Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени - Джеймс Бёрк

Такое положение дел сразу сказалось на составе грузового флота. Товары из США в больших количествах стали пересекать Атлантику, что требовало сухогрузов большей вместимости. Хотя коммерсанты долгое время предпочитали более экономичные парусные суда, преимущества пароходного сообщения вскоре стало невозможно игнорировать. Самым серьезным недостатком пароходов было колоссальное потребление угля. В 1855 году Джон Элдер и Чарльз Рэндольф предложили более экономичное решение паровой машины с двумя цилиндрами. В их конструкции пар из котлов сначала подавался в цилиндр высокого давления, толкал поршень, после чего переходил в цилиндр низкого давления. Таким образом пар использовался дважды. Двухцилиндровые двигатели появились на трансатлантических судах в 1871 году. Уже в 1882 году стали строить и трехцилиндровые машины. По завершении испытательного плавания из Англии в Австралию пароход «Абердин» пришел в порт с неизрасходованным запасом угля.

В 1884 году произошел еще один прорыв. Инженер Чарльз Парсонс изобрел двигатель, в котором пар вращал лопасти турбины и вал, напрямую сообщавшиеся с гребным винтом корабля. В такой конструкции поршни и цилиндры не нужны были вовсе. В 1897 году на ежегодном смотре флота в Спитхеде первое экспериментальное судно «Турбиния» с новым двигателем на скорости 34,5 узла оставило позади военные корабли и с легкостью оторвалось от торпедных катеров, вышедших ему на перехват. Турбина Парсонса работала даже слишком хорошо, ее скорость приходилось понижать при помощи системы передач. Дело в том, что при слишком быстром вращении гребного винта в воде вокруг него образовывались кавитационные каверны, проще говоря, пустоты, и винту было не от чего отталкиваться. Турбины давали существенную экономию топлива, и в 1910 году такие машины были впервые установлены на рейсовый грузовой корабль — британский «Кейрнкросс».

От увеличивающихся в размерах и тоннаже грузовых пароходов не отставали и пассажирские лайнеры. В середине XIX века огромное количество эмигрантов, направлявшихся из Европы в США (семь миллионов человек к 1875 году), превратило трансатлантический маршрут в самый прибыльный. В 70-х годах XIX века увеличился и поток в обратном направлении — маршрут заполняли американские туристы и бизнесмены. Новые более мощные двигатели позволили существенно увеличить размеры лайнеров, а благодаря развитию других технологий путешествия становились все более комфортными. В 1876 году французский пароход «Америка» был оснащен электрическими навигационными огнями. В 1833-м на судне «Нормандия» появилась канализация. Каюты лайнера «Оушеаник» были оборудованы уборными с мраморными унитазами и напоминали, скорее, номера дорогого отеля. Верхом технического совершенства и комфорта считался пароход «Селтик», работавший на линии «Вайт стар», — первое судно весом более двадцати тысяч тонн. Пассажирские суда становились все быстрее и больше. Спущенный на воду в 1912 году «Император» компании «Америка Гамбург лайн» весил 51 969 тонн, а в 1929 году «Бремен» побил все рекорды, пройдя Атлантику со средней скоростью 27,92 узла.

В 1927 году со стапелей сошел «Левиафан», крупнейший пассажирский лайнер в истории, весом пятьдесят пять тысяч тонн. Для тех, кто не мог оставить дела ни на минуту, на его борту был даже радиотелефон299 — 15, 236. После отплытия из Англии пассажир мог сделать трехминутный звонок в Нью-Йорк всего за семьдесят пять долларов. Единственной проблемой такого телефона, правда, было то, что говорящий часто не слышал собеседника. По непонятной причине на коротких радиоволнах появлялись сильные помехи. Исследованием этого вопроса в 1931 году занялся инженер компании Белла Карл Янский. При помощи поворотной антенны, которая была смонтирована на четырех колесах от «Форда Т» и автоматически поворачивалась каждые двадцать минут, он выяснил, что загадочный источник помех в течение дня плавно перемещается по небу с востока на запад. Самым же странным было то, что с каждым днем движение этого источника из-за горизонта начиналось на четыре минуты раньше, а через год опережение составило уже полные сутки. Янский предположил, что помехи связаны с движением грозовых фронтов, однако, как позже выяснилось, он ошибался.

Друг Янского и партнер по бриджу, астроном Мелвин Скеллетт подсказал ему, что такой сдвиг по времени, возможно, связан с восходом звезд — поскольку Земля вращается вокруг Солнца, звезды выходят из-за горизонта как раз на четыре минуты раньше каждый день, а в течение года «набегают» целые сутки. В 1932 году Янский уже знал, что помехи имеют внеземное происхождение и вызваны небесными телами за пределами Солнечной системы. Когда на следующий год он объявил, что источником помех является Млечный Путь, он стал мировой знаменитостью. Следующий шаг в этом исследовании сделали коллеги Янского по компании Белла, Арно Пензиас и Роберт Уилсон, которые выяснили, что помехи исходят не только от Млечного Пути, а от всех звезд небосвода.

Именно в этом открытии и сходятся два маршрута этой главы: от японской чайной церемонии и флорентийских архитекторов эпохи Ренессанса. И те и другие пытались понять, как устроен мир.

Согласно второму закону термодинамики Томсона (лорда Кельвина) без дополнительной энергии все горячее непременно становится холодным. По разработанной им шкале полное остывание наступает при температуре «абсолютного нуля», что соответствует минус 273 градусам Цельсия. Во времена Пензиса и Уилсона было уже известно, что горячие объекты испускают излучение, которое может вызывать помехи для радиосигналов. Таким образом, исследование помех, исходящих от звездного неба, позволило определить температуру в космосе — она составила примерно 3,5 Кельвина. Если Вселенная действительно родилась в результате большого взрыва более десяти миллиардов лет назад и с тех пор медленно остывает, то в соответствии со вторым законом термодинамики температура в космосе и должна составлять 3,5 Кельвина.

Различные взгляды на причину возникновения нашего мира издревле были темой для дискуссий и распрей. Однако мало что может сравниться с последствиями одного такого спора в эпоху позднего Рима…

20

Одно слово

Жизнь в VI веке во многом напоминала период после окончания холодной войны в веке двадцатом. Удобное равновесие было нарушено. Кое-где еще оставались островки имперской цивилизации, но в целом континент был разделен между варварами, которые в той или иной степени впитали культуру завоеванных ими римлян. В Испании романо-испанское большинство находилось под властью вестготов, изгнанных с территории современной Румынии на запад почти два века назад.

Вестготы были самыми латинизированными варварами. В конце VI века их королевство представляло собой самое большое и могущественное государство из всех осколков бывшей Римской империи. Для папы вестготы служили потенциальной опорой и поддержкой в смутное время, особенно учитывая, что бывшая Римская империя распалась не только как государство. Опасные настроения византийских греков создавали угрозу раскола самой христианской веры. Разногласия возникли из-за одного единственного слова, которое стало причиной, пожалуй, величайшего идеологического противостояния в истории. Слово было filioque, что с латыни переводится как «и от Сына». Важность этого загадочного термина объяснялась тем, что его упоминание в Символе веры означало признание духовного авторитета Рима.

С I века нашей эры основным постулатом христианской религии было то, что церкви покровительствует Святой Дух. Через обряд крещения Святой Дух нисходит на человека и подготавливает его к будущему воскрешению и спасению. Проблема возникла после того, как Блаженный Августин в одном из своих трактатов указал, что, поскольку Бог Сын рожден от Бога Отца, Святой Дух исходит также и от Сына. Таким образом в латинском варианте Символа веры и появилась формулировка «и от Сына». К сожалению, византийские христиане имели свой взгляд на этот предмет. Они считали, что Святой Дух исходит только от Отца, и новую формулировку в свой Символ веры не включили.

В 589 году по этому поводу в Толедо был созван церковный собор. По инициативе вестготского короля Реккареда собор вынес решение предать анафеме любого, кто не произносит «и от Сына» в Символе веры. Все книги, где была изложена противоположная точка зрения, следовало предать огню. Такая поддержка от самого могущественного светского властителя континента несказанно обрадовала Рим. Новый Символ веры распространился по всей Европе и к 1013 году использовался в богослужениях практически повсеместно.

Однако решение, принятое какими-то непонятными личностями в затрапезном городишке на задворках Европы, нимало не интересовало утонченных византийцев. Византия была средоточием мудрости и культуры того времени. Она обладала технологиями, название которых на Западе не могли даже произнести, не то что понять. Дипломатические посланники империи добрались до самой Индии. Византийское государство располагало профессиональной бюрократией, отлаженным законодательством и финансовой системой, собственной золотой монетой, флотом, а главное — грамотными и образованными гражданами. Мнение папы об их Символе веры было им глубоко безразлично. Filioque, по их мнению, было чисто «латинским» нововведением, что являлось достаточным основанием, чтобы полностью его игнорировать.