Смятение сердца - Эми Фетцер

— Уходите, мистер Мак-Кракен, — сказала она с неожиданным спокойствием и твердостью.

— Это ведь моя комната, Сэйбл, — возразил тот, порадованный таким присутствием духа. — Даю тебе десять минут. Если не уложишься в этот срок, пеняй на себя, потому что мне тоже не мешает вымыться.

— Но вы ведь не войдете, если я все еще буду в воде? — спросила Сэйбл, пытаясь воззвать к тому, что осталось в нем от джентльмена.

Хантер даже не оглянулся, захлопнув за собой дверь. Резко щелкнул замок.

Сэйбл почувствовала большое облегчение: помимо прочего, она опасалась, что он заметит границу между крашеной и некрашеной кожей. Не теряя ни секунды, она распустила волосы и освободилась от холодных объятий мокрой юбки. На полу комнаты, как до этого и в коридоре, уже скопилось несколько лужиц грязной воды, натекавших везде, где она находилась хоть пару минут.

Она была не только мокрой, но и грязной — и насколько грязной! Отмокать от подобной грязи нужно было не десять минут, а минимум полчаса. Однако пришлось потерять еще некоторое время на то, чтобы распутать шнуровку корсета, так как окоченевшие пальцы совершенно не слушались. Все это время Сэйбл косилась на дверь. Кто знал, как скоро могли истечь для Хантера обещанные десять минут? Оставшись наконец голой, она схватила заранее приготовленный кусок мыла и ступила через высокий закругленный борт лохани.

Это было потрясающе! Ноги тотчас охватило жаром, который распространился вверх, заставив ее застонать от удовольствия. Минуло много дней с тех пор, как горячая ванна была вещью обыденной. Теперь она превратилась в почти недоступную роскошь. Присев на край лохани, Сэйбл наклонила голову пониже и вскоре уже яростно ее намыливала. В воду, казалось, потекли чернила. С не меньшим энтузиазмом она повторила этот процесс.

За этим и застал ее Хантер. Бесшумно открыв дверь, он внес сразу два полных кувшина горячей воды. Сэйбл сидела спиной к нему на закругленном бортике лохани, с большой шапкой мыльной пены на голове, и с силой втирала ее в волосы. Несколько выскользнувших прядей распласталось по спине, кончиками касаясь тонкой талии. В сравнении с крашеной кожей ее рук и лица белизна тела казалась жемчужной, светящейся, и портили ее только не до конца исчезнувшие синяки. Они были и на пояснице, и повыше локтя (где имели форму пятерни), и на боках. Там, где округлые ягодицы опирались на бортик, вырисовывались следы длительной езды на лошади: припухлости, уже начинавшие менять цвет, готовились пополнить роскошную коллекцию синяков на теле Сэйбл.

Хантер примерно представлял, как болезненно это должно ощущаться, и отдал должное терпению своей подопечной, которая так ни разу и не пожаловалась. Невольно на ум ему снова пришла мысль: Сэйбл готова вынести все что угодно, чтобы оказаться рядом с неизвестным ему индейцем. Но в это никак не вписывался ее пылкий отклик на его объятия. Возможно, дело было не в самом индейском воине, а в ребенке, которым тот ее наградил. Возможно, любовь к ребенку питала необыкновенную выносливость Сэйбл.

— Ты уже пахнешь значительно лучше, чем все последнее время, — сказал он, намеренной грубостью маскируя неуместные свои мысли.

Она рухнула в воду, подняв фонтан брызг, словно кто-то попросту спихнул ее в лохань. Там она попыталась скрыться по самый подбородок, а когда это не удалось, склонила голову и завесила волосами торчащие колени.

— Что же это такое, мистер Мак-Кракен! Кто-то же вас воспитывал, хоть самую малость?

— Тебе нужно будет смывать с головы мыло. — Хантер поднял один из принесенных кувшинов, подступая с ним к лохани.

Возразить на это было нечего. Сама не веря в то, что не бьется в истерике, Сэйбл указала на пол поблизости. На долю секунды показав вытянутый палец, она тотчас снова спрятала его под воду, словно и он в этой ситуации мог скомпрометировать ее.

— Поставьте кувшин там.

— Будет исполнено, мадам, — насмешливо расшаркался Хантер. — Как ваше сиятельство пожелает, надушить воду или нет?

— Простите, — смутилась она, сообразив, что в своей щепетильности задела чужое достоинство.

Поставив кувшин, Хантер сгреб в кучу ее разбросанную по полу одежду. Оказавшийся сверху простецкий корсет он приподнял двумя пальцами, повертел и брезгливо уронил в кучу грязных обносков. Потом он выглянул в коридор и что-то крикнул, снова перепугав Сэйбл.

— Что вы собираетесь делать? Кто там?

Пропустив вопрос мимо ушей, Хантер указал вошедшей горничной на одежду, подтолкнув тряпки к выходу носком сапога.

— Сожгите все это.

— Мистер Мак-Кракен! — воскликнула Сэйбл, когда к ней вернулся дар речи. — И что же, по-вашему, я на себя надену?

— Ты могла бы не надевать ничего, так как до утра идти тебе некуда, — буркнул тот, роясь в одном из мешков. — Но я — человек щедрый. И, заметь, соблюдаю приличия.

Выудив из мешка одну из своих рубашек, он» бросил ее на кровать и встал у камина, наслаждаясь теплом.

— Вы, что же, намерены оставаться в комнате? Неужели я не имею права даже на несколько минут уединения? И это — соблюдение приличий?

— Ах да, приличия… — Хантер усмехнулся (дьявольской улыбкой, благодаря алеющему шраму и солидной щетине). — Могу я хоть спину тебе потереть?

— Ни в коем случае!

Сэйбл так сдавила в кулаке мыло, что оно выскользнуло и, описав дугу, приземлилось у ног Хантера. Тот оглядел овальный кусочек, весь в лопающихся пузырях, чувствуя сильнейшее искушение подождать, пока Сэйбл сама подберет мыло. Однако шанс был невелик, к тому же застенчивая кошечка имела коготки, и не стоило нарываться на очередной скандал. Подняв мыло, Хантер бросил его в лохань, где кусок скрылся в воде с громким плеском. С сердитым выражением лица Сэйбл начала шарить руками по дну.

Пока она вылавливала мыло, Хантер наслаждался зрелищем сполна. Она выглядела просто очаровательно! Крашенные йодом плечи виднелись над водой, на них гроздьями пузырей соскальзывала с волос белая пена. От беспорядочных движений мыльная шапка на поверхности то и дело расходилась, открывая неясные очертания грудей. Хантер размечтался о том, что раздевается и погружается в ту же лохань, давая под водой волю рукам. По опыту он мог предсказать, что Сэйбл не стала бы долго сопротивляться. Они поднялись бы из воды, оба голые, мокрые и скользкие от мыла, и прижались друг к другу, и…

Сильнейшее стеснение в паху вернуло его к действительности. Брюки натянулись впереди, став слишком тесными. Да и как иначе мог он реагировать на то, что его отделяют от Сэйбл лишь несколько галлонов воды? Он так хотел ее, что чувствовал это не только в низу живота, но и во всем теле, как чувствуют изнурительную жажду. То, что она могла ему дать, было неизмеримо больше простого физического удовлетворения. В ней были чистота, достоинство и внутренняя сила — все то, что он утратил и что всей душой желал обрести вновь. Возможно, он мог возродиться… в объятиях Сэйбл.