Глас Времени - Александр Малашкин

На лестничном пролете появляется министр пропаганды. В свете ламп на бледном лице выделяются красные области вокруг глаз – так бывает с теми, кто плакал.

– Интересно знать, что известному поводу думает доктор? – обращается к нему Борман.

– Я? Да мне все равно. Если фюрер останется, я остаюсь вместе с ним.

– Я говорю о личном мнении. Сам-то ты хочешь покинуть это место?

– Это будет означать предательство! – Маленькая головка министра с искаженным эмоциями лицом укоризненно поворачивается в сторону рейхсляйтера. – Я его не предам!

– Кто говорит о предательстве? – Борман обнадеживающе кивает Лабберту и, оставляя его, вплотную подходит к Йозефу. Они начинают о чем-то разговаривать. Временами их разговор переходит на повышенные тона. Лабберт замечает, что у него давно пересохло во рту, и отходит на пост, чтобы выпить стакан воды. Когда возвращается, они все еще общаются. Рядом с ними стоит посыльный с медицинской сумочкой. Борман подзывает Лабберта.

– Мы пришли к единому мнению, – победным тоном говорит он. – Правда, остались некоторые моменты, которые нужно срочно разрешить. Чтобы дело пошло быстрее, необходимо разделиться на две группы. Мы с доктором возьмем на себя усыпление фюрера и его жены. А вы с моим человеком отправляетесь за двойником Гитлера и приводите сюда. Вы сказали, что он ждет в числе группы? Вот и отлично. Если тот человек – копия Гитлера, значит, ему подойдет одежда оригинала. Мой помощник возьмет в прачечной второй мундир шефа. – Он обращает взор к молодому эсесовцу и строго произносит: – Всего этого никто не должен видеть!

Так на узкой лестничной клетке выбившаяся из колеи история снова встала на свое место.

Лабберт воодушевленно покидает бункер. За ним спешит помощник Бормана с неприметной сумкой, в которой находится аккуратно уложенный мундир Гитлера. Группа ожидает их на одной из улиц. В условленном месте стоит грузовик с закрытым кузовом.

– Половина сложностей позади, ребята! – провозглашает Лабберт, запрыгивая в кузов. На него смотрят уверенные лица бойцов и одно такое робкое, примелькавшиеся за эти годы, обеспокоенное, – подставного Гитлера. Видимо, этому человеку с промытыми мозгами тоже свойственен обычный страх перед неизбежностью.

С подставного фюрера летит топорный костюм, который ему выкроили из черт знает чего. Взамен ему помогают надеть копию мундира, в который сейчас облачен настоящий фюрер.

– Теперь это. – Лабберт снимает с себя плащ и протягивает «фюреру». – Накройся им с головой, так, чтобы торчали только глаза. Ни жители города, ни солдаты, ни кто-либо еще не должны увидеть тебя, перемещающегося по улицам города. – Затем Лабберт удовлетворенно кивает и обращается к группе: – Один из вас вместе с этим человеком, – указывает на помощника Бормана, – отправится вперед прокладывать путь. Каждые тридцать секунд необходимо сообщать обстановку и говорить обо всех, кто повстречается вам на пути. Дальше я сам решу, что делать. Таким образом, мы должны будем добраться до кабинета Гитлера, где к тому времени его усыпят.

– Что сделают? – изумляется старший группы. Он сразу понимает, в чем дело. – Разве он идет не по своей воле?!

– Фюрер находится в плохом психическом состоянии, – заявляет Лабберт. – Для него будет лучше, если мы позволим ему избежать стресса, связанного с эвакуацией. Он проснется и будет нам очень благодарен. Всё! Больше никаких вопросов! Приступаем к операции.

Спецназовцы проделали такой путь не для того, чтобы спорить. Однако факт, что лидера нации придется похищать, никого из них особо не радует.

Старший кивает и встает с деревянной скамьи.

– Приступаем, – объявляет он и активирует встроенную в шлем радиосвязь.

Мартин Борман, стараясь казаться непринужденным, прохаживается возле стола, со стороны которого на него подозрительно смотрят глаза Адольфа Гитлера. Геббельс занял свое прежнее место в кресле у стены. Бормана заботит овчарка Блонди, валяющаяся у ног фюрера: ведь почуяв, что её хозяину грозит опасность, она в два счета набросится на обидчика. Прежде, чем вколоть первую дозу снотворного, проклятую псину необходимо убрать из кабинета, думает Борман. Но не сказать же ему: твоя собака мешает вогнать тебе иглу! Геббельс понимает, почему так долго целится Мартин, но требование убрать животное может навести на подозрения. Сюда сразу же влетит этот верзила Гюнше, и операцию можно считать проваленной.

Но, видимо, сегодня счастливый день. В кабинет входит Ева, женщина, сорок восемь часов назад ставшая законной женой Гитлера. Ее нисколько не смущает напряженная обстановка и трое мрачных мужчин: она по-детски, без притворства, взывает к Блонди:

– Ко мне, хорошая! Ко мне! – Овчарка подпрыгивает и, виляя хвостом, бежит к Еве. – Ади, я ненадолго заберу её у тебя.

Ади кивает:

– Её как раз пора покормить.

Дверь захлопывается. Теперь для рейхсляйтера нет никаких препятствий.

– Заниматься моим переубеждением бесполезно, – мрачно выдает Гитлер. – Еще раз спасибо, что в эти трудные минуты остаетесь со мной, спасибо и за все те счастливые годы плодотворной работы, спасибо за всё. У меня нет больше сил. Простите. – Гитлер закрывает ладонью глаза. – Идите. Идите… Идите же! – на грани эмоционального срыва шепчет он. – Оставьте меня, наконец, одного!

Геббельс медленно, словно к заднице приделали груз, встает с кресла и украдкой посматривает на Бормана. Борман не отрывает глаз от Гитлера, но боковым зрением замечает активность Геббельса.

Отвлечь адъютанта! – мелькает в голове Мартина. – Нужно было поручить кому-нибудь отвлечь чертового адъютанта! Ведь он болтается за дверями и влетит на малейший писк. Но дальше тянуть некуда, и так всё здесь на грани.

Борман решительно подходит к Гитлеру и одной рукой зажимает ему рот. Другой достает из кармана шприц, но тот падает на пол. Геббельс некоторое время мнется на месте, но после того, как на лице Бормана появляется ужасающая гримаса настоящего зверя, быстро подбегает к столу и поднимает шприц. Гитлер упирается ногами в стол и резким движением отталкивает его. Со стола с грохотом падают канцелярские принадлежности и его собственный медный бюст.

– Коли! – отчаянным шепотом требует Борман, вперяя в бедного Геббельса зверские глаза.

Йозеф подносит иглу к шее фюрера, но в нее невозможно попасть.

– Коли как-нибудь! Иначе он сейчас задохнется!

Геббельс косо втыкает иглу в область под левым ухом и выдавливает содержимое шприца. Мощные рывки резко переходят в слабые конвульсии, и Борман чуть ослабляет хватку, чтобы дать ему воздуха.

– Кажется, спит, – осторожно отводя руку, шепчет Борман.

Они укладывают сладко посапывающего фюрера прямо возле стола. Йозеф заботливо подкладывает ему под голову папку с бумагами.

– Пойду решу вопрос с Отто, – говорит Борман. – Если он не прибежал на звук, значит, отошел. А тебя я попрошу сходить в санитарный блок и раздобыть носилки.

– Я его не оставлю, – заявляет Геббельс. – Вдруг в это время сюда кто-нибудь войдет? Не дай бог доктор, который начнет оказывать ему помощь, не ведая о том, что в его крови действует снотворное.

– Ты прав. Сиди с ним, я всё сделаю сам.

Выйдя за дверь, Борман обнаруживает адъютанта на другом конце коридора, подзывает его и якобы от лица фюрера сообщает, чтобы тот немедленно собрал всех в конференц-зале верхнего бункера. «Всех и немедленно!» – кричит рейхсляйтер, едва Отто решает напомнить, что выполняет приказы одного лишь фюрера. В других условиях этот трюк у Бормана не прошел бы, но сегодня, когда черт знает что творится и что будет дальше, верному Отто приходится молча кивнуть и бегом отправиться выполнять приказ всесильного начальника Штаба, заместителя фюрера.

Лишь пробежав несколько метров, Отто останавливается, опомнившись, и, подозрительно обернувшись к Борману, уточняет:

– А что им сказать, если они спросят, зачем собрание?

– Скажи, фюрер хочет попрощаться.

Лабберт заводит двойника через запасной выход. С ними двое бойцов. Остальные остаются ждать наверху. Борман к этому моменту снимает охрану, а все обитатели подземного обиталища благополучно собираются в верхнем бункере. Двойника удается успешно провести до заветного кабинета, где ему позволяют снять с головы плащ.

Он быстрым движением глаз оглядывает помещение, и вдруг его взор останавливается. Возле стола лежит тот, ради кого он потратил свою жизнь, вживаясь в его образ. Веки двойника опечаленно закрываются и он отворачивается.

Борман кивает Лабберту: мол, смотри какое сходство. Лабберт, в свою очередь, тоже кивает.

Двое спецназовцев стоят в стороне.

– Фюрера пора эвакуировать! – приказывает им Борман – А у нас, господа, помимо этого еще много работы.

Гитлера кладут на носилки и аккуратно выносят.