Казейник Анкенвоя - Олег Егоров

- А я ушел. Они пять минут на сборы дали, а часы не дали. У меня своих часов нет. Батарейка издохла в прошлом.

- Все приходится делать самому, - буркнул Генрих.

Заново я очнулся, когда воспрянувший, и отчего-то снова бодрый Генрих с пулеметом системы Дегтярева на плече, толкнул меня в грудь коленом.

- Вы знаете, как пользоваться?

- Типа того.

- Набрались у готов, беллетрист? В Москву вернетесь, будете писать в своих книжках: «типа того», «как бы», «реально», «в натуре», и что там еще в этих книжках пишут?

- Ничего там больше не пишут, - я уже засыпал, и Максимович вылил на мою плешь воду из бульбулятора.

- Озверели?

- Могу, - сказал Генрих, - вы со мной?

- Еще бы, - огрызнулся я, вставши на резиновые ноги и вытерев голову мокрым полотенцем. - Вам же все самому приходится делать.

- Ирония погубит вашу зрелость, бургомистр.

Мы спустились по лесенке в грузовой отсек. Гот Василий из праздного любопытства последовал за нами.

Генрих разбудил меня в половине пятого. Сам он, подозреваю, вовсе не ложился.

В кресле храпел, запрокинувшись, белобрысый Шевченко. Голова моя жутко трещала, и все, что внутри, подозреваю, тоже покрылось трещинами от засухи.

- Возьмите пулемет, - сказал Максимович, когда я выдул из горлышка чайник, снятый с керогаза. - Шевченко проводим.

- Заблудится?

- Экспедиторов на берегу лучше встретить. Лучше им не подниматься на борт наших авиалиний. Лучше им вообще держаться подальше от берега. Кто знает, сколько приедет их нынче. Ростов не захочет рисковать. А осадить нас вполне. Отложит эвакуацию, осадит, парламентера Гусеву пошлет. Она, естественно, Лавра затребует, и начнется канитель.

- Для чего ему осаживать нас, Генрих? Им пилот нужен.

- Возможно, у Ростова ко мне вопросы. Тогда у экспедиторов два сценария. Забрать или пилота, или вместе со мной. Но если возникнет хотя бы малая опасность жизни пилота, они его забором ограничатся. Пилот не смеет полечь в перестрелке. Запасного нет. Вы создатель малой опасности для жизни пилота. Я сам бы создал, да огнестрельным оружием не владею.

- Могли бы ночью хохла вернуть экспедиторам.

- Не могли бы. После объяснения, бургомистр.

Когда мы вышли ночью потолковать со спецназовцами, Генрих с трапа им объявил о семерых заложниках, взятых радикальной террористической организацией под залог. Требования простые: в половине пятого мы обменяет Шевченко на сто тысяч долларов десятками и двадцатками.

- Какая организация? - нервно спросил один из пары одетых в камуфляж специальных назначенцев. - Что вы мелете, Максимович? Вы пьяны? Какие террористы? Откуда?

- Славянские террористы, - сурово отвечал ему Генрих. - Лавр, подтвердите господам серьезность наших намерений.

Мне было дико смешно. Сдержавшись, я подтвердил. Очередь из пулемета системы Дегтярева взбила фонтанчиками грязь у господских ног.

- Все ясно? - спросил Генрих. - Передайте своему бугру, в пять утра капусты не будет, завалим каждого седьмого. Особенно, хохла. За Крымский полуостров. Пойдете на приступ, мы шахиды. Самолет заминирован.

- Зря вы затеялись, - отозвался второй из двух специальных назначенцев. - Десятками и двадцатками у хозяина денег нет.

- Везите сотенными. Больше уступок не будет.

Генрих обернулся ко мне.

- Или будет, Лаврентий?

- Будет, - сказал я. - У меня сигареты закончились.

- Сто тысяч зеленых и две пачки «Ростовских». Свободны.

Спецназовцы набили собой амфибию, одетую в камуфляж, завелись, развернулись и отвалили.

- Ну, вы даете, мужчины! - выразил нам респект гот Вася. - Батарейку для электронных часов надо было объявить!

- Завтра объявим, - отозвался Генрих. - Поднимай трап, Василий. Я с тобой пластиковую бутылку придавлю.

- Зачем тебе сто тысяч двадцатками? - спросил я, набирая потолок вслед за Генрихом.

- Солому курить, - послышался Генрих. - У меня тираж газеты заканчивается.

- А откуда узнал, что я Лавр?

- Из пропавшей грамоты. Шеф-повар Болконский обронил. Я скурить собирался, но у меня правило: читай, потом используй прочитанное.

Близился час обмена. Следом за мной Генрих растолкал и Шевченко, сунул ему в губы раскуренный припасенный джойнт для наркотического опохмеления, и еще парочку в нагрудный карман.

- Це добре, - отозвался Шевченко. - Гарный ты хлопец, Максимович. Я бачу, трохи заснул?

- Проснулся уже, - Генрих отвел глаза. - Вставай, полпятого.

Шевченко засуетился.

- Да в шесть же вылет! Это как же я без катера в ангар доплыву?

- С экспедицией. Хозяин твой позаботился. В пять за тобой попутка приедет.

Мы тебя проводим до берега.

- Це добре, - лихорадочно скурив дозу, Шевченко полез в бомболюк. - Еще технику разогрею.

Даже с треснувшей головой сообразил я, отчего Максимович осады хотел избежать. Экспедиторы славянского сотника Лавра в лицо не знали. Виктория знала отлично. Если Митя освободил, как было обещано, славянских сотников из клетки, а затем вернулся к Александру Борисовичу, он хозяину откупиться посоветует. Лаврентий запросто уже мог к полуночи навестить пивной остров, поднять славян и оккупировать взлетную полосу. Подозреваю, и Александр Борисович, и Митя, и участковый Щукин знали также о крупном запасе оружия и наркотиков на списанном борту АН-124, но осиное гнездо ворошить никто не стремился, пока его обкуренные готы стерегли. Подозреваю, что борт, отлично видный с крыш производственных корпусов, находился под неусыпным контролем и специальных назначенцев, и анархистов, и участковый за ним присматривал.

Ни одна из названных сторон не была заинтересована в утечке оружия. Да и, собственно, каннабиса. Трудно было бы неприятностей избежать, проведай о них уголовники во главе с Могилой. Внутренней охраны у Анкенвоя имелось лишь пять единиц, как сообщил мне милый Генрих после ночных переговоров с экспедиторами. Слух о численности внутренних войск явно и умышленно преувеличивался. Это зарплату они получали за цельный батальон. Что и подтвердилось, когда Шевченко, Максимович я и пулемет системы Дегтярева обождали прибытия амфибии. Пятерка экспедиторов, вставших на отмели, свидетельствовала о том, что Борис Александрович кинул на выручку пилота все резервы. Сообразивши все это на треснувшую голову, я бросил пулемет, вынул пистолет системы «ТТ», приставил к затылку мало что соображавшего Шевченко и снял с предохранителя. Экспедиторы отнеслись к моим действиям с полной ответственностью. Максимович и здесь оказался прав.

- Спокойно работаем! - крикнул нам старший, подозреваю, экспедитор. - Никто не дергается! Я посылаю человека с деньгами! Он отдает вам сумку, вы нам пилота, и все счастливы! Идет?

- Не идет, а бежит! - Генрих все-таки за собой оставил последнее слово.

Из амфибии выскочил экспедитор без оружия с кожаной сумкой на плече и быстро, как мог, одолел дистанцию до берега.

- Шо ж вы робите, хлопчики? - заволновался Шевченко еще, когда я ему «ТТ» приставил к башке.

- Нормально, - коротко посвятил его Генрих в суть происходящего. - Те в деле. Меняем тебя на сто штук американских долларов. Вернешься, половина тебе.

Генрих так и не посмотрел на Шевченко. Тогда с расколотой головой мне тоже никого не хотелось видеть. Тогда я его понимал.

- Где ж половина? - сметливый Шевченко успел до прибытия экспедитора с деньгами все расставить. - Треть моя. Нас трое, хлопчики.

- Половина, - отрезал Генрих. - Ты больше нашего рискуешь. Мы не жадные. Когда спросят, сколько на борту славян, скажи душ тридцать. А борт заминирован.

- Все так, все так, - живо согласился пилот.

Получив от экспедитора сумку с валютой, лаборант хладнокровно пересчитал десять пачек. Одну распечатал, и пересчитал подробней.

- Так что, мужики, я забираю Шевченко? - спросил экспедитор.

- Хрен ты забираешь, а не Шевченко, - отозвался жестокий Генрих. - Сигареты, где две пачки?

Экспедитор поспешно слазил в широкий свой камуфляжный карман и кинул поверх денег две пачки сигарет «Ростов».

- Теперь забираешь, - смилостивился Генрих. - Бежать, не оглядываться. У нас два миномета в тени. И наводчики нервные.

Экспедитор, ухватив Шевченко под руку, скорым шагом эвакуировал его на отмель. Через минуту амфибия уже с Шевченко запрыгала по волнам к ближайшему южному корпусу. Несмотря на полный успех нашей комедии, Генрих был мрачен. И, пожалуй, мрачнее прежнего.

- Купол трещит? - спросил я участливо.

- Купол, купол, - Генрих отвернулся. - Идем в помещение, чаю выпьем. Сыро здесь.

Забывши про сумку с деньгами, он быстро зашагал к самолетному трапу. Пришлось мне и сумку, и пулемет и тельный крест на себе нести. Тогда я еще понятия не имел, какой крест на себе тащил Генрих Максимович. Книга «Откровения» заканчивается словами «Гряди, Господи Иисусе». Словами желания о скорейшем втором пришествии Христа. Горячим желанием приблизить грядущую победу на Земле и в Небесном Иерусалиме. Но горячей победе Иисуса Христа предшествует холодное поражение человечества. Ибо такова практика вероятности. Ничто не относительно в этой практике. И как бы я ни относился к подобной практике, Максимович относился к ней иначе.