Драконово семя - Саша Кругосветов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать выглядела полной дурой – достала носовой платок с кружевами и зарыдала:
– Антон вырос, ему это теперь неважно, он своей жизнью живет. Все ради тебя, Игнат, все ради тебя. В мире нет второго такого, как Валерий Ильич, – сильного, мужественного, доброго; поверь, он станет прекрасным отцом… Теперь ты будешь называть его папой, слышишь? Свадьба будет в сентябре, когда ты вернешься из Кондопоги; придет много гостей.
Игнат повернулся к ним холодным, строгим лицом, на губах играла ухмылка ученика, не выполнившего домашнее задание и уверенного в своей безнаказанности. На другом конце стола Подгорный проворно перехватил ее. И вновь неправильно понял… На его обращенном к новоиспеченному сыну лице возникла жалкая, заискивающая улыбка – как в тот раз, когда он промок в парке, когда Игнат испытал первое разочарование в нем.
– Вот и отлично! Тогда я буду звать тебя просто Тёма, без всяких церемоний. Так, Тёма, пожми-ка папе руку, да покрепче.
Подгорный через стол подал ему жесткую ладонь. Игнат тяжело, словно передавая ведро с водой, протянул свою. Казалось, ему не удастся добраться до пальцев пилота. Когда его рука достигла все же цели и была втянута в чужие шершавые пальцы, Игнату показалось, что безжалостный вихрь подхватил и понес его, слабого и безвольного, в бесформенный и отвратительный мир взрослых.
Подгорный с Ларисой проводили Игната до дома, пожелали ему спокойной ночи. Разговор за ужином словно снял им груз с души, они поверили, что в их жизни наступил новый поворот, решили успокоиться, погулять по ночному городу и вернулись домой поздно.
После того как дверь, теперь уже не запертая на ключ, закрылась, Игнат пришел в неистовое бешенство. «Сердце твердое и острое, словно крылья истребителя, готовые непрерывно разрезать городской смог», – несколько раз произнес он вслух. Ему хотелось во что бы то ни стало подержать в руках свое по-настоящему твердое сердце.
Хорошо бы поскорее почистить зубы, помыться перед сном, раздеться и нырнуть в постель. Но Игнат все не мог успокоиться, не мог заставить себя сделать что-то конкретное. Открыть ноутбук, поиграть в стрелялки? Не то…
Вот бы мать вернулась, зашла еще раз, якобы забыв сказать что-нибудь важное. В квартире холодало. Устав от ожидания, он погрузился в горячечные фантазии – пусть бы мать зашла к нему и закричала: «Все это неправда! Мы обманывали тебя, мы ни за что не поженимся. Если это произойдет, все в мире пойдет кувырком, разобьются самолеты в небе, сойдут с рельс поезда, лопнут стекла в городских витринах, а маки в городском парке мгновенно почернеют».
С того вечера, как его перестали запирать на ключ, он не прикасался к заветному ящику пресловутого шкафа. И на то была причина. С тех пор как Подгорный вернулся, Игнат не раз подглядывал за сплетением звеньев различных любовных поз, благополучно досмотрел этот сериал до конца, но больше не хотел рисковать быть застигнутым врасплох в нише шкафа в незапертой комнате.
Сейчас Игнат жаждал маленькой революции. Если он талантлив, а мир не более чем пустой одуряющий голову хаос, значит, ему по силам именно сейчас доказать это и все перевернуть.
Игнат изо всех сил дернул ящик и с отвращением швырнул его на пол. Постоял, послушал. Полная тишина. Лишь слышно, как часто бьется его сердце.
Взглянул на часы. Еще нет одиннадцати. Его посетила неожиданная идея: надо устроиться в нише и делать там задание на лето. Вот уж он потом посмеется над взрослыми.
Взяв смартфон и открыв раздел «перевод с английского», Игнат нырнул в нишу. Наверняка мать заглянет, когда вернется, увидит его и обо всем догадается. Вытащит Игната и влепит ему пощечину. А в этот момент он покажет ей английский словарик на экране и скажет с невинным видом: «А что, нельзя? Я занимался заданием на каникулы. Мне там спокойнее». Эта сцена показалась ему настолько смешной, что он невольно расхохотался, тут же подавившись пылью.
В нише тревога отступила; вдохновленный новой остроумной идеей, он подумал, что так учиться даже интересней. Что ни говори, ниша была для Игната краем мира, напрямую соприкасающимся с местом, где ему открылся бесконечный космос, а дальше космоса ничего нет.
Baby, back, back door, back up, bad, badly, bake, ballet, bath – это он все знает, belts…
Вспомнилось, как в самолете говорят: «Fasten your seat belts» – пристегнуть ремни – и рев моторов при разгоне по взлетной полосе.
Bedroom, beforehand… bedroom… Игнат незаметно уснул, забыв выключить экран…
Когда пришло время ложиться, у Ларисы проснулась странная стыдливость. До сих пор у них с Подгорным все такое происходило при свете, что очень ему нравилось, но сегодня, после долгих разговоров о вещах, которые казались Ларисе крайне серьезными, она попросила Валерия погасить свет. Потом уже, когда все закончилось, она сказала:
– Вначале я подумала, что в полной темноте будет не стыдно, оказалось – ровно наоборот, мне все время казалось, что на нас кто-то смотрит.
Подгорный улыбнулся фантазиям чувствительной подруги и обвел взглядом комнату. Штора закрыта, в темноте чуть отсвечивает хромированная спинка кровати. Внезапно его взгляд задержался на деревянной панели стены, граничащей с соседней комнатой. Панель с бегущим по верхнему краю узеньким кантом – из-под него в темноте едва заметно проступал крошечный лучик света.
– Видно, Игнат еще не лег, – беспечно произнес Подгорный. – Дом-то старый, завтра зашпаклюю щель.
Змеей вскинулась с подушки лебединая шея, Лариса вгляделась в яркую точку и все поняла. Схватила халатик и молча выскочила из комнаты. Стукнула дверь в комнате Игната. Короткая тишина. Потом, похоже, плач Ларисы. Не зная, стоит ли идти сейчас в комнату Игната, Подгорный послонялся в темноте, включил торшер, уселся на диван и закурил.
Кто-то с неистовой силой за брюки выдернул Игната из ниши. Он долго не мог окончательно проснуться. Гибкие мамины руки с остервенением обрушивали удары на его щеки,
