На то и волки – 2 - Александр Бушков

— Ну ничего себе! — абориген прошелся вдоль штабеля, косясь на него с почтительным недоумением. — Это что ж такое будет, хлопцы? На удобрение похоже…

— Кино снимаем, — сказал командир, прекрасно помня, в каком кармане у него пистолет. Нет, даже сейчас нужно работать без шума. Особенно теперь…

Кинуть его на штабель, когда полыхнет, — одни косточки останутся…

Он легким мановением подбородка подал Буздыгану сигнал, тот понятливо кивнул и выдвинулся вперед, притворяясь, будто всего-навсего хозяйственно осматривает груду.

— Кино? — удивился мужичонка. — А камера где? Ох и смердит оно у вас, дядьки…

Все хмуро смотрели на этого живого мертвеца, которому, к его невезению, жить оставались какие-то секунды. И потому им, просчитавшим в голове все наперед, понадобилось не менее десяти секунд, чтобы осознать: длинная череда взлетевших меж ними и штабелем фонтанчиков пыли — автоматная очередь.

Которой отчего-то не было слышно…

В течение неуловимого мига ситуация повернулась на сто восемьдесят. Они застыли, понимая, но не в силах окончательно поверить, а из леса вышел человек, держа наизготовку автомат с очень толстым дулом. Осклабился, в рыжей кучерявой бороде блеснули великолепные зубы:

— Капитан Довнар, Советский Союз. Кина не будет, обормоты!

Рванувшегося к лесу Буздыгана сшибла с ног, прижала к земле овчарка.

Командир рывком бросил руку в карман — но неоструганная палочка, взлетев, угодила ему по глазам, и он, взвыв от боли, разжал пальцы, успевшие было стиснуть рубчатую рукоять. Еще два голоса прикрикнули за спиной:

— Р-руки!

И подкрепили приказ лязгом затворов.

Сопротивления они больше не встретили.

Курить хотелось адски, как оно всегда и бывает. Время ползло, словно трехногая, да еще вдобавок обкурившаяся черепаха. Лемке достал из набедренного кармана сигарету, плавным движением поднес ее ко рту, откусил половинку, сунул под язык и принялся медленно жевать.

Он залег грамотно так, чтобы полностью держать в поле зрения доставшийся ему сектор, чтобы ни одна веточка не перекрывала обзор. Никого из своих он не видел вот уже полчаса, а это в первую очередь означало, что ребята отлично выполнили приказ, растаяли среди леса, замерли, словно их здесь и не было вовсе. В таких-то комбезах от лучших заокеанских фирм в лесной прохладе легко стать невидимкой, а поди-ка на сером склоне, где твоя хэбэшка издали бросается в глаза, где ни за что не прикинуться кустиком, потому что кустики в последний раз тут росли не ранее каменноугольного периода…

Стоп! Почувствовав, что непозволительно поплыл мыслью, Лемке постарался вытряхнуть из головы все побочное. Плавным движением подставил сложенную чашечкой ладонь, выпустил на нее струю перемешанной с табаком слюны, растер смесь по траве. Помогло, кажется, успокоил жаждущий никотина организм, словно дите пустышкой обманул…

Где-то на периферии сознания по-прежнему сидел легонько зудящий страх: а что, если Черский ошибся и они пройдут в другой стороне?

Это была блажь чистейшей воды. Черский не ошибается, снова и снова напоминал себе Лемке, — он же Капитан, он же Крокодил, он же Наша Рэмба.

Черский не умеет ошибаться. Он, как все живые люди, может лопухнуться, недоглядеть, недооценить, но вот ошибаться не умеет. Сам Лемке тоже повел бы диверсантов к месту именно этой ложбинкой. Задумано неплохо: когда всего в полукилометре отсюда рванут шумовые заряды и на полнеба медленно вспучится неотличимый от ядерного гриб, расчет ракетных установок и их охрана пусть ненадолго, но потеряют себя. Особенно если там есть вербанутый, в чью задачу входит диким голосом орать насчет атомного взрыва, а такой там должен быть, Лемке непременно ввел бы туда своего человечка на их месте, поручил бы ему осторожненько, за пару дней пустить нужный слушок, пошептать насчет ядерных зарядов, будто бы дислоцированных по соседству, только что привезенных.

Военные любят страшные слухи не менее всего остального человечества. Никто ничего и не заподозрит, конечно, даже если дойдет до офицеров…

А потом навалятся диверсанты. Черт их знает, из каких они, где готовлены и на каком наречии брешут.

Главное, они должны быть суперами. Ставки очень уж велики — электронные блоки из пультов управления. Это не просто С-300, сами по себе во многом превосходящие любые забугорные аналоги — это изделие под шифром Ум-5. У янкесов нет ничего даже отдаленно похожего, хотя иные шизы, характеризуя наше многострадальное отечество, и талдычат что-то про Верхнюю Вольту с ракетами. Нет, хоть ты тресни. А хочется позарез… Так что это и есть главная цель, ради которой случилось столько смертей, ради которой плелись все эти непонятки. Блоки, которые можно уместить в среднем чемоданишке.

Или…

Он мгновенно подобрался. Метрах в ста чирикнула птица — вроде бы самая обычная птаха… Набрав побольше слюны, смачно плюнул в глушитель: чтобы самый первый выстрел получился вовсе уж бесшумным. «Не мушкетерствуйте, — наставлял Черский. — Рискованно. Будьте негуманными с самого начала, мы, в конце концов, никого не заставляли играть в эти игры…» Золотые слова, сеньоры, сам Лемке считал точно так же…

Он непроизвольно расслабился на миг, увидев, как среди сосен перемещается бесшумная цепочка зеленых силуэтов. Молодец Черский, чтоб ему на том свету не провалиться на мосту. Рассчитал все точно. Комбезы явно из того же ателье, а вот стволы другие, но это, ребята, детали…

Молниеносная стычка битых волков лишена всякой красивости. Любой. Лемке просунул автоматный глушитель меж двух веточек так, что не шелохнулся ни один листик, даже пузатый паучок, висевший перед глазами, ничуть не обеспокоился. Небывало остро ощутив неведомый непосвященным миг рубежа — меж тишиной и боем, меж смертью и жизнью, — плавно потянул спусковой крючок второй фалангой указательного пальца.

Легонький толчок в плечо. Потом толчки слились в серию. И настал суд божий, парни, суд божий… Из засады обрушился на застигнутую врасплох семерку ливень бесшумного огня. И падали они, как и жили, ничуть не зрелищно — нелепое дерганье пробитых пулями тел, корчи, рывки по инерции, тут же обрывавшиеся на полудвижении…

Тухло воняла пороховая гарь, от которой никуда не деться. Услышав свист, Лемке выпрямился, обогнул дерево и в полный рост зашагал на поляну, держа автомат в опущенной руке, оскалив рот в улыбке облегчения. Кровь бурлила, как только что откупоренное шампанское, он мало что видел вокруг, себя не помнил от ликующего азарта, чертовски приятно было выигрывать. Из-за сосны показался Володя, значит, «второго эшелона» нет, была только эта группа, одна…

— Й-ю-ху-ху! весело рявкнул он, взмахнув автоматом над головой. — Господа мушкетеры…

— Капитан!!!

Он успел еще развернуться, успел заметить конвульсивный рывок гада, только что вроде бы лежавшего бездыханным, успел увидеть бледно-желтую вспышку, озарившую черный глушак, — а больше ничего не успел. Даже не услышал выстрела. Скорость пули превосходит скорость звука, и, если тебя убивает наповал, звука твоего выстрела ты уже никогда не услышишь…

Лемке уже не видел, как очухавшегося, непроверенного подранка решетили в четыре ствола. Капитана Лемке больше не было, он летел куда-то в ослепительный мрак, мрак, мрак…

Удивительно, но курить не хотелось. Больше всего хотелось пить — с пяти утра Данил не отпил ни глотка, да и в течение ночи не увлекался водичкой, чтобы не задавать мочевому пузырю излишнего беспокойства. С пяти утра он сидел в этой тесной клетушке, откуда, естественно, не мог убрать пыль и мусор. Хорошо еще, хватало места, чтобы разминать ноги, вставать и даже делать шаг — один-единственный, налево-направо… Глаза давно привыкли к сумраку, и он не боялся за что-нибудь зацепиться, нашуметь.

Лемке, конечно, крутил носом, но Данилу удалось все же настоять на своем и пойти в «РутА» одному. Это было не так уж трудно — с помощью Волчка около полуночи аккуратненько убрать печать с двери и, отперев ее, проскользнуть внутрь. Потом Волчок аккуратно придал печати прежний вид и убрался.

Ни капли гусарства и прочего пижонства, один холодный расчет: двоих могли засечь, потому что места в чуланчике хватало аккурат для одного, второму пришлось бы прятаться где-то в кабинетах, а это чересчур рискованно.

Кабинеты они осмотрят не в пример тщательнее, а вот тесная клетушка удостоится лишь беглого взгляда с порога — очень уж много там хлама, сваленного как попало после недавнего обыска… И одному можно превосходно укрыться за прислоненной к стеночке деревоплитой, там есть нечто вроде ниши, куда как раз втиснется одиночка, а снаружи покажется, что плита стоит вплотную к стене…