Фэнтези 2007 - Алексей Пехов

Ивор спал, а вот кошка сидела у него на груди и по-человечьи серьезно наблюдала за хлопотами Жалены. Желтые глаза светились изнутри. На черной треугольной мордочке они казались огромными.

— Чего уставилась? — шепотом спросила девушка. — Спи себе.

Кошка смотрела на нее, не смаргивая.

Поздновато Жалена смекнула, что ведьмарь солгал. Не нужен ему был рассвет, а если бы и понадобился — небось сыскал бы дорогу и впотьмах. Вспомнилась любимая бабкина присказка: во селе шагом да боком, а в лесу птичьим криком, волчьим скоком. Просто не захотел ночевать под крышей. Или сразу решил, что не пустят? Глупости, в клеть небось пустили бы. Значит, не захотел… Почему?

Кошка встрепенулась, прислушиваясь. Соступила на мерзлую землю, зябко потопталась, глядя в сторону озера.

Теперь и Жалена услышала жалобный, приглушенный расстоянием детский плач. Сразу подумалось — отстала от непоседливой ребячьей ватаги чья-то младшая сестренка, надумала домой вернуться, а вышла прямиком к страшному Крылу. Где уж тут не растеряться, не расплакаться!

Жалена кинула взгляд на безмятежно спящего ведьмаря. «Рассвет проспал, и служба моя тебе без надобности», — с горечью подумала она. Пожалел ее гордость, не сказал давеча: «Да на что ты мне сдалась, только под ногами путаться будешь, еще увидишь, чего не следует…».

«Пойду, подберу девчонку, — решила Жалена. — Солнце, хоть и не показывается, давно горбушкой из-за земли выглянуло. Водяницы же еще до рассвета в омута попрятались».

Кошка увязалась за ней — черная беззвучная тень на тонких лапках. Странно она смотрелась в лесу — не то неведомый зверек, не то пакостница-шешка прибилась к одинокой путнице, семенит торопливо, боясь упустить поживу.

Изо рта вырывался белый парок, в груди пощипывало; одно хорошо — замерзла грязь, сапоги больше не промокали и идти было легко, весело.

Озеро открылось Жалене внезапно: впереди то ли сгустился лес, то ли припала к земле и без того низкая туча; еще десяток шагов — и далекая, казалось, чернота в одночасье обернулась водной гладью, мрачной и неприветливой. Тростниковые перья Лебяжьего Крыла, сухостой выше человеческого роста, по-змеиному шипели-шуршали на ветру. В разрывах серел песок, клоки черных мертвых водорослей тщились выползти на берег, отчаянно цепляясь за него колючими лапами. В глубь затоки уходили на пару-тройку саженей простенькие, но добротные мостки — две длинные доски, без гвоздей пригнанные ко вбитым в дно кольям. Бросилась в глаза знакомая прогалинка у воды; были тут и Жаленины следы; зато не сохранилось, к ее великой досаде, ни единого отпечатка убийцы, как, впрочем, и убиенного — любопытные вытоптали подчистую, весной, поди, и трава не сразу вырастет.

Недоброе было озеро. Чистое, спокойное, а вот — недоброе, и все тут. И плача Жалена больше не слышала. Покрутила головой — никого. Опоздала?

Кошка пробежалась по мосткам, замерла на самом краешке, подавшись вперед и вниз, словно высматривая неосторожную рыбку, и вдруг замяукала — тонко, с примурлыкиванием, словно подзывая котенка.

Тростники на миг прильнули к озерной глади, трепеща от натуги под тяжелой ладонью ветра, а когда выпрямились — в воде у самого берега стояла девочка. Хрупкая, большеглазая, сквозь тонкую льняную рубашонку просвечивает худенькое тельце. Развеваются по ветру пушистые льняные волосенки, скользят по ним зеленоватые блики, как по беспокойной речной воде… В широко распахнутых глазах — боль, мольба, недоумение. «Помоги мне, добрая женщина… — упрашивали зеленые, как молодая травка, глаза. — Забери меня отсюда, окажи милость… Холодно тут, страшно…»

Жалена, как зачарованная, шагнула вперед. Льдистым хрустом отозвалась замерзшая трава под сапогами. Скрипнул песок.

Девочка попятилась, маня взглядом. Колыхнулись волосы, колыхнулась мертвая трава в воде, жалобно заскрипели-засвистели тростинки.

— Стой, дура! — резкий, злой голос хлестнул мокрым кнутом, жесткая рука перехватила поперек живота. — Кому сказано было — не ходи!

— Пусти! — закричала-забилась девушка, силясь вырваться. Ведьмарь держал крепко, надежно, хоть и одной рукой — вторая лихорадочно царапала мечом песок вокруг ног. Девочка печально посмотрела на Жалену, да и пошла себе дальше, на глубину. Шла — как по тропинке с горы спускалась, неспешно, ровно. Вот уже по пояс ей вода. По грудь. Обернулась — и Жалена обомлела, перестала вырываться, затрепетала всем телом.

На нее смотрела молодая женщина с пустыми, остановившимися, как у покойницы, глазами. Светлые волосы стлались по воде рябью.

Ведьмарь докончил круг на прибрежном песке.

Сморгнула Жалена — ни девочки, ни женщины. Стелется над водой белый туман, жалобно шепчутся волны с берегом.

— Что это было? — прошептала она, словно выныривая разумом из этого тумана, этого шелеста. — Привиделось, что ль?

— Привиделось! — передразнил он. — Дно тебе речное привиделось, рыбы да раки. Вытащили бы багром из затоки через три дня, черную и распухшую. С выеденными глазами.

Ноги у Жалены подкосились, он осторожно усадил ее на землю, переступил и пошел к мосткам, на ходу распуская пояс.

— Ты куда? — глупо спросила она, оборачиваясь ему вслед.

— Туда, — в лад ей ответил ведьмарь, стягивая рубашку.

— Там же… эта… — голос дрогнул, сорвался на протяжный всхлип.

— Ну да, — с непроницаемым лицом подтвердил он и, повернувшись к краю дощатого настила, без раздумий бросился в воду. Ни плеска, ни брызг — только узким клином вскипели под водой белые пузыри. Ведьмарь вынырнул саженей за пять, оглянулся и погреб на глубину. Странно плыл — руками вроде разводил в стороны, как положено, а вот ноги держал вместе, изгибая вверх-вниз. Словно не ноги у него были, а цельный хвост рыбий. Потом снова нырнул — и с концами. Только вильнула ко дну черная сомовья тень.

Она досчитала до седьмой сотни и сбилась. Страх холодной водой растекся внизу живота. Утоп? Утопили? Но тут прямо возле мостков из воды высунулась рука с растопыренными пальцами, ухватилась за край доски, и Ивор, отфыркиваясь, подтянулся на руках, вырываясь из цепких объятий озера. Выбравшись, встряхнулся, как зверь — всем телом, только черными горьчцами разбились о дощатый настил сброшенные капли. Начал одеваться, пристукивая зубами от холода, то и дело поглядывая в сторону озера.

— Ну что? — не вытерпела Жалена.

Он молча показал рукой. Совсем недалеко от мостков, саженях в десяти, медленно поднималось из омута обезображенное тленом и речной живностью тело утопленницы. Первой пробила воду голова, распущенные волосы заколыхались вокруг нее белым саваном, потом тело выровнялось, показалась спина в разорванном до пояса платье, ярким цветком распустилась вокруг бедер черно-красная клетчатая понева, мелькнули иссиня-черные ступни.