Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева

плита и четыре столика: два между раковиной и плитой, один у окна, и полка-стол у стены возле двери.

Возле окна обедали три человека.

— Здравствуйте! — громко сказала Елена Степановна. — Вот ваша новая соседка. Зовут Ольга Николаевна. Где ее конфорка?

Все трое молча уставились на вошедших.

— Да вот та, что возле раковины сзади. Уж так у нас заведено. У нас две передних, у бабы Маши — одна сзади, а у дяди Пети и новенькой — получается вот та.

— А что ж так-то получается? — ласково спросила Елена Степановна. — Не по-людски. У вас две, у них одна на двоих?

— Так нас четверо. Баба Маша весь день у плиты крутится. А стол — вот та полочка. И завтра ее очередь убирать. Мне одной надоело.

— А что одной-то? Баба Маша старенькая? — по-прежнему ласково спрашивала Елена Степановна.

— Да уж не молоденькая. А дядя Петр — мужик, что с него взять. Он моему — магарыч, я за него уберу.

— Тогда вы завтра генеральную уборку сделайте, пожалуйста. А уж потом Ольга Николаевна будет в очередь убирать.

Уже в комнате Елена Степановна дала волю чувствам.

— Это они тебя на испуг брали. Не бойся. Я разберусь. Стирать тебе будет трудно. Рядом, правда, прачечная есть. Покажи, что ты из одежды привезла.

Оля открыла шкаф.

— Никуда не годится. Впереди зима. И советские люди так не ходят. Давай договоримся, я завтра Леночку провожу, и мы с тобой пойдем по магазинам.

Они долго говорили о Лене, о том, что ребенку пришлось пережить.

— Спасибо, что не бросили ее. Я только об этом и молилась.

— И в мыслях не было. Что ты!

Елена Степановна задумалась.

— Трудно было ей объяснить, что она русская, что мы разведчики… она нам верит, конечно. Но, видишь, у тебя на всякий случай уточнила.

Оля подумала, что Лена, вероятно, боится, что это они здесь разведчики, здесь и сейчас.

— Несколько месяцев учили русский. Сказки читали. В пионеры Лену в нашем Управлении принимали. Купили галстук, и генерал лично повязал. В школе пока ни с кем не дружит. И с немецким просто катастрофа. Не смейся. Михаил Аркадьевич уже два раза к директору ходил.

— Елена Степановна, объясните Леночке, что я не заберу ее от вас.

— Не заберешь. Она это понимает. Но мы с мужем счастливы, что ты вернулась. Мы ведь уже немолоды. А Леночка совсем ребенок. Все встанет на свои места. Нужно время.

Целую неделю женщины ходили по магазинам, пытаясь составить Оле гардероб, да и научить ее элементарным вещам.

— Мама Оля теперь похожа на моих учительниц, — сообщила Лена, разглядывая новые вещи.

И было непонятно, нравится ей это или нет.

— Теперь можно смело выходить к людям, — радовалась Елена Степановна.

Однажды вечером за ужином в доме Караблиных Михаил Аркадьевич сообщил новость:

— В сорок первом, Оля, тебя призвали в армию. Ты у нас офицер. Командование сочло необходимым отправить тебя в вуз. Сошлись на институте военных переводчиков.

— Это ты им предложил? — спросила Елена Степановна, видя, как удивилась Оля.

— Да. Ты права. Понимаете, сегодня мало просто знать языки, иметь опыт работы. Нужен диплом о высшем образовании. Иначе никакого будущего у тебя, Оля, не будет. В смысле работы. Так что завтра поедем сдавать экзамены. Сдашь немецкий. Примут на последний курс. Твоя задача — выучить научный коммунизм и уставы.

— А…

— Примут нас завтра неохотно. Но таких, как ты, я имею в виду по возрасту, у них сейчас немало. Партия дала отмашку — всех выучить. Вот мы и пойдем претворять в жизнь решения КПСС. Кстати, в партию тоже надо вступить.

Оля так разволновалась, что не спала всю ночь.

В институте ей устроили настоящую проверку.

— Товарищ Николаева, поймите нас правильно. Ваши заслуги — еще не повод…

— Тогда начинайте экзамен, — прервал начальника Михаил Аркадьевич. — А там видно будет.

Оле предложили прочитать текст, пересказать его своими словами, написать краткое содержание.

— Что скажете? — обратился начальник к немолодой женщине, которая принимала экзамен.

— Ничего, — спокойно ответила та. — В конце года выпишем диплом. Пусть сдаст ваши уставы и философию. Ольга Николаевна — носительница языка. Я бы хотела, чтобы она пару раз зашла к нам на занятия. Пусть офицеры поймут, к чему надо стремиться.

Оля честно посещала все занятия по языку, где ее старательно избегали спрашивать, пока молодой человек за соседней партой не возмутился.

— Что ж, — грустно согласилась преподавательница. — Задайте товарищу Ольге какой-нибудь вопрос.

Парень спросил об особенностях Восточной Германии. Оля подробно описала природу, дворцы, чистоту на улицах, нравы простых немцев. В классе стояла тишина.

— У кого-нибудь есть вопросы? — улыбаясь, спросила «немка». — А кто может пересказать услышанное?

Оле посоветовали уделять больше времени политическим дисциплинам.

Через несколько месяцев Оля оценила правоту решения Караблина. Она стала лучше говорить на родном языке, начала осваивать «местные» обычаи и главное — она перестала бояться общения с соотечественниками. Кроме того, подготовка к экзаменам по истории партии, философии и научному коммунизму открыли ей глаза на многое происходящее в стране.

«Мир вокруг меня изменился, — думала она, читая тексты очередных пленумов. — Жизнь нигде не стояла на месте».

Дочке нравилась мама-ученица. Они вдвоем ходили иногда гулять. И однажды девочка поделилась сокровенным.

— Знаешь, у мамы Лены и папы пропал ребенок. Когда мы вернулись, папа уже знал, и мама очень плакала. Я слышала, как она кричала ночью: «Они же обещали!» Так что я у них одна. Ты не обижайся, но я останусь с ними.

— Я и не обижаюсь, Леночка. Я все понимаю. Я вот и не знала, что у них был ребенок.

— Это секрет. Не проговорись, пожалуйста, — строго попросила Лена.

— Девочка моя, мы перед Михаилом Аркадьевичем и Еленой Степановной в таком долгу, что у меня и в мыслях нет забрать тебя. Просто теперь они смогут поехать в отпуск, например. Или в гости сходить, в театр. Понимаешь?

Оля говорила эти слова и чувствовала, что не могло быть иначе.

«Одиннадцать лет разлуки, это не пять дней, не месяц. Это большая жизнь. Когда-нибудь Лена потянется ко мне. Но не сейчас».

И сердце ее при этом не сжималось от боли, потому что ее Ленхен была рядом. В памяти матери она так и осталась крошкой. А в воспоминаниях дочери жил только Лис.

В марте пятьдесят восьмого Ольгу вызвали в Управление. Знакомый генерал принял ее у себя в кабинете, разогнав всех из приемной.

— Вас хвалят в институте. Начальник позовет вас к себе на службу. Имейте в виду — это невозможно. Вы служите у