Адъютант его превосходительства - И. Болгарин

Они прошли по коридору, Лацис – чуть-чуть впереди, с прямыми плечами не привыкшего сутулиться человека. Часовые бодро приветствовали их.

В кабинете Фролов положил на стол перед Лацисом тщательно расправлен­ный листок бумаги. Лацис натруженными бессонницей глазами вопросительно посмотрел на него.

Фролов, не в силах скрыть волнения, объяснил:

– Только что получено. Донесение Кольцова… – Помолчал и твердо про­должил: – Суть в том, что Ковалевский поручил Щукину связаться с ка­ким-то Николаем Николаевичем и через него получить копии карт Киевского укрепрайона.

– Ни много ни мало – укрепрайона? – хмуро переспросил Лацис.

Судя по всему, доклад Фролова озадачил его. И как всегда в таких слу­чаях, когда нужно было ему подумать, разобраться, он стал ходить по ка­бинету широким нетерпеливым шагом, Шаг за шагом, шаг за шагом – словно гонялся за нужной догадкой, как бы не замечая все так же неподвижно сто­ящего возле стола коллегу. Шаг за шагом… Остановился и, пристально вглядываясь куда-то мимо Фролова, задумчиво произнес!

– С такой «просьбой» можно обращаться только к работнику штаба. При­том крупному. Имеющему доступ к секретным документам. Это ясней ясного. Теперь понятно, что провал операции «Артиллерийская засада» – непременно его работа… Что еще ясно?

Фролов помолчал – он понимал, что Лацис нащупал верное звено в цепоч­ке.

– Больше ничего… А что мы можем предпринять, чтобы выявить врага? Или хотя бы локализовать пока его враждебную деятельность? – уже реши­тельно, словно обнаружив врага, не говорил, а диктовал Лацис.

– Имя… Николай Николаевич… Может, попытаться в этом направлении?

– неуверенно предложил Фролов. – Что-то в этом есть…

– Агентурная кличка. В этом я не сомневаюсь. Щукинне простак, на та­ких вещах не ошибается! – озабоченно произнес Лацис. И опять зашагал по кабинету, ища нужное решение, пока не остановился возле окна.

Фролов тоже подошел к окну, встал рядом. Долго молчал, с какой-то бесцельной тщательностью рассматривая сияющие купола собора и плывущие над ними облака.

– Я думаю, начинать надо вот с чего. Ограничить круг штабных работни­ков, имеющих доступ к картам Киевского укрепрайона, – наконец произнес Фролов.

– Пассивно, но верно, – согласился Лацис. – Выяснили у картографов, сколько комплектов карт – изготовили?

– Четыре.

– Нужно все их взять под особый контроль. Может быть, даже собрать их и выдавать исключительно при строжайшей Необходимости. Не спускать с карт глаз. Проверить всех людей, кто так или иначе уже занимался картами и кто будет работать с ними в ближайшие дни!.. – Это уже был приказ.

После беседы с Лацисом Фролов подробно выяснил, где и у кого находят­ся карты. Затем собрал сотрудников, изложил им суть дела, дал каждому определенное задание. В оперативный отдел штаба 12-й армии послал Сазо­нова, потому что один из четырех комплектов карт хранился в сейфе у на­чальника отдела.

Сазонов незамедлительно отправился в оперативный отдел, застал там Басова и Преображенского, которые корпели над составлением каких-то сво­док.

– Простите, я из Чека, – кашлянув, сказал он и каждому протянул руку, как бы успокаивая их. – Сазонов!

– Чем обязаны? – поинтересовался Басов, мельком оглядев Сазонова с головы до ног.

– Велено получить под расписку карты Киевского укрепрайона, – объяс­нил им чекист цель своего визита.

– Они в сейфе у Василия Васильевича, – с показной бесстрастностью объяснил Басов.

– Кто такой Василий Васильевич? – спросил Сазонов.

– Товарищ, вы работник штаба? – поднял на него удивленные и удлинен­ные, как у цыгана, глаза Преображенский.

– Я же вам сказал, я из Чека, – твердо ответил Сазонов, согласно инструкции уклоняясь от лишних разговоров.

– Но я же вот знаю имя-отчество вашего начальника – Мартин Янович Ла­цис, – с вежливой ехидцей сказал Преображенский.

– Товарищ, вероятно, недавно в Чека, – вступился за Сазонова Басов и затем объяснил: – Василий Васильевич – начальник оперативного отдела. Фамилия его – Резников. Карты находятся у него в кабинете. В несгораемом сейфе, – под замком. Но Василий Васильевич на работу еще не приходил.

– Где его кабинет? – обратился чекист уже только к одному Басову.

Тот с невозмутимым доброжелательством широким, совсем не канцелярс­ким, жестом указал пером:

– Вот эта дверь.

Сазонов прошел через просторную, заставленную столами комнату, при­открыл тяжелую дубовую дверь в кабинет. Остановился на пороге, оглядел­ся. В кабинете был идеальный порядок – на широком столе ни единой бумаж­ки, ни единой папки, письменный прибор стоял ровно на середине, шторы на окнах аккуратно раздвинуты, в углу возвышался высокий стальной сейф. Чувствовалось, что в этом кабинете обитает замкнутый и аккуратный чело­век со старорежимной наклонностью к порядку. Сазонов не оборачиваясь спросил:

– В этом, что ли, сейфе?

– Угу, – с угрюмой неприязнью буркнул Преображенский, на шее у него возмущенно дернулся кадык. Преображенскому явно не нравился этот молодой чекист. Особенно ему не понравилось, как тот бесцеремонно осматривал ка­бинет Резникова, как разговаривал с ним – вроде бы и вежливо, а сам так и впивался глазами: мол, все о вас знаю…

Сазонов взял свободный стул и с нарочитой медлительностью установил его возле распахнутой двери кабинета Резникова, уселся на нем, вольготно откинувшись на спинку стула и закинув одну ногу на другую. И все же, несмотря на свободную позу, в его фигуре чувствовалась тренированная настороженность. Отвернувшись к окну, он небрежно сказал не то себе, не то Преображенскому с Басовым:

– Ничего, подожду…

И он сидел возле двери и ждал – неподвижный, отрешенный. Преображенс­кий и Басов молчаливо занимались своим обычным канцелярским делом и, ка­залось, напрочь забыли о нем. Тихо скрипели перья, так же тихо, по-кан­целярски, шуршали бумажные листы, лишь изредка кто-нибудь из них отрывал глаза от бумаги, и тогда они перебрасывались двумя-тремя малозначащими фразами, смысл которых Сазонову был почти непонятен. Их, видимо, забав­ляло то, как он старался вникнуть в их разговор и никак не мог уяснить его. Сазонову была непонятна эта кабинетная неслышная работа, эта бумаж­ная жизнь, но больше всего ему непонятно было то дело, которым они, по-видимому старательно, занимались.

День, истекая безоблачной белизной, медленно мерк за окном, а Резни­ков все не приходил.

Сазонову очень хотелось закурить, но он не решался это сделать, так как Преображенский все время кутал шею шарфом и время от времени покаш­ливал. Правда, кашель у него странно походил на короткий и хлипкий сме­шок.