всякий случай, решил уточнить значение.
— Это острые усы колосьев, — пояснил Бабст.
— А это безопасно?
— Не всегда. Бывает, что и скотина дохнет от такого корма.
— Я действительно многого не знаю, — признался Саша. — Мне в прошлом году генерал Гогель объяснял, что такое овин и гумно. У меня даже где-то записано.
Хлеб с подобными добавками ассоциировался у Саши с блокадой Ленинграда.
— Они всегда такой хлеб едят или только в голодные годы? — спросил он.
— Кто победнее — всегда.
— Ох! — сказал Саша. — Признаться, 1,5 фунта мяса в день, которые есть английский поденщик показались мне не совсем реалистичными. Я, по-моему, столько не ем.
— Может себе позволить, — объяснил Бабст. — Поденщик получает около 18 шиллингов в неделю. В одном шиллинге 12 пенсов. А мясо стоит 6 пенсов за фунт.
Саша прикинул. Получалось примерно 30 пенсов в день. Хватит на мясо и еще останется.
— Понятно, — кивнул Саша. — Все равно это детали. Ест полтора фунта или может себе позволить.
Саша вставил лист в печатную машинку и напечатал: «Лекция по экономике Ивана Кондратьевича Бабста. Номер один. Налоги». И изложил всё про крестьянский хлеб с мякиной и доходы лондонского поденщика.
Профессор с начала урока с любопытством смотрел на агрегат, а теперь глядя, как летают над ним Сашины пальцы и стучат клавиши, не выдержал и спросил:
— Что это, Александр Александрович?
— Печатная машинка.
— Можно посмотреть?
— Конечно.
Бабст подошел, рассмотрел чудо техники и полученные с его помощью строки.
— Удивительно! — восхитился он.
— Пока не умеет печатать большие буквы, — заметил Саша. — Но скоро будет.
— Её можно где-то заказать? Или пока эта единственная?
— У дяди Кости есть ещё одна. У скоро будет у Никсы… у цесаревича. И у меня — ещё одна с большими буквами. Чтобы можно было заказать надо организовать производство. Думаю, что это должно быть акционерное общество. Поэтому мне нужна лекция про акционерные общества.
Бабст кивнул.
— Будет.
— Я вас не очень отрываю от работы в Московском университете?
— Есть вещи более важные, чем лекции московским студентам.
— И мне нужен кредит. Или человек с приличным капиталом, который рискнёт вложится в совершенно новое дело. У вас ведь есть знакомства в купеческой среде?
— Да.
— Супер! Может быть кто-то заинтересуется.
— Обязательно заинтересуется.
— Дядя Костя готов вкладываться в мои проекты, но у меня их столько, что и его денег не хватит. А в государственный карман я совсем не хочу залезать. И так бюджет дефицитный.
— И казенные предприятия малоэффективны, — заметил Бабст.
— Совершенно с вами согласен. Так про налоги?
И Саша приготовился печатать.
— Основным налогом в Российской империи является подушная подать, — продиктовал профессор.
Саша отстучал первое слово, и его руки замерли над печатной машинкой.
— Господи! — поразился он. — Со времен Петра Первого ничего не изменилось?
— Суммы изменились, — возразил Бабст.
— Выросли конечно?
— Да. Начиналось с 80 копеек при Петре Алексеевиче, потом даже снизилось до 70 копеек в год, а сейчас до двух с половиной рублей доходит.
— За век с лишним рост в три раза — это не так много. Хуже, что система осталась прежней. Все платят одинаковый налог, независимо от дохода?
— Не одинаковый. В зависимости от места, то есть от доходности земли.
— Похоже на патентную систему. Но патент человек покупает, чтобы вести какой-то бизнес. А здесь он платит налог даже, если ушел в минус.
— Не совсем, Александр Александрович. Налог платит не каждый человек в отдельности, а крестьянское или мещанское общество. И общую сумму налога раскладывают на младенцев, сирот, обладателей больших семей и неимущих.
— Мещанское общество тоже есть?
Бабст кивнул.
— Представляю число и размах злоупотреблений, — заметил Саша.
— Бывали случи, когда какой-нибудь ничтожный писарь изобретал несуществующий сбор на вымышленную войну, и безнаказанно собирал его годами. Или налоги присваивали сельские старосты. Растраты измерялись даже не сотнями, а тысячами рублей.
— А потом их собирали с крестьян по второму разу, — предположил Саша.
— Не всегда, — возразил Бабст. — Иногда попадало и в уголовную палату.
— Все равно от этой системы надо уходить, — заметил Саша.
— Конечно, все это понимают.
— А подоходный налог ввести не планируется вместо подушной подати?
— Планируется, — кивнул профессор. — Но это и всё.
Саша допечатал фразу про подушную подать, добавил про мошенников-чиновников и грабителей старост. И про планы преобразования налоговой системы.
— А сколько приносит подушная подать?
— Половину, — сказал Бабст.
— Пятьдесят процентов всех доходов бюджета?
— Да.
— Та-ак, понятно. Значит, не скоро избавимся. А купцы тоже платят подушную подать?
— Нет. Со времен Екатерины Великой. Она отменила подушную подать для купцов и установила гильдейский сбор. Каждый, кто хотел записаться в купцы, мог объявить свой капитал и заплатить сбор, который тогда составлял один процент
