Право – язык и масштаб свободы - Роман Ромашов

В отличие от правоспособности, дееспособность как элемент правосубъектности означает уже не потенциальную возможность, а реальную способность индивида своими собственными действиями осуществлять права и исполнять обязанности. Она, в свою очередь, определяется целым рядом факторов, таких, как возраст, психическое состояние лица, и возникает в полном объеме по общему правилу с достижением совершеннолетия. Именно дееспособность предопределяет разное содержание правового статуса индивидов и разные формы его реализации. Так, если индивид признан ограниченно дееспособным или недееспособным (а дееспособность, в отличие от правоспособности, может быть ограничена, и человек может быть лишен дееспособности), то он не может самостоятельно реализовывать те права и обязанности, которые входят в содержание его правового статуса: «недостающая» дееспособность в этих случаях как бы восполняется действиями законных представителей этих лиц. И реализация прав и обязанностей здесь будет опосредованной – через опекунов и попечителей. Соответственно, правосубъектность, и в первую очередь дееспособность, служит своего рода фактическим основанием правового статуса, учитывающим конкретные жизненные обстоятельства каждого индивида. Накладываясь на юридическое основание, которым выступают нормы права, фактическое основание и образует реальную основу для формирования содержания правового статуса. Поэтому нельзя также согласиться с позицией, достаточно распространенной среди советских ученых, сводящей по сути правовой статус именно к правосубъектности (или даже правоспособности). Так, например, Н. Г. Александров писал, что «право, определяя круг действий, которые государство разрешает совершать, устанавливает правоспособность, или правовой статус граждан… и тем самым определяет их правовое положение»[442]. Как справедливо подчеркивает в этой связи Н. И. Матузов, «правоспособность – весьма существенный элемент правового статуса, но она всё же не исчерпывает и не раскрывает в полной мере действительное правовое положение личности в обществе, не отражает всё богатство и сложность их взаимосвязей; сведение правового статуса к правоспособности обедняет и, в конечном счете, принижает реальное положения гражданина… в государстве»[443].

В качестве элемента правосубъектности иногда также выделяют деликтоспособность – способность нести ответственность за совершенные противоправные деяния. Более того, как уже отмечалось, саму юридическую ответственность также предлагают включать в правовой статус индивида как самостоятельный элемент[444]. На наш взгляд, подобное выделение ответственности (и соответственно деликтоспособности) не обосновано, так как претерпевание негативных последствий личного, материального или организационного характера за совершение правонарушения (в чем и заключается юридическая ответственность [445]) есть ни что иное, как обязанность правонарушителя. Таким образом, способность нести юридическую ответственность охватывается понятием дееспособности, а само несение негативных последствий входит в содержание правового статуса как обязанность правонарушителя.

Интересную точку зрения на эту проблему высказывает Н. В. Витрук. Он обращает внимание на то, что вопрос о месте юридической ответственности в правовом статусе индивида зависит от того, как её понимать, в частности – в статике или в динамике. Средства юридической ответственности, установленные в праве и взятые в статике, по его мнению, – один из видов юридических гарантий защиты прав и обязанностей, а юридические гарантии, обеспечивающие реализацию и защиту прав, обязанностей и законных интересов личности, он относит к структурным элементам правового положения личности. Если же рассматривать юридическую ответственность в динамике как определенное поведение и деятельность в процессе реализации и защиты прав и обязанностей, то в этом случае, как пишет ученый, она составляет часть этого процесса[446]. Однако, на наш взгляд, и в том, и в другом случае подобное понимание ответственности вообще выходит за рамки правового статуса, так как относится именно к сфере защиты прав и обязанностей, то есть по сути к средствам защиты самого правового статуса.

Дискуссионным является вопрос и о включении в правовой статус общих (статусных) правовых отношений, в рамках которых индивидами реализуются их права и обязанности. С одной стороны, очевидно, что правоотношения не могут быть поставлены в один ряд с правами и обязанностями лица. Как подчеркивает Н. В. Витрук, «правовые связи и отношения не выступают в качестве структурного элемента правового статуса, так как они существуют не в одном ряду с правами, обязанностями и законными интересами личности, а как форма их существования (проявления)»[447]. С другой стороны, полное выведение их за рамки правового статуса (по аналогии, например, с юридическими гарантиями) лишает последний фактической составляющей, то есть по сути превращает в формальную характеристику лица. Между тем, правовой статус индивида – это не только те юридические качества, которые закреплены в нормах права, но и их реальное воплощение в действительности. Реализация же основных субъективных прав и обязанностей индивида происходит именно в рамках правовых отношений[448]. Ведь именно субъективные права и обязанности индивида и составляют юридическое содержание правоотношения, а их реальное воплощение – его фактическое содержание. Поэтому, на наш взгляд, нельзя отрывать права и обязанности индивида от формы их реализации, так как это разрушает и юридическую конструкцию правоотношения (субъект – объект – субъективные права – юридические обязанности), и юридическую конструкцию правового статуса. Без правовых отношений правовой статус из юридической конструкции по сути превращается в юридическую фикцию.

Исходя из вышеизложенного, на наш взгляд, правовой статус индивида можно определить как систему предусмотренных юридическими нормами прав, свобод и обязанностей индивида, обусловленную его правосубъектностью и гражданством и реализуемую в соответствующих правоотношениях.

При рассмотрении правового статуса, необходимо различать его структуру и содержание. По нашему мнению, содержание является одним из элементов структуры[449]. Подобный подход позволяет объединить в рамках единой конструкции правового статуса объективные и субъективные элементы, подчеркнув тем самым связь правового статуса как с государством, устанавливающим данный статус, так и с индивидом, выступающим носителем этого статуса и субъектом реализации включаемых в статус прав, свобод, обязанностей.

Объединить обозначенные элементы в рамках конструкции правового статуса нам позволяют также подходы к пониманию данной категории отечественного законодателя, что нашло отражение в различных нормативных правовых актах, посвященных правовому статусу отдельных категорий лиц. К сожалению, не везде законодатель дает нормативное определение правового статуса, но из содержания самих законов можно сделать соответствующие выводы. Так, например, дефиницию правового статуса мы находим в статье 1 Закона РФ от 27 мая 1998 года «О статусе военнослужащих»: «Статус военнослужащих есть совокупность прав, свобод, гарантированных государством, а также обязанностей и ответственности военнослужащих, установленных настоящим Федеральным законом, федеральными конституционными законами, федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации»[450]. При этом в статье 4 данного Закона прямо закрепляется, что правовыми основами статуса военнослужащих являются «Конституция Российской Федерации, федеральные конституционные законы, настоящий Федеральный закон, федеральные законы и иные нормативные правовые акты Российской Федерации, а также нормы международного права и международные договоры Российской Федерации»[451]. Указывается также и фактическое основание статуса военнослужащего, в частности, в статье 2 закона сказано, что «граждане (иностранные граждане) приобретают статус военнослужащих с началом военной службы и утрачивают его с окончанием военной службы»[452]. Таким образом, в действительности, исходя из содержания указанного закона, в правовой статус военнослужащих входят, кроме обозначенных в нормативном определении прав, свобод, обязанностей, также его основания (юридическое и фактическое). Нормы об ответственности военнослужащих, также включенные в нормативное определение правового статуса, расположены в той же главе закона, что и обязанности (Глава III), что, на наш взгляд, подтверждает возможность не выделения их в качестве отдельного элемента правового статуса; точно также и гарантии прав и свобод расположены в главе, посвященной самим правам и свободам военнослужащих (Глава II), что также позволяет не рассматривать их отдельно. В ряде других федеральных законах о правовых статусах тех или иных категорий лиц хотя и не содержится нормативное определение правового статуса, но схема построения их содержания аналогична рассмотренной выше[453]. При этом термины «правовой статус» и «правовое положение» используются законодателем как синонимы. Например, статья 2 федерального закона «О статусе судей в РФ» указывает: «Все судьи в Российской Федерации обладают единым статусом. Особенности правового положения некоторых категорий судей, включая судей военных судов, определяются федеральными законами, а в случаях, предусмотренных федеральными законами, также законами субъектов Российской Федерации. Особенности правового положения судей Конституционного Суда Российской Федерации определяются федеральным конституционным законом»[454]. Аналогичную синонимию мы находим и в статье 2 Закона РФ «О статусе военнослужащих»[455].