Научно-фантастические рассказы американских писателей - Том Годвин

Университет был почти полностью обитаемым, когда Марта, Селим и Тони со своими помощниками — по большей части девушками-офицерами — подошли к концу своей работы.

Они начали с нижних этажей: разделив весь пол на квадраты, целыми днями делали записи, зарисовки, снимки. Все образцы органических пород отправлялись в лабораторию на корабль для радиокарбонного анализа и датировки. Они открывали банки, кувшины и бутылки; жидкость, которая в них когда-то была, испарилась сквозь пористые стенки сосудов, если не было других отверстий. Повсюду, куда бы они ни заглядывали, их ожидали следы сознательной деятельности, неожиданно оборвавшейся и уже никогда не возобновившейся: тиски с зажатым в них куском железа, наполовину перерезанным; горшки и сковородки с окаменелыми остатками пищи; тонкий лист железа на столе, а рядом, под руками, — ножи; предметы туалета и умывальники; незастеленные кровати, на которых лежало постельное белье, рассыпающееся от прикосновения, но все еще сохраняющее очертания тела спящего; бумага и письменные принадлежности на столах создавали впечатление, что писавший вот-вот войдет и продолжит работу, прерванную на пятьдесят тысяч лет.

Все эти вещи как-то странно действовали на Марту. Ей казалось, что марсиане никогда не умирали, что они ходят вокруг и незаметно следят за каждым ее шагом, с неодобрением глядя на то, как она трогает оставленные ими вещи. Они являлись к ней во сне вместо своих загадочных надписей. Сначала все работавшие в здании университета заняли по отдельной комнате, чтобы избавиться наконец от шума, который всегда царил в лагере. Но уже через несколько дней к Марте пришла вечером Глория Стэндиш и сказала, извинившись, что ей очень тоскливо: не с кем даже перекинуться словом перед сном. На следующий вечер к ним присоединилась Сахико Коремицу, а затем зашла девушка-офицер, чтобы почистить и смазать перед сном свой пистолет.

Остальные тоже почувствовали одиночество. У Селима фон Олмхорста появилась манера быстро и неожиданно оборачиваться, как будто он хотел увидеть кого-то стоящего сзади. Как-то раз Тони Латтимер, взяв стакан со стойки, в которую превратили конторку библиотекаря в читальном зале, залпом выпил его и выругался.

— Знаете, куда мы попали? — спросил он. — Это — археологическая “Мария Целеста”. Это здание было обитаемым до самого конца, но каков был конец? Что с ними произошло? Куда они делись, черт их побери?

— Я надеюсь, вы не ожидали, что они выстроятся на красном ковре и со знаменем в руках будут приветствовать вас? — спросила Глория Стэндиш. — “Добро пожаловать, мистер Латтимер!”

— Нет, конечно. Они умерли пятьдесят тысяч лет назад. Но, если они были последними марсианами, почему мы не находим их тел? Кто их похоронил? — Он посмотрел на свой стакан из тонкого пористого стекла, взятый среди сотни таких же в шкафу наверху. Затем протянул руку к бутылке с коктейлем. — И все двери на уровне древней поверхности либо заколочены, либо забаррикадированы изнутри. Как же они выходили? И почему они ушли?

На второй вопрос Сахико неожиданно нашла ответ на другой день за завтраком. Пять инженеров-электриков спустились с корабля на ракете, и Сахико провела с ними утро в верхнем этаже здания.

— Тони, я слышала, как вы утверждали, что генераторы были целыми, — начала она, бросив взгляд на Латтимера. — Вы ошиблись. Они в ужасном состоянии. И вот что произошло: подпорки ветряного двигателя подкосились, он рухнул всей тяжестью и все там разрушил.

— Все могло случиться за пятьдесят тысяч лет, — ответил Латтимер. — Когда археолог говорит, что что-то в хорошей сохранности, это еще не значит, что остается только нажать кнопку — и все начнет действовать.

— Но вы не заметили, что катастрофа произошла, когда было включено электричество? — спросил один из инженеров, задетый высокомерным тоном Латтимера. — Там все сожжено, смещено и разорвано. Жаль, что мы не всегда находим вещи в хорошем состоянии даже с археологической точки зрения. Я видел на Марсе очень много интересных вещей, вещей, которые для нас — дело будущего. Но все же понадобится не меньше двух лет, чтобы разобраться и восстановить в первоначальном виде все там, наверху.

— А не кажется ли вам, что кто-то уже пытался навести там порядок? — спросила Марта.

Сахико покачала головой.

— Достаточно только взглянуть на турбину, чтобы отказаться от этой попытки. Я не верю, что там возможно хоть что-нибудь восстановить.

— Зато теперь понятно, почему они ушли. Им нужно было электричество. Это — свет и тепло, и все их производство работало на электричестве. Они могли жить здесь только при наличии энергии. И, когда ее не стало, им пришлось покинуть это здание.

— Да, но для чего же они забаррикадировали двери изнутри? И как они выходили? — снова спросил Латтимер.

— Для того чтобы кто-то не ворвался и не разграбил весь дом. А тот, очевидно, запер последнюю дверь и по веревке спустился вниз, — предположил Селим фон Олмхорст. — Эта загадка меня как-то на очень волнует. На этот вопрос мы найдем ответ так или иначе.

— Как раз тогда, когда Марта начнет читать по-марсиански, — усмехнулся Тони.

— Да, вот тогда мы и сможем все это узнать, — серьезно ответил фон Олмхорст. — И я не удивлюсь, если окажется, что они оставили записи, когда покидали здание.

— Вы серьезно начинаете думать о ее бесплодных мечтах как о реальной возможности, Селим? — спросил Тони. — Я понимаю, что это — чудесная вещь, но ведь чудеса не случаются только потому, что мы ждем их. Разрешите мне процитировать слова знаменитого хеттолога Иоганна Фридриха: “Ничто не может быть переведено из ничего”, — или не менее знаменитого, но жившего позже Селима фон Олмхорста: “Где вы собираетесь достать двуязычную надпись?”

— Да, но Фридрих дожил до того времени, когда был прочитан и дешифрован хеттский, — напомнил ему фон Олмхорст.

— Не раньше чем была найдена хетто-ассирийская двуязычная надпись. — Латтимер всыпал в чашку кофе и добавил кипятку. — Марта, вы должны знать лучше, чем кто-нибудь другой, как мало у вас шансов. Вы несколько лет работали в долине Инда. А сколько слов из хараппы вы смогли прочесть?

— Но ни в Хараппе, ни в Мохенджо-Даро мы не находили университета с полумиллионной библиотекой.

— Ив первый же день, когда мы вошли в здание, мы уже установили значение нескольких слов, — добавил Селим.

— Но с тех пор вы больше не нашли ни одного слова. Вы можете сказать, что знаете общее значение отдельных слов — и только. Для каждого элемента слова у вас — несколько различных толкований.