Фэнтези 2007 - Алексей Пехов

Он молча показал рукой. Совсем недалеко от мостков, саженях в десяти, медленно поднималось из омута обезображенное тленом и речной живностью тело утопленницы. Первой пробила воду голова, распущенные волосы заколыхались вокруг нее белым саваном, потом тело выровнялось, показалась спина в разорванном до пояса платье, ярким цветком распустилась вокруг бедер черно-красная клетчатая понева, мелькнули иссиня-черные ступни.

Стянутые веревкой чуть повыше косточек.

Все три седмицы труп Вальжины стоймя стоял в толще воды, притороченный к камню длинной веревкой.

Им пришлось повозиться, вытаскивая труп на берег. Сначала подтянули его к мосткам, зацепив подол выломанной в орешнике жердью, затем ведьмарь выловил конец веревки и поволок утопленницу вдоль мостков. Она то и дело задевала опорные столбы, норовила вильнуть под настил, и Жалена, уткнувшись носом в рукав, направляла ее все той же жердью. Когда ноги Вальжины уже заскребли по песку, голова неожиданно повернулась лицом вверх, и стало видно, что шея женщины сломана, а перед тем перерезана ножом до самого хребта. На безглазом лице застыла жуткая гримаса, распухший язык раздвинул челюсти, словно дразнясь.

Жалена, в глубине души честя себя во все корки, перебежала на подветренную сторону. Утопленница не имела ничего общего с девчушкой-девушкой, заманившей кметку к озеру. Она и на человека-то мало походила. Жалена заставила себя присмотреться. Нет, у Вальжины нос с приметной горбинкой, а у водяницы был прямой, ладненький.

А потом девушка увидела двойную красную нитку, выглянувшую из-под задранного до локтя рукава, и у Жалены защемило в груди, стало пусто и холодно на месте сердца; словно остановилось оно, потрясенное жестокостью убийцы. Вальжина повязала нить не простым узлом, как обычный оберег против сглаза, а мудрено заложила петельками. Женщине в тяжести нельзя вязать узлов — иначе, говорят, дитя во чреве расти перестанет.

Ведьмарь тоже это заметил. Но не побледнел, не отшатнулся — достал из-за спины меч.

Жалена зажала рот рукой, отвернулась. Как мысли прочь ни уводила, как ни твердила себе: «Не думай!», а все удержаться не смогла. Сначала только камыши шуршали, а потом захрустело мерзко, влажно, рванулся на волю гнилой дух из взрезанного чрева.

И глянуть жутко, и слушать мочи нет.

Девушка обернулась. Ведьмарь, приспустив правое плечо, кончиком меча раздвигал в стороны мертвую плоть. Лицо у него было непроницаемое.

— Поди глянь, — позвал он.

Не страшно по полю бранному после сечи ходить, не впервой товарищей погибших обмывать, но такого видовища и врагу лютому не пожелаешь. Может, и пересилила бы себя Жалена, удержала ком в горле, да как пахнуло в нос лежалой мертвечиной, только в поясе перегнуться и поспела.

— Девочка, — словно бы не замечая, сказал Ивор. Пошел отполаскивать меч в воде, оттирать песком, пока Жалена, прижавшись к березке, переводила дыхание, попеременно терзаемая дурнотой и жгучим стыдом.

Ведьмарь легонько провел рукой по воде. Она ткнулась ему в ладонь, как живая. Признала, пошла рябью, чуть слышно всхлипнула-пожаловалась лизнувшей песок волной.

— Дай мне один день, — тихо сказал Ивор. Вода согласно вздрогнула и разгладилась.

Ведьмарь обернулся. Кметка стояла неподалеку, невидяще глядя в сторону леса.

— Людей надо бы позвать, — повысил он голос, поднимаясь. — Пусть захоронят как положено.

Помолчал и добавил:

— Не тронут водяницы. Да скажи: ночи не пройдет — узнаю, чьих рук дело.

— Хорошо, — безропотно согласилась она и быстро зашагала по тропе обратно в селение.

Кошка подбежала к ведьмарю и, виновато мяукнув, потерлась о его ноги.

— Бабье вы, бабье дурное… — беззлобно сказал Ивор, подхватывая ее на руки. — Одна на мавкин плач купилась, вторая в одиночку управиться решила… бестолочь…

Всем доподлинно известно: бортник кумится с Лешим, кузнец со Зничем, а мельник с Водяным. Как же иначе? Леший пчел в борти приводит, Знич огонь раздувает, Водяной колесо мельничное крутит без устали. Без эдаких помощников поди-ка собери медку, выкуй подкову да сдвинь каменные жернова! Волей-неволей приходится людям знаться и ладить с грозными покровителями своего ремесла, щедрыми подношениями благодарить за подмогу да опеку.

Любое озеро — как солнышко: отовсюду бегут-поспешают к нему ручьи-лучики, мутными бурунами скатываются с горок после дождя, тянутся хрустальными ниточками из любопытных глазков криниц. Один из таких лучиков и угодил в западню плотины, заметался в загодя отрытой ямине, ища отдушину. Отыскал — и натужно провернулось широкое колесо, хлопнуло по воде широкой лопастью, ожили, разогрелись друг о друга жернова и пошли молоть рожь да пшеницу, домовитым хозяйкам на радость.

Ведьмарь издалека углядел копошившегося у плотины человека, с приговором сыплющего вдоль мельничного колеса белые комочки из миски. При первых заморозках, когда вода у берега покроется тонкой корочкой льда, опытный мельник умасливает Водяного нутряным жиром, свиным или коровьим — «чтобы колеса не скрипели». Иначе смазки для колес не наберешься: Водяной за зиму слижет ее с буксов и осей, намертво заклинит хитроумное устройство, хоть ты перекладывай его по весне.

В прежние времена, говорят, в плотину живьем замуровывали сирот — чтобы умилостивить Водяного, чтобы не размыл, осерчав, плотину, не сорвал колесо — да паводком, насмехаясь, не забросил на крышу мельницы. Нынче же в залог Водяному оставляют курицу — а может, брешут мельники, что только курицу… Кто с духами знается, тому веры нету.

Через поле к плотине неспешно брели два коня — гнедой да белый с редким черным крапом. Гнедой гордо помахивал длинным черным хвостом, белый сиротливо поджимал голую репицу, без спросу обстриженную шкодливыми мальчишками на лески. Кони шли бок о бок, и Ивор не сразу углядел между ними маленькую девочку, беспечно сжимавшую в правом кулачке поводья обоих жеребцов. В левой руке девочка несла ветку калины, тронутую морозом: льдисто-прозрачными стали яркие ягоды в кистях, растеряв половину горечи. Могучие кони смирно трусили за малявкой, едва достигавшей их животов. Его тоже заметили.

— Ведьмарь идет! — вскрикнула-взвизгнула девчушка. Вздрогнул, обернулся мельник, любопытно выглянула из оконца светловолосая девушка, чернившая брови угольком. Выпустив поводья, девочка побежала навстречу пригнувшемуся ведьмарю и с радостным: «Ивор!» повисла у него на шее. Ведьмарь выпрямился, поудобнее перехватил девочку и пошел навстречу мельнику, торопливо спускавшемуся с плотины.