Библия Раджниша. Том 4. Книга 2 - Бхагван Шри Раджниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если фильм не был бы запрещен, возможно, он мог бы посмотреть его один раз или мог бы даже не интересоваться им — потому что он смотрел не каждый фильм, который идет здесь. Я спросил его: «Ты смотришь каждый фильм по четыре раза?»
Он сказал: «Нет, я не смотрю каждый фильм, но так как этот запрещен, то я должен был его посмотреть».
Я сказал: «Откуда ты достаешь деньги — насколько я знаю твоего отца, он не даст тебе ни одного пайса на какой-нибудь фильм, не говоря уж об этом!“
Мальчик сказал: «Было бы желание, а способ всегда найдется. По правде говоря, мой отец тоже смотрел его четыре раза; каждый раз, когда я приходил, он тоже был в зале, но он не мог узнать меня из-за моих усов. Он смотрел, подозревал, — но я курил, и он отбросил сомнения. Его сын не мог курить, и эти усы… Я видел его, он видел меня. Я его узнал, он меня не узнал. И я вынужден был украсть деньги…»
Теперь он должен красть деньги — вы делаете его вором без надобности. Он должен вести себя, подражая кому-то другому с усами и сигаретой; он должен притворяться взрослым. А потом он обнаруживает, что его отец тоже здесь, значит, не только он интересуется фильмом, его отец тоже интересуется. Четыре дня подряд они смотрели его, потому что он шел в городе четыре дня. Каждый день они были там.
Он сказал: «Пожалуйста, не говорите».
Я сказал: «Не волнуйся. Я действительно понимаю… Ты поступил совершенно правильно, в этом нет ничего неправильного. Все это общество заставляет тебя так поступить; оно не предоставляет ни одного пути, кроме испорченности».
Невероятно, что в Америке, в двадцатом веке, человек был приговорен судом по обвинению в изнасиловании к пятидесяти годам тюрьмы — или к кастрации. Великое американское общество, великая демократия! Просто рассмотрим выбор, который ему предоставляют. Пятьдесят лет тюрьмы; он должен быть по крайней мере тридцатилетним, я предполагаю: пятьдесят лет тюрьмы означают, что он там и умрет. Это пожизненное заключение. И даже если он выживет и возвратится после пятидесяти лет тюрьмы, на что он может надеяться? Ему, выброшенному в мир, который стал абсолютно для него незнакомым за эти пятьдесят лет, будет восемьдесят лет.
Людей, которых он знал, не будет в живых. Люди, которые будут его окружать, не поймут его, никто не будет в состоянии его понять; будет определенная пустота. Он умрет на какой- нибудь улице, как бродяга. Нет никакого смысла…
Альтернативой является кастрация, когда отрезаются половые органы.
Даже если было установлено, что он совершил изнасилование, — а если нет? Изнасилование — это одна из проблем, которую не так-то просто разрешить и осудить; существует так много сложностей. Но сначала, просто ради доказательства, давайте допустим, что известно, что он совершил насилие. Встает вопрос: почему он должен преодолеть такие трудности, чтобы удовлетворить такое простое желание? Секс — это очень простой аспект. Нет недостатка в женщинах и мужчинах, нет необходимости ни для кого в изнасиловании.
Но то, как общество противостоит сексу, делает его серьезной проблемой. Он должен быть просто игрой, — а так оно в точности и есть. Двое играют в теннис, нет никаких проблем. Никто никогда не слышал, чтобы кто-то насиловал… в теннисе не встает вопрос о насилии. Можно играть; нет необходимости насиловать. Когда двое играют в теннис, они используют свои тела, свой ум. Что они делают, когда занимаются любовью? — просто между ними нет сетки. И все контрацептивы — это не более чем теннисная сетка! Контрацептивы делают это действительно игрой, игрой через сетку.
Сетка была пропущена. Бог не снабдил ею Адама и Еву. Возможно, из-за гнева он забрал сетку себе; с другой стороны, выбрасывая этих двоих несчастных людей из Эдемского сада, ему следовало, по крайней мере, обеспечить их всем необходимым для жизни.
Общество все время делает вас очень озабоченным насчет секса. Оно все время заставляет вас подавлять вашу энергию. Есть предел подавления; после этого предела энергия забирается. Когда бы человек ни совершал насилие, он не в своем уме по той простой причине, что насилие не может решить его проблем. Насилие не может доставить ему удовольствие, которое требует вся его физиология. Насилие не может дать ему тепла, любви, восприимчивости, в которой он нуждается. Просто нет удовлетворения его нужд.
Но вы не оставили другого пути. Вы поставили человека в такие условия, что он просто взрывается, как вулкан. Видя женщину в безлюдном месте, он забывает о последствиях. Он забывает об аде, о Боге, Библии, церкви, суде, конституции; он забывает все. Он не в себе, он — не он; он становится почти животным.
И это не способ заниматься любовью: женщина визжит, кричит и пытается убежать. Это можно назвать битвой, это нельзя назвать любовью. Он натравливает себя не женщину, явно применяя физическую силу. Он вмешался в независимость другого человека, и он ничего не получил от этого — он получает кастрацию или пятьдесят лет тюрьмы. Вот тот оргазм, который он получил. И общество ответственно за все: полиция, суд и закон — все они представляют общество.
Это очень хитрый путь разрушения личности. С одной стороны, принуждать быть преступниками, с другой стороны, быть готовым наказать. Но это наказание не кажется сострадательным, это наказание, кажется типом мести.
Если человек изнасиловал и это преступление, то суд, который присудил его кастрировать, — в какую категорию вы собираетесь поставить этот суд? Он ничем не отличается от насильника. Общество мстит. Общество несправедливо, оно не рассматривает проблему целиком.
Если посмотреть на проблему целиком, то все так сложно: может быть, женщина хотела быть изнасилованной, что тогда? Как общество создает насильников, так то же общество создает подавленных женщин, до того подавленных, что если кто- нибудь приближается к ней с дружескими намерениями, она отказывает вопреки самой себе. Она надеялась, что кто-нибудь приблизится и будет любить ее, но когда кто-то на самом деле приближается к ней, она отказывает ему, потому что вся ее обусловленность заключается в том, что
