Романтические приключения Джона Кемпа - Джозеф Конрад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была наполнена свежей водой. Мокрая серебряная пробка, сверкавшая на солнце, слепила мне глаза.
Судорога сжала мне горло. Я заставил себя отвернуться и бросился к Серафине.
— Дай мне руку. Мне нужна твоя помощь, — прошептал я.
Ее легкая рука легла на мой лоб.
— Мы спасены, — бессмысленно повторял я, — терпение, терпение.
И я пополз прочь от нее. Я должен здесь рассказывать правду. Пополз к фляжке с водой. Дьявольская сила тянула меня.
Я страдал от ясности своих чувств. С негодованием я видел, что позорно пойман, как рыба на удочку. Я осторожно приподнял голову, чтобы взглянуть на приманку.
За порог упала тень. Я остановился. Неожиданность этой тени меня спасла. Мануэль спустился по карнизу.
Он стоял один у входа в пещеру. Пусть видят храбрецы Рио-Медио, каков их атаман. Если инглес в пещере, то он мертв. Но не единая живая душа наверху не осмелилась отправиться взглянуть на мертвое тело. Конечно. Эти кабальеро должны убивать скот. Они, как львы, должны питаться мясом. Но у них души куриц, рожденных в навозе.
Вот он, Мануэль, не боится ни света, ни теней.
Я бесшумно отошел прочь вглубь пещеры.
Что заставило его спуститься? Тщеславие. Страх перед О’Брайеном. Судья не поверил бы в проделку с бутылкой. Верил ли он сам? Казалось, он врос в порог.
Осмелится ли он пойти исследовать дальше? Однажды он убил здесь человека, но тогда он не был один.
— Никого, — тихо сказал он, сделал несколько шагов и сел на камень около золы. По его движеньям я видел, что он делит беспокойное внимание между глубиной пещеры и ее порогом. Я разобрал слова: "Я тут в большей безопасности, чем они там наверху".
— Ковбои, — пронеслось в моем мозгу.
Он тут сидел между призраком своего убийства — подлого, даже по представлениям его банды — и реальностью мести.
И вдруг какой-то звук, хоть я уверен, что ни сам я, ни Серафина не шелохнулись — какой-то звук его испугал. Он вскочил, прижался плечом к каменной стене, подняв нож, и смотрел в темноту. Зубы и белки глаз сверкали издали прямо передо мной. Одно мгновение я был уверен, что он меня заметил.
Все это произошло очень быстро. Я не успел сделать ни одного движенья, чтобы приготовиться к его нападению, когда увидел, что он делает крестное знамение в воздухе острием своего ножа.
Затем он тихо, прижимаясь к стене, направился к выходу.
Я полз вслед за ним, точно он тащил меня за собой на невидимом поводу. Приподнявшись на локтях, я увидел его стоящим на коленях по ту сторону порога спиной к пропасти. Лицо было обращено вверх.
— Там никого нет, — крикнул он.
Он разговаривал со своими, держа в руках фляжку Вильямса, и старался отвязать ее от каната. Не желая, по-видимому, разрезать шелковый шнур, он присел на порог боком — ногами наружу, лицом к свету — и, казалось, был поглощен возней с узлом.
Я подполз совсем близко — так близко, что мог бы схватить рукою фляжку. Мне не приходило в голову, что легким толчком я мог бы столкнуть его в пропасть. Его для меня не существовало. Фляжка с водой была единственной реальностью в мире.
Трескотня выстрелов раскатилась по ущелью. На равнине ковбои напали на лугареньос. Мануэль вскочил. Фляжка была вне моего достижения.
Он колебался — подняться ли наверх или броситься назад в пещеру. Выстрелы прекратились. Лугареньос обратились в бегство. Мануэль поднял ногу, чтобы перелезть назад через порог. Тогда я вскочил, как в бреду, и протянул руки к фляжке.
Кажется я идиотски рассмеялся. Был слышен смех. И я помню, как надменная улыбка на его лице перешла в гримасу ужаса. В панике он швырнул фляжку мне в лицо и отшатнулся от порога.
Я ее поймал, и мой собственный, нечеловеческий, победный вопль привел меня в сознание.
— Именем бога — отыди, — крикнул Мануэль, как будто я был выходцем с того света.
То, что имело место дальше, произошло с непостижимой быстротой. Он все еще меня не узнавал. И вдруг благоговейное изумление в его взгляде сменилось ужасом и отчаянием. Он почувствовал, что теряет равновесие.
Он отступил слишком далеко. Попробовал исправить ошибку, но было уже поздно. Руки его забились в воздухе, и он исчез из моего зрения.
Фляжка осталась у меня в руке.
Признаюсь, что слезы, слезы благодарности, полились по моим щекам. Колени мои дрожали. Но у меня хватило здравомыслия не думать больше о себе.
— Пей, пей, — шептал я, приподняв голову Серафины на свое плечо, меж тем как над пещерой громыхал, удаляясь, топот копыт. Ковбои понеслись в погоню. Вскоре все стихло.
Наш выход из пещеры был совершен с бесконечным трудом; без жара, без радости освобождения, без гордости. Нас вела одна только железная необходимость.
Наконец под нашими нетвердыми шагами затрещал остывший уголь костров, рассеянный по полю. Пред нами расстилалась равнина. Лагерь лугареньос был опустошен. Но мы были рады даже костям с остатками мяса.
При нашей любви, мы отвернули лица друг от друга и не говорили о жалости. Ковбои и лугареньос, преследователи и преследуемые скрылись с глаз, не оставив по себе и следа. На плоскогорье не было видно никого.
Мы пошли прочь от этого места и побрели по краю оврага. В нашем одиночестве мы держались его, как будто он был последним нашим другом.
Мы были точно единственная чета, высланная из царства мертвых, чтобы начать новый круг страданья на обезлюдевшей земле. Единственным звуком привета был сердитый рокот ключа, пробивающегося из почвы у наших ног, чтобы кинуться вниз по каменному склону.
Мы напились из него и умыли лица. И затем начали спускаться на дно лощины. Нам не было другого пути. Только пробравшись к заливу и следуя затем вверх по руслу маленькой речки, мы могли найти дорогу в гасиэнду.
Спуск был труден и крут. Но вот уже устье пещеры представилось недоступной черной норой на высоте девяноста футов над нашей головой.
Тогда, обойдя большую каменную глыбу, я увидел у себя под ногами тело Мануэля.
Я жестом остановил Серафиму.
Мне раньше не пришло в голову, что на дне лощины нам предстоит наткнуться на два трупа. Мне хотелось избавить мою спутницу от страшного зрелища, но отступление было невозможно. У нас не было ни сил, ни времени. Мануэль лежал на спине. Руки его были неестественно вывернуты. Ноги почти касались воды.
Но, зайдя с другой стороны глыбы,
