Зандр - Вадим Панов

– Поговорим лицом к лицу, – решил Агроном. – По двое с каждой стороны.

– Он опасен, – предупредил Кролик.

– У меня снайпер.

– Тогда ладно.

– Без оружия! – выдвинул свое условие Флегетон, демонстративно отбрасывая в сторону пояс с двумя кобурами.

– Разумеется, без оружия.

Цунюк же тихо выругался, но возражать не рискнул: как ни крути, а Агроном сейчас главный, поскольку лучше вооружён и дело происходит на его земле. Как скажет Агроном, так и будет, а сказать он может настолько по-разному, что лучше его не злить.

– Сеть лежит, а рация до Пешкино не добивает, – доложил Арти. – Так что вызвать наших не получится.

– Дерьмо. – Кролик отбросил мегафон, вылез из пикапа, кивнул начальнику охраны: «Со мной!» – и направился к багги, у которого уже стояли Андрюха и Жмых.

– Ещё раз добрый день.

– Каким он будет, покажет время.

– Ты знаешь мои принципы, Банкир: я за справедливость.

– А ты знаешь меня, Агроном: я не люблю ссориться с людьми.

Ход Кролик сделал ловкий: несмотря на репутацию скользкого типа, а может, благодаря ей он действительно считался «мирным», избегающим конфликтов баши. Однако Флегетон подготовил отличный аргумент:

– ЗСК, даже требующий ремонта, – хорошая добыча. Ради него можно…

– Убить?

– Да.

– Ты обвиняешь меня в убийстве? – ощерился Кролик.

– В попытке убийства, – уточнил Карлос. – Твои охранники оказались нерасторопными.

– Что ты с ними сделал? – не выдержал Арти.

– Застрелил.

– Вот видишь! – Цунюк победоносно посмотрел на Агронома. – Теперь ты убедился, что перед тобой преступник? Отдай мне его да разъедемся в разные стороны, Зандр…

– Я застрелил, потому что его люди пытались меня убить.

– Врёшь!

– Стоп! – Андрюха рявкнул так, что спорщики сочли за благо замолчать, и в наступившей тишине веско прозвучало логичное предложение: – Пусть каждый расскажет свою версию. Начнём с баши.

Карлос попытался открыть рот, но Агроном повелительно поднял руку и глянул так, что тот передумал выступать.

– Этот человек пришёл с улицы, – произнёс Кролик, кисло глядя на Андрюху. – Сказал, что он апостол, что его ЗСК повреждён в бою и требует ремонта. Я согласился помочь и отправил с ним багги и двух парней, но… – Цунюк выдал очень продуманную, хитро-грустную усмешку, обращённую к равному, то есть – к командиру заовражского ополчения. – Мы оба знаем, что в Зандре нельзя никому доверять, поэтому я отправился следом, по маячку багги, и вовремя – преступник намеревался скрыться. Где мои парни – ты только что слышал.

Агроном кивнул, показав, что понял и принял историю баши, и перевел взгляд на Флегетона:

– Всё так?

– В общих чертах, – не стал отнекиваться тот.

– Что это значит?

– Одно и то же событие можно истолковать по-разному, – спокойно ответил Карлос. – Мне будет разрешено изложить свое видение истории?

– Пусть врёт, – хихикнул Кролик. Правда, несколько нервно хихикнул, что не ускользнуло от внимания Агронома.

– Ты правда апостол? – спросил Андрюха у Флегетона.

– Да, – гордо ответил тот.

– Кто за тебя скажет?

– Дотовцы.

– Служишь в Спецназе?

– Работаю по контракту.

– Почему ты один?

– Нас разгромили по дороге на Субу.

– Кто?

– Цирк.

«Снова Цирк…»

Андрюха ничего не сказал, но быстро посмотрел на Жмыха, а тот кивнул, подтверждая, что тоже вспомнил рассказ Дорохова о подозрительном бронекараване циркачей.

Уж не одна ли труппа куролесит и здесь, и в Субе?

– Я прикрывал отход, свалился в расселину, и ребята решили, что я погиб. Но я очнулся, добрался до его каравана… – Небрежный взмах руки в сторону насупившегося Цунюка. – Всё ему рассказал, он пообещал помочь, но когда я привёл его людей к ЗСК, они попытались меня убить.

– Враньё!

– Твоё слово против моего.

– Агроном? – Кролик удивлённо уставился на заовражца, всем своим видом показывая, что нельзя не верить ему – честному торговцу.

– Никто из вас не представил доказательств, – неохотно протянул Андрюха.

– Пусть покажет, где бросил парней.

– Я их похоронил.

– Видишь! Он их убил!

– Баши, это Зандр. Его история о самообороне имеет такое же право на жизнь, как твоя – о бандитском нападении. – Андрюха старался говорить предельно убедительно. – Мы можем связаться с дотовцами, и если они подтвердят личность Карлоса, то получится совсем нехорошо.

Флегетон едва заметно улыбнулся.

– Не ожидал от тебя, – зло бросил Кролик.

– Мы оба знаем, что если в Зандре и можно кому верить, то только апостолам. И я…

– Он не апостол, – неожиданно произнёс Жмых.

– Что?

– Что?!

– Что?!!

Три удивлённых вопроса из четырёх возможных. Обвинённый Карлос промолчал, лишь коротко вздохнул да прошептал что-то насчет «старых грехов, которые рано или поздно…».

Впрочем, что именно он прошептал, никто не услышал.

– Задери подбородок и поверни голову направо, – велел Жмых.

Флегетон грустно улыбнулся, но приказ исполнил, и все увидели на его шее тройку старых, идущих рядом шрамов.

– Тебя зовут Три Пореза, – холодно произнес Жмых. – Ведь так?

– Так, – кивнул Карлос, глядя ему в глаза. – Все так.

Что значит: быть человеком? Нужно ли это – быть человеком? Какая выгода таится в том, чтобы быть человеком? Или в том, чтобы им не быть? Имеют ли глубокий смысл два стоящих рядом слова: быть человеком, или же это просто самоидентификатор особей одного отряда млекопитающих? Их способ приёма в стаю…

Иногда, когда бешеный ритм слегка спадал и можно было посидеть в темноте… Евне любил сидеть в темноте, в полной темноте и – самое главное! – в полной же тишине. Это важно…

Так вот. Иногда, когда ему удавалось разослать помощников по неотложным делам, раздать приказы и сделать так, чтобы труппа не требовала ежесекундного пригляда… В общем, в те редкие минуты, когда ему удавалось по-настоящему отдохнуть, Евне Мун выключал свет, садился в кресло и раскуривал трубку.

И ему делалось хорошо.

Именно в такие минуты он любил поразмышлять над чем-нибудь сложным, выходящим за рамки повседневности, интригующим. Например, о том, что значит быть человеком.

Человек ли он?

Адель Тачи сознательно противопоставляла Уродов обычным людям, не уставала подчеркивать, что они лучше, что усложнённая генетика обеспечивает циркачам превосходство над заурядными, но… Но не могла вытравить из старших офицеров – из самых умных Уродов, – понимание того, что их появление не было естественным. Они кивали на совещаниях, с горящими глазами накачивали пропагандой подчинённых, но в глубине души тосковали от того, что являются всего лишь переделками, результатом биологических забав яйцеголовых хирургов.