Атомная крепость - Иван Цацулин

Полковник Соколов с любопытством смотрел на пронзившие восьмиметровую бетонную стену стальные трубы, похожие на орудийные стволы, – через них мощные потеки частиц высоких энергий выбрасываются в соседний зал, на экспериментальные установки – в одних приборах они пролетают через пар и за ними остается туманный след, в других – они вторгаются в доведенную почти до кипения жидкость, и след их обозначается полосой из крошечных пузырьков. Поток частиц падает на твердые тела и проникает в них, разбивая ядра атомов.

Почему ученым нужно изучать именно «элементарные» частицы? Потому, что они – эти «элементарные» частицы – активные участники сложнейших процессов, происходящих в глубине атома. Да, в глубине. Чтобы вникнуть в смысл этого слова, достаточно сказать, что входящий в оболочку атома электрон легче входящего в ядро атома протона в 1836 раз. А только протонов в ядре, например, урана 92 штуки. А сам-то атом – величина, находящаяся вне досягаемости микроскопа!

И вот с помощью синхрофазотрона, который академик сейчас показывал иностранцам, в Институте ядерных исследований удалось искусственно, в лабораторных условиях, получить ряд таких «элементарных» частиц, которые до этого были обнаружены только в космических лучах, да и то в мизерном количестве.

Соколов продолжал наблюдать за англичанином: агент Шервуда заметно насторожился лишь тогда, когда академик рассказывал о том, что в институте удалось получить частицы огромной скорости, что в Советском Союзе ведутся работы по созданию ускорителя невиданной мощности – на 50 миллиардов электрон-вольт. И уж совсем в охотничью собаку на стойке превратился Макгайр, когда академик упомянул об успехах сотрудников института, добившихся рассеяния нейтронов пучками нейтронов же. Полковник Соколов не был большим специалистом в области атомной энергии, но все же его знаний оказалось достаточно для того, чтобы понять, что именно в сообщении академика могло так заинтересовать англичанина: в военных условиях, в случае применения атомного оружия, именно мощное нейтронное излучение обрушивается на землю и, мгновенно разбивая ядра атомов элементов, входящих в состав земли, камней, материалов, из которых построены здания и укрепления, превращает в смертельно-радиоактивное все, что окружает человека. Соколов представлял себе, какие переживания обуревали сейчас вражеского лазутчика, – ведь ему так и не сказали ничего о конкретных данных, позволивших советским ученым добиться таких успехов.

Гости, наконец, стали прощаться. Англичанин растроганно пожал академику руку.

– Уэлл… Карашо… – говорил он, широко улыбаясь. – Я хотел бы остаться на некоторое время у вас, поработать с моими русскими коллегами.

– Пожалуйста, – радушно ответил академик. – В какой области вы хотели бы поработать у нас?

Казалось, англичанин на мгновенье задумался, но полковник Соколов понимал, что он хитрит, что ответ у него готов давно, еще до сегодняшнего визита в институт.

– Я с удовольствием отдался бы любимому делу под руководством такого вашего прославленного ученого, как профессор Ясный, – произнес он наконец.

«Вот оно что – опять Ясный!» – полковник понял, что, приехав сюда, он не потерял времени даром. Академик выразил сожаление:

– С этим придется пока повременить, мистер Макгайр.

– Почему?

– Потому что в лаборатории, которая вас интересует, как, впрочем, и в любой другой, можно работать только с разрешения ее руководителя, а профессор Ясный в настоящее время находится в командировке. Но скоро он вернется, и мы этот вопрос уладим.

– Извините, я не знал, что мой коллега Ясный в отъезде. Скажите, как скоро он возвратится в Москву?

– Недели через полторы.

– Так долго еще… – Макгайр был явно обескуражен. Соколов крепко пожал академику руку и сел в свою машину. Когда он возвратился в управление, его немедленно вызвали к генералу Тарханову, и тут он узнал о покушении на капитана Пчелина.

– Я только что от него, – сказал генерал. – Мы с вами еще поговорим насчет этого покушения. Сейчас же надо действовать. Дело в том, что, по описанию Пчелина, личность человека, за которым он следил, соответствует внешности неизвестного, с которым Шервуд встречался на Дмитровском шоссе и которого мы знаем под фамилией Силина. Второе важное обстоятельство – крупный инженер одного из номерных институтов Павел Васильевич Горелов, человек семейный, увлекся молодой особой, некоей Аллой Цветковой, часто посещает ее на даче. Капитан Пчелин решительно утверждает, что, интересуясь обитателями дачи, на которой бывает инженер Горелов, он заметил там того самого человека, который явился в часовую мастерскую. Вы понимаете, Иван Иванович, что это значит?

– Это значит, что линия Харвуд – Шервуд – Силин – Макгайр не случайна. По-видимому, все это звенья одной шпионской операции, – твердо произнес полковник.

– Я тоже так думаю, – сказал генерал. – Нужно сейчас же взять под непрерывное наблюдение этого англичанина. Я принял кое-какие меры, чтобы выяснить, как могло случиться, что зарубежный прогрессивный деятель, приехав к нам, оказался самым обыкновенным лазутчиком, правда, с далеким прицелом. Но вы обратите внимание вот на что… Из вашего недавнего сообщения видно, что и тут их интересует Ясный, работа его лаборатории. Значит, мы правильно поняли, куда они целят. Боюсь, что капитану Русакову будет трудновато. Ему надо помочь. Этим сейчас же займусь я. А вы организуйте наблюдение за англичанином и дачей Цветковой. Вот адрес Цветковой… Станция… улица… номер дома. Пчелин пока вам не поможет – ему предписано недельку полежать.

– На станцию я поеду сам, – сказал Соколов. – Там – Силин.

– Правильно, поезжайте, Иван Иванович, сами взгляните. Об установлении нами оперативного наблюдения не должна подозревать ни одна живая душа!

Снэйк-Силин переходил от приступов бешенства к унынию. Виной этому было сообщение, полученное им сегодня в часовой мастерской. В крошечной шифрованной записке Шервуда, спрятанной под крышкой часов, Снэйк-Силин обнаружил приказ Харвуда и даже самого Уильяма Прайса: с этой минуты он, Снэйк, терял самостоятельность и поступал под начало Чумы, который уже прибыл на территорию Советского Союза. Чума – уполномоченный Харвуда и Прайса по проведению операции «Вирус», и теперь не только благополучие, но и жизнь Снэйка зависели от этого страшного человека. Снэйк никогда не видел Чуму и не знал его настоящей фамилии, но о репутации этого человека был достаточно наслышан. Товарищи по работе в разведке не раз с восхищением рассказывали ему об этом человеке, которому они хотели бы подражать: его специальностью являлся главным образом террор, убить человека для Чумы столь же легко, как для заядлого курильщика выкурить сигарету «Кэмэл». Убийство людей шло, естественно, неразрывно с предварительным выслеживанием жертв. В этом деле Чума добился поразительных успехов. Переброска сюда «Чумы» не умаляла роли Снэйка, наоборот, придавала особый вес и особое значение делам, которыми он занимался. Но Снэйку было известно, что среди жертв Чумы находился не один провалившийся разведчик. Вовремя убрать своего агента – великое дело, и Аллен Харвуд, когда требовали интересы разведки, не признавал другого исхода. «Убить самим своего агента, но не допустить его ареста» – стало неписанным правилом, которому шеф разведки неукоснительно следовал. И Чума – это не являлось секретом – «вовремя», как раз накануне предполагаемого ареста, устранял своего же агента, ставшего опасным или просто нежелательным. Для секции «И», в которой Чума работал, подобного рода убийства являлись обычным делом. В разведке сложились легенды насчет того многообразия способов, при помощи которых Чума убирал с дороги ставших ненужными разведке людей.

Снэйк отнюдь не был сентиментальным, и на его совести имелись чужие жизни. Но одно дело иметь жертвой кого-то и совсем другое – самому оказаться жертвой, хотя бы потенциально. Это – вещи разные! А Снэйк хорошо понимал, что уполномоченный Харвуда получил от шефа право на жизнь и смерть своих подчиненных, в число которых совершенно неожиданно для себя попал и он, Джо Снэйк, попал, очевидно, потому, что вся операция «Вирус» – предприятие Уильяма Прайса, для которого Харвуд и старается. Вот почему при мысли о предстоящей встрече со своим новым начальником он определенно трусил.

Шервуд сообщал, что в соответствующий момент Чума явится к нему, к Снэйку, сам или вызовет его к себе. Пароль: «Далеко ли до Подольска?» – «Это совсем в другом направлении».

Пробыв довольно долго в одном из летних кафе, Снэйк сел за руль и не спеша повел машину по Ярославскому шоссе. Он ехал на дачу, снятую по его указанию Аллой Цветковой и ее «теткой», – они работали по его заданиям и на его деньги. Инженер Горелов мог сообщить много важного, нужно было только взяться за него как следует. Собственно, Снэйку вовсе не следовало бы ехать к Цветковым, но беспризорная и бесприютная жизнь холостяка утомила его, а «тетка» Аллы еще хорошо сохранилась и была к нему благосклонна. Это обстоятельство и привело к тому, что иногда «Михаил Иванович», то есть Снэйк, появлялся на той самой даче, куда с некоторого времени зачастил инженер Павел Горелов. Сумерки сгущались. У поворота с шоссе на проселок незаметно возникла высокая фигура. Это был тот самый человек, которого днем капитан Пчелин заметил у стенда с фотоснимками Индии. Незнакомец спросил несколько насмешливым тоном: