Хозяйка чужого дома - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне кажется, вы совершенно напрасно подарили тур тем новоиспеченным любовникам, – осмелился сказать он. – Толку не получилось никакого.
– А, ерунда… – махнул рукой Терещенко. – Это ничего не изменило.
– Вы очень добры, Федор Максимович.
– С Еленой нельзя с помощью интриг, – вдруг печально поделился Терещенко. – Надо честно и прямо, честно и прямо… Чем я и займусь в ближайшее время.
– Моя помощь может понадобиться? – встрепенулся Славик, но шеф его тут же остановил:
– Нет, в таком деле, я понял, ничья помощь мне не нужна. Мой психоаналитик посоветовал мне недавно ковать свое счастье собственными руками. И он прав, ведь я даже на личную жизнь гляжу из руководительского кресла.
– Федор Максимович, – снова заговорил Славик, набравшись храбрости. – Вы уверены в компетентности своего доктора? Не лучше ли вам обратиться еще к кому-нибудь…
– Нет, голубчик. В нем что-то есть. Что-то, очень мне близкое. Он тут недавно рассказывал мне свою теорию, очень интересную, кстати, – о том, что все в этом мире находится в равновесии. И я с ней согласен – если я не приложу усилий, то и не получу ничего. А если и не получу, то даже сами по себе эти усилия окажутся благотворными для моего душевного состояния… Стоп, голубчик, что-то я разговорился с тобой, – остановил он себя.
Славик, страстно и преданно поедая глазами своего шефа, вновь попятился к дверям. «Чертов психоаналитик, чертова художница, чертов ангел! Все соки из человека высосали… Он никогда еще не был так открыт. Теперь, поди, жалеть начнет, что все мне выболтал, все свои сокровенные тайны. Ах, если б не было этого соседа…»
Отеческий тон разговора очень высоко поднял Славиково самомнение, и он вдруг решился вмешаться в личную жизнь Терещенко. Без ведома самого Терещенко. Ранее он тоже позволял себе некоторые вольности и, бывало, здорово рисковал – пан или пропал, зато если уж пан, то столько благодарности! Но теперь ситуация была из ряда вон выходящая. «Надо же, заморочили человеку голову этим психоанализом!» – искренне переживал Славик.
План у него был прост и нацелен точнее некуда – он собирался поговорить с самой Еленой.
…Он ехал за ней от самого центра. Она возвращалась из издательства, потом заехала в какой-то крупный супермаркет и битых два часа шлялась по нему. Все это время Славик дежурил на стоянке, недалеко от ее машины. Он все выжидал удобный момент, чтобы поговорить с ней, но в центре и у супермаркета была страшная сутолока, совсем не способствующая серьезным беседам. Наконец Елена вышла с ворохом свертков. Славик попытался выехать ей навстречу, но тут какой-то «москвичонок» начал совершать вокруг него сложный объездной маневр и оттер его. Вообще, эта Качалина была стремительна и неуловима – Славик очень хорошо знал таких женщин, обладавших почти мистической способностью ускользать.
Он едва нашел ее потом в потоке машин, все перестраивался и выжидал, когда можно будет подъехать поближе и договориться. Она должна была помнить его – их встречу в офисе Терещенко и то, как Славик попросил ее сделать автограф на ксерокопии картины. Он собирался пригласить Качалину в какое-нибудь кафе, где они посидели бы спокойно и Славик объяснил бы ей, что она теряет, отвергая его шефа…
Ее сотовый тоже не отвечал, механический женский голос нежно сообщал, что «абонент временно недоступен». Для таких целеустремленных женщин обычен беспорядок в мелочах – вечно они теряют перчатки и зонтики, забывают вовремя оплатить квартирные и телефонные счета, батарейки в телефоне у них мгновенно садятся, сломанная кофеварка бездействует месяцами… Зато главного они не упускают.
Славик понял, что не сможет сообщить сейчас Качалиной о своем присутствии. В какой-то момент, петляя за ней по извилистым московским улочкам, он даже захотел отказаться от своего решения переговорить с ней именно сегодня, но потом напомнил себе, что к завтрашнему дню запал у него может пропасть, а бедный Федор Максимович, благодетель и отец родной, будет страдать и дальше. «Я поймаю ее по дороге, в крайнем случае – у дома…» – решил он.
О чем он с ней будет говорить, Славик представлял себе весьма смутно, но подобные проблемы никогда не волновали его – он знал, что стоит ему только заглянуть Елене в глаза, как слова сами польются. Угрожать и запугивать эту женщину было нельзя – бесполезно. Она бы даже с каким-то азартом стала в ответ дразнить его – попробуй-ка, исполни свои угрозы! Сулить ей златые горы тоже не имело смысла, не такой уж Золушкой она была, по нынешней жизни весьма состоятельная и самостоятельная особа, из-за куска хлеба не трясется. Оставалось только одно – честно поведать ей о страданиях Федора Максимовича, о великой любви своего начальника к талантливой художнице, и, кто знает, может быть, ее женское сердце дрогнуло бы… Славик ужасно хотел помочь Терещенко, но рисковал сильно – Елена могла посмеяться над его просьбой и рассказать обо всем Федору Максимовичу, а уж тогда-то Федор Максимович рассердился бы точно, ибо в этой истории и так было много унизительного для его мужского самолюбия.
Уже стемнело, когда они выехали за кольцо. Славик уж и сигналил этой дамочке, и фарами мигал, и даже какой-то водитель, увидев его старания, махнул ей рукой по направлению назад – дескать, оглянись, тебя зовут. Но Качалина проигнорировала все знаки. Видимо, какая-то мысль сильно занимала ее – об этом можно было понять еще на стоянке у супермаркета, когда она выскочила из дверей магазина с отрешенным, непроницаемым, странным каким-то лицом, побросала все свертки в салон и стремительно сорвалась с места. Она едет на автопилоте – вдруг понял Славик, лавируя в потоке машин вслед за «жигуленком» Елены, и уже смирился с тем, что, вероятно, поговорить им удастся только возле ее дома. Поймет ли она его, ведь сейчас какая-то своя, серьезная мысль занимает ее… Но Славик старался об этом не думать, злость и отчаяние мучили его.
Постепенно поток автомобилей стал редеть, замелькали пригородные неказистые домишки, почти исчезла неоновая реклама, и стали реже светить фонари. Славик стал быстро нагонять «жигуленок», но тут Качалина свернула в какой-то узкий проулок, где царила почти полная темнота.
Он был вынужден сбросить скорость. Славик примерно помнил дорогу – бывал здесь несколько раз, когда собирал Терещенко сведения о личной жизни художницы. Но в этих бесчисленных хаотичных закоулках, где со всех сторон выпирали безликие гаражи-«ракушки», очень легко было потерять ориентировку. Недалеко простучала колесами электричка, вместе с холодным вечерним воздухом ворвалась через окно в салон пьяная песня каких-то гуляк, не видных в полутьме за деревьями…