Чёлн на миллион лет - Пол Андерсон

— Мне нет нужды возиться с вашими доказательствами, — сказал кардинал, тяжело роняя слова. — По-видимому, вы тот, за кого себя выдаете. Это не составляет разницы.

— Простите, ваше высокопреосвященство, не понял, — произнес Лейси шепотом.

— Скажите мне, перед лицом всего, что вам довелось видеть и пережить, — продолжил Ришелье, и голос его зазвучал почти ласково, — вы в самом деле верите, что мы добились положения вещей, которое можно охарактеризовать как прочное?

— Н-нет, — ответил Лейси скрепя сердце. — Нет, я полагаю, что мы, напротив, вступили в полосу перемен. Меняется все вокруг нас, все без исключения. Перемены будут продолжаться и впредь, и никому не дано предугадать, к чему они приведут. Но — и именно благодаря этому — наша жизнь и жизнь грядущих поколений станет решительно не похожа на жизнь всех, кто жил до нынешней поры. Прежние ставки сыграны. — Он помолчал. — Я устал от своей бездомности. Не можете представить себе, как устал. Я ухвачусь за любой шанс обрести пристанище…

Ришелье не принял перехода на неформальный язык, а возможно, и не заметил этого. Он кивнул и шепнул-пропел, как мог бы шепнуть, обращаясь к одной из своих кошек:

— Бедняга… Каким же храбрым надо быть, чтобы рискнуть на такое предприятие! Или, по собственному вашему выражению, каким усталым… Но вы рискуете лишь своей жизнью. Я несу ответственность за судьбы миллионов.

Лейси окостенело поднял голову и переспросил:

— Извините?

— Я отвечаю за судьбу королевства, — заявил Ришелье. — Святой отец стар и немощен, да и никогда не питал склонности к делам государственным. Следовательно, я в определенной степени отвечаю за судьбы католической веры, что равносильна судьбам христианства. Многие убеждены, что я продался дьяволу, и я готов признать, что угрызения совести меня не мучают. Но в конечном счете мною движет чувство ответственности.

Небольшая пауза.

— Вы оцениваете нашу эпоху как век беспорядков и перемен, но и век надежд. Не исключено, что вы правы, однако вы смотрите на все глазами бессмертного. Я вижу, вернее, мне дано видеть лишь беспорядки. Война опустошает германские земли. Империя, — да, она наш враг, и тем не менее это Священная Римская империя, — истекает кровью. Одна за другой возникают протестантские секты, каждая со своей доктриной, со своими фанатиками. Англия возвращает себе былую мощь, а Голландия наращивает ее заново, значит, ненасытно и беспощадно. Волнения в России, Индии, Китае. Бог знает что творится в Америках. Мушкеты и пушечные ядра сокрушают древние твердыни и прежние ценности — но что заменит их? Открытия естествоиспытателей, поток книг и брошюр с печатный станков представляются вам чудесами, возвещающими новую эру. Готов согласиться с вами, но с высоты своего положения обязан задаться вопросом: что это будет за эра? Я должен стараться совладать с ней, удержать ее под контролем, притом отдавая себе полный отчет, что умру, не добившись успеха, и что в последнем счете поражение ждет и тех, кто сменит меня.

И резко, как удар бича:

— Да как вы смеете хотя бы допустить, что я когда-либо соглашусь потворствовать или даже покровительствовать молве; о людях, не подверженных старению? Там самым я, как сказал бы доктор Декарт, ввел бы еще один, совершенно неведомый и неуправляемый фактор в уравнение, и без того не имеющее решения. Неуправляемый фактор — вот самое точное определение. Единственное, в чем я уверен, — в том, что эта искра способна запалить тысячи новых религиозных безумств и подорвать покой Европы на целое поколение, если не больше. Нет, капитан Как-бы-вас-ни-звали, — закончил он с тем ледяным выражением, какого привык опасаться весь мир, — не желаю иметь ни малейшего отношения к вам и вашим бессмертным. Это не в интересах Франции.

Лейси сохранил присутствие духа. Ему и прежде доводилось терпеть поражения, и достаточно часто.

— Могу я попробовать переубедить ваше высокопреосвященство в ближайшие дни или годы?

— Нет, не можете. У меня довольно других дел, требующих моего внимания, и слишком мало времени на их осуществление. — Тут он смягчился и добавил с полуулыбкой: — Не тревожьтесь. Вы выйдете отсюда беспрепятственно. Осторожность обязывала бы меня арестовать вас и казнить в течение часа. Либо вы шарлатан и заслуживаете такой участи, либо смертельная угроза — и тогда вас необходимо устранить. Тем не менее вы кажетесь мне разумным человеком, который вернется к прежней безвестности. И я благодарен вам за восхитительную возможность бросить взгляд на… на то, чего лучше не трогать. Если б я руководствовался только своими желаниями, я задержал бы вас на какое-то время, чтобы мы могли побеседовать обстоятельнее. Однако это рискованно для меня и жестоко по отношению к вам. Так что лучше отнесем эту беседу не к разряду наших воспоминаний, а к разряду наших грез…

Лейси помолчал, затем перевел дыхание и откликнулся:

— Ваше высокопреосвященство весьма великодушны. Вы же не можете поручиться, что я не обману вашего доверия и не предприму новую попытку в ином месте?

Ришелье усмехнулся:

— Где? Вы сами сказали, что я единственный в своем роде. Королева Швеции питает слабость к странным личностям, это верно. Однако она еще несовершеннолетняя, а что будет, когда она возьмет на себя всю полноту власти? Искренне советую, исходя из имеющихся у меня сведений, держаться от нее подальше. Что же касается других влиятельных стран, то вы и без меня осведомлены об опасностях, какие вас там подстерегают.

Он свел пальцы вместе и продолжал назидательно:

— В любом случае ваш план изначально никуда не годился, и советую вам отказаться от него навсегда. Вы наблюдали историю, наблюдали долго — но творили ли вы ее когда-нибудь? Подозреваю, что я за отпущенные мне краткие десятилетия усвоил уроки, о которых вы даже не подозреваете… Отправляйтесь домой! А затем, настоятельно вам советую, обеспечьте своих детей всем необходимым и исчезните с глаз долой вместе со своим приятелем. Начните новую жизнь, может быть, в Новом Свете. Избавьте себя и меня от искушения — и не забудьте при том, какое именно искушение испытываю я. Ибо донимающая вас мечта — мечта идиота.

— Но почему? — хрипло простонал Лейси.

— Неужели не догадываетесь? Право, вы меня вот-вот разочаруете. Вы позволили надежде взять верх над опытностью Обернитесь в прошлое. Вспомните, как короли держали при дворе диких зверей в клетках и всяких уродов. Допустим, я принял бы ваше предложение, и Мазарини вслед за мной придерживался бы моей линии, — а чего ждать от юного Людовика XIV, когда он достигнет совершеннолетия? От любого короля, от любого правительства? Исключения редки и мимолетны. Даже если бы вы, бессмертные, были сплошь мудрецами и поняли бы, как управлять мной, — уж не полагаете ли вы, что верховные правители захотели бы и смогли бы поделиться с вами властью? Вы сами признаете, что вы, кому дана такая продолжительность жизни, — явление исключительное. Кем вы можете стать, кроме как экспонатами в королевском зверинце, живущими под неусыпным наблюдением секретной полиция и подлежащими немедленному устранению, как только вы предъявите себя слишком откровенно. Нет уж, сохраняйте свою свободу, чего бы это ни стоило… Вы просили меня обдумать свое предложение. Я предлагаю вам удалиться и обдумать мой совет.